Свет Илай

Эдрин смотрел на молодых людей, стоящих перед ним, уже совсем другим взглядом.

— Кто же это осмелился перечить Велису?

— Бургомистр со своим сынком, — продолжил юноша. — Они писарю заплатили, а тот в своих книгах взял, да и записал Карину женой своего сына Калеба.

— Вот так просто взял, и записал? — удивился Яр.

— Да вы не местные, как я погляжу, — Астор усмехнулся, — наших новых порядков не знаете.

— А ты расскажи, — Яр ждал, что скажет в ответ Астор. Но тот не торопился, и я могла его понять. Мало ли с кем свела судьба? Вот сейчас он расскажет всё этим незнакомым людям, а чем это потом выльется ему и его семье?

Яр не стал ждать, когда Астор решиться на разговор, подошел к нашей повозке, надел подсохшую уже рубашку, камзол и снова вернулся к разговору.

— А вот это тебя успокоит? — он достал из потайного кармана золотой перстень и показал его Астору. Я этот перстень еще ни разу не видела.

— Да. Это меняет дело.

И старик рассказал нам всё, что случилось с ним и его семьёй.

— Когда Велисы по всей округе стали засыпать, бургомистр наш писаря к себе на службу взял. Тот должен был вести записи: кто, где родился, поженился, по торговым делам, да по наследству, в общем, все дела, что раньше Велис вел, прибрал к себе писарь. Вот только, хочешь сделать запись о рождении — плати пять медяков, о свадьбе — тут уже расчёт серебром. А вот, если сделка какая, то и золото потребовать могут. А откуда у простых людей серебро да золото. Я вот — горшечник. Мои горшки по всему Реналону известны. На ярмарке, оно конечно, и заработать можно, но, коли я по ярмаркам разъезжать начну, когда работать? Вот я торгашу партию горшков сдал, а он мне обещал за них после ярмарки расплатиться. Но не заплатил. Да разве раньше бы Велис такое позволил? Я к писарю, а он говорит, заплатил тебе торгаш, вот у меня и бумага его есть, и свидетели имеются. Я в ответ — нет, не платил он.

А торгаш этот взял, да на меня же донос написал, что я его имя очерняю. Меня на суд вызвали. Неделю в приемной у бургомистра сидел, очереди ждал. А потом вижу, писарь наш с торгашом этим в таверне вместе вино пьют. Понял я — не будет здесь справедливого суда. У них прав тот, кто больше заплатит. А потом узнаю, что торгаш этот весь Славль под себя подмял. Товар забирает, денег не платит. И нет на него управы.

А потом Калеб, бургомистровский сынок, Карину мою заприметил. Приехал, схватил девку за руку — ты, говорит, теперь моя жена.

«Да, как же так? — спрашиваю. — Ты же всего полгода назад свадьбу отгулял?» А Калеб мне в ответ — «отстань старик, я за запись писарю золотой отвалил. Моя теперь Карина. А то, что она у меня вторая жена, не твоего ума дело».

А Каринка моя с Леоном встречается. Я же вижу — любовь у них. Он ее прям на руках носит. Да и мастер он, по дереву режет — загляденье. А Калеб этот, что? Без папочки своего — так, пустое место.

Астор замолчал, пошел к телегам, помогая подправить веревки, что держали скарб. Женщины проверяли, не промокло ли что, переодевали детей. А потом снова вернулся к Яру.

— Вот, ты, мил человек, королевскую власть представляешь. Вот и скажи, как нам жить то теперь? Ведь, если слово поперек бургомистру скажешь, сразу в обоз со всей семьей, и переселенцем к супостатам этим, к серпентам. А ведь никто за десять лет, как стали обозы к серпентам отправлять, так ни разу с их земель и не вернулся, не откликнулся.

Он вздохнул и покачал головой.

— Говорят, смертушка там лютует.

— И Велиса ваш бургомистр не боится?

Вопрос Яра немного удивил Астора.

— В наших местах Велисы еще при моем отце засыпать стали. Сейчас один только и остался, на развилке, что у Мелкого ручья. Да и тот все реже отзывается. Карина с Леоном несколько дней ждали, пока он их клятву принял. Они то думали, что после клятвы у Велиса Калеб от Каринки отстанет. Но тот совсем распоясался. Верните, — говорит, — мне мои деньги, что я писарю отдал, тогда, говорит, я вашу Карину отпущу.

А откуда у нас такие деньжищи? Да и не отстанет он. Вот мы двумя семьями и поехали на стороне житьё искать.

— А к столице поближе не хотите? — спросил Эдрин у Леона, помогая тому проверить упряжь да лошадей.

— Нет, не проехать там, кордонов понаставлено, не пропустят нас. Мы хотим через Рой перебраться, а там — в Затечный лес податься.

И только тут, поймав пару заинтересованных взглядов, я вспомнила, что так и щеголяю в одной рубашке. Привести себя в порядок было делом пары минут. Вот только волосы… Я всегда ходила с короткими стрижками, и в этот мир я попала с короткой стрижкой, а сейчас мои волосы отросли до самых плеч, а я даже не заметила, когда это произошло. Да и дней то я в этом мире всего ничего. Но главное, что это было неудобно. Не было у меня ни гребня, ни резиночек, чтобы убрать волосы, ни даже невидимки, чтобы они не лезли глаза. Жуть, как неудобно.

А тем временем разговор продолжался.

— В Затечный? — удивился Яр, — так там же волколаки!

— Волколаки? — обернулась одна из женщин, рассаживая детей на телегу.

— Не знаю, не слыхал про таких, — Астор почесал затылок. — Жена моя с Затечного, вот к ее родственникам и подадимся.

— Тятя, все готово, — подбежала к отцу Карина.

— Что ж, спасибо вам за помощь, но нам пора, — Астор уселся на телегу, — а вы, милостивые государи, поосторожнее будьте. Места наши не простые…

Он глянул на нас ещё раз, и маленький обоз тронулся в путь.

Они уже отъехали, когда с одной из телег спрыгнула девчушка лет двенадцати, подбежала ко мне, хотела что-то сказать, но застеснялась, а просто сунула в руку деревянный гребень, и бросилась догонять своих.

— Спасибо, счастливого пути! — закричала я ей вослед.

***

Мы, быстро перекусив сухарями да сыром, тоже собрались в путь.

Я, усевшись на своё место рядом с Эдрином, принялась рассматривать подарок.

Искусная резьба превратила рукоять гребня в девичью фигуру, со знакомым мне лицом Карины, длинные волосы, переброшенные через плечо, распадались на пряди, и каждая прядь превращалась в зубчик гребня.

Для меня это был не просто подарок, это была первая моя собственная вещь в этом мире.

Под ласковыми солнечными лучами я согрелась, разомлела и, чтобы не заснуть на ходу, залезла в повозку и укрылась плащом.

Стоило мне только закрыть глаза, как я провалилась в мягкую темноту сна.

Я снова очутилась в покоях принцессы, у неё за спиной. Девочка сидела за столом, а перед ней лежала, раскрытая на первой странице, всё та же громадная книга, которую я видела в своем первом сне.

Несколько придворных дам сидели на пуфиках у стены комнаты. Одна вышивала, другая, держа в руках небольшой томик, увлечённо читала, а третья вязала. Иногда ее спицы замирали, и тогда она просто смотрела перед собой с отсутствующим взглядом, и вздыхала.