Свержение ига
Шрифт:
Вместе с ордой, в числе других пленников, шагали и Матвей с Семёном. Мухтасиб приказал запрячь их в одну из лёгких повозок, приготовленную для будущей добычи. Тащить повозку было нетрудно, но хлопот она доставляла много и заставила выбросить всякую мысль о побеге. Матвей и Семён, задыхаясь в непроглядной пыли, понуро шагали вслед за убойными отарами. Оторванные от других русских, они давно уже потеряли точный счёт дням и судили о времени по догадкам и приметам. Увидели первые жёлтые листки, значит, настали Петровки: «Пришёл Петрок — сорвал листок»; начались утрами обильные росы — пришла середина июля: «На Прокла поле от рос промокло»; угомонились птицы — август подступает.
Со
— Ты ницего не приметил?
Матвей нашёл в себе силы пошутить:
— Нам кверху нельзя глядеть. Сам, поди, знаешь, что котора скотина закидывается, та с повозки вынимается и на убой идёт.
Но Семён шутку не поддержал.
— Ранее-то, как шли поутру, солнце в праву сцеку глядело, — сказал он, — а таперя затылицу пецет. Можа, надумали ордынцы от земли нашенской отворотиться, коли с севера на закат пошли?
— Навряд ли, — посерьёзнел Матвей, — сила у татар великая собрана и без употребления она не останется. Но поганые что-то надумали — это ты верно рассудил. Может, с литовской земли на нас пойти восхотели, может, ещё откуда — гадать по-всякому можно, особливо ежели в упряжке идёшь. Дай-то Господь светлого разумения нашим воеводам, чтоб превозмогли они лукавство неверных...
Матвей в своём предположении оказался недалёк от истины. Достигнув Ряжска, Ахмат послал к Коломне только один тумен, а главные силы повернул на запад для соединения с войском короля Казимира. Он лишь теперь объявил о месте соединения, повергнув в изумление всех военачальников неожиданностью своего решения. Этим местом оказался городок Алексин, имя которого запало в память Ахмату в связи с известием о царевиче Латифе. Ещё более неожиданным оказалось это решение для русских воевод, которые, обманутые Ахматом, копили главные силы под Коломной, в ста пятидесяти вёрстах к востоку от Алексина.
Орда стремительно покатилась вдоль южных рубежей Московского государства. Впереди её загорались цепочки тревожных огней сторожевых застав. Они перекидывались вглубь, заставляли звучать набаты порубежных городов и бежали дальше.
Над московской землёю занимался широкий пожар...
Глава 8
АЛЕКСИН
Недаром вы приснились мне
В бою с обритыми главами,
С окровавленными мечами,
Во рвах, на башнях, на стене.
Звёздной августовской ночью ворвался в Алексин из заполья быстрый всадник. Всполошил посадских собак и тяжело загрохотал по крепостным воротам. Стучать пришлось долго — алексинская стража была тяжела на подъём. Заспанный глаз долго рассматривал через смотровое окошко прибывшего, пока стражник не признал в нём служивого дальней сторожевой заставы. С недобрым ворчанием открыл он ворота и молча ткнул пальцем в сторону воеводского подворья.
Беклемишев вышел в исподнем, кряхтя и почёсываясь. Жёсткое и колючее волосье его овражистого лица свалялось, подобно перекати-полю. Прибывший шепнул наугад туда, где могло быть воеводское ухо:
— Ахмат со своей ордой идёт к Алексину.
Беклемишева обдало жаром.
— Врёшь... сын! — выхрипнул он и затопал ногами.
Гонец легко приподнял за верёвки перекинутое через коня тело пленного татарина и бросил
его к ногам воеводы:— Вот моя правда!
Татарин в страхе залопотал:
— Хан идёт добыть Латиф-оглан... город убивать... Орда за речка перелезть... Два день здесь будет...
Беклемишев вбежал в опочивальню, грохнулся на колени перед образом Архангела Михаила и зашептал с захлёбом:
— Избави от беды рабы твоя, угодниче Божий Михайло, да не погибнем, но да избавимся тобою от бед... Укрепи силу и разум рабы твоя, угодниче Божий, да не погибнем, но да избавимся...
— Ну будя, будя! — властно прервала его воеводша, подслушавшая привезённые вести. — Ты умишком-то пораскинь. Ордынскому царю наш городок и на нюх не нужен, кабы не царевич Латиф. Так ты вывези поганца отсель, хучь бы на третью засеку, и царя упреди. Тама и перелазы через Оку удобнее наших, глядишь, и отвернёт от города Ахмат. Иди, собирай татарина в дорогу, а с молитвой угоднику я уж сама исхитрюсь. У него, чаю, к твоему нудью ухи глухи.
Беклемишев радостно вспрыгнул с колен и побежал в свои старые хоромы, где жили теперь многочисленные жёны татарского царевича.
Латиф постоянно обновлял и повсюду возил за собою семью, отдавая ей ночную половину своей жизни. Днём он отсыпался, на это уходила дневная половина, а на всё остальное времени уже не оставалось. Сейчас он возлежал на коврах, окружённый полуголыми красавицами. При виде воеводы они взвизгнули и рассыпались по тёмным углам.
— Ты что это птичек моих пугаешь, — заворчал Латиф, — дня мало?
Сотник Азям, неизменный участник любовных утех и толмач царевича, перевёл его слова.
Беклемишев плюнул и выругался.
— К нам Ахмат с войском идёт, а вы блудодействуете! — закричал он. — За тобой, Латиф, идёт! Собирайся немедля, мои люди проводят тебя в укрытое место, скорее!
Но Латиф и глазом не повёл, только спросил, когда ожидается приход Ахмата.
— Через два дня здеся будет! — затряс головой воевода.
— Если так, то зачем ты пришёл ко мне сейчас? — удивился Латиф и поманил подруг, чтобы продолжить прерванное.
— Ступай, воевода, — напутствовал Азям, — ночь отдана любви, не будем нарушать заповедей пророка. Приходи утром.
Беклемишеву стало душно в липком благовонии опочивальни. Он рванул ворот рубахи и выскочил в сени.
— Ну погоди, кобель вонючий, — гневно прошипел он, — отвертит тебе скоро царь кобелиную штуку, вместях с головой отвертит!
Ярость, охватившая его, требовала какого-то выхода, но что делать, он не знал. В дальнем конце крепости залаяли собаки. «А вдруг это татарские передовики, — мелькнула у него мысль, — они ведь от орды на сотни вёрст отрываются». Он побежал на лай. По пути приостановился у восточных ворот, растолкал прикорнувшего стражника и грозно закричал в его застланные сонной одурью глаза. Залаяли в другом конце. Беклемишев рванулся туда. Вернулся он к себе перед самым рассветом, вымотанный, но успокоенный. А утром разбудили его неожиданной вестью об отъезде татарского отряда. Беклемишев даже кафтана не успел надеть, шубой прикрылся — и к Латифу.
Тому уже подали коня. Увидев воеводу, сморщил он своё помятое лицо и сказал:
— Поеду к твоему князю Ивану, а город тебе оставляю.
— Как же так?! — вскричал Беклемишев. — Тебе город не только в кормление, но и в защиту отдан!
— Не надо кричать, — зевнул Латиф. — Я не могу делать сразу два дела, потому и разделил: себе — корм, тебе — защита.
Беклемишев не нашёлся что ответить на такую наглость, только заскулил:
— Сам, поди, знаешь, какие у меня силы! Чем защищаться стану?