Свет обратной стороны звезд

— Вы рассчитываете на молоденькую научную сотрудницу? — пошутил особист.

— Не думаю, что это понравилось бы Виктории, — ответил Конечников.

— Виктория может не волноваться. Вашим лоцманом будет Афанасий Константинович Огородников, — личность совершенно неординарная. Десятки поколений студентов исторических отделений местного университета молились, чтобы попасть на экзамене к кому угодно, хоть к черту, но не к нему.

— Он что, сильно старый? — озабоченно спросил Федор.

— Как всегда, вы схватили самую суть. Но это единственный человек, допуск которого позволяет находиться в этой библиотеке. Кроме того, он великолепно знает свое дело.

— И что, больше никто не сможет попасть в хранилище? Это ведь неудобно.

— Автоматика, — сокрушенно вздохнул полковник, — Ей не объяснишь…

Федор с тревогой подумал, как аппараты сканирования отреагируют на идентификатор, который ему дала княжна Александра, то есть Дарья Дремина или как там ее еще…

— Жаль, что мы не можем все заменить надежной автоматикой. Курс процедур приведения хранителей к лояльности, штука длительная и не дающая полной гарантии, — важно озвучил Федор, то, что подсказала ему интуиция.

Полковник со страхом посмотрел на него и от вопросов воздержался.

— Если можно ехать уже сейчас, то давайте позовем Елену, — предложил Конечников.

— Ну, зачем, я сам не сочту за труд помочь, — предложил полковник.

— Буду признателен Борис Николаевич.

Федор подъехал к платяному шкафу. С ловкостью заправского лакея, особист протянул ему свежую майку, развернул накрахмаленную до хруста рубашку, помог Конечникову одеть и застегнуть китель с капитанскими погонами, завязал галстук. Ноги Федора укрыли пледом. Конечников посмотрел в зеркало и остался доволен своим видом. Несмотря на инвалидное кресло, и неуставную нижнюю часть одежды, получился бравый и элегантный выздоравливающий офицер.

Когда они вышли на улицу, снова закапал дождь. Федору пришлось раскрыть тент кресла.

— Может вернемся? — предложил он, с удовольствием слушая стук каплель по натянутой материи.

— Ерунда, — отозвался особист, но всеже бросил пару слов в переговорник.

Некоторое время он героически мок, пока из корпуса не выскочила медсестра и не вынесла своему начальнику зонтик. Ее тонкий халатик моментально напитался влагой, сделался прозрачным, показывая молодое упругое тело.

Федор оценивающе взглянул на грудь девушки, потом на завивающиеся в мокрые колечки волосы на лбу и правильное личико с озорным, задорным выражением. Медсестра улыбнулась Конечникову, отдала зонтик полковнику и со всех ног кинулась обратно.

Полковник не забывал роль экскурсовода — зазывалы и старательно рассказывал, какая прекрасная подборка беллетристики и исторических документов находится в специальном отделении университетской библиотеки.

Конечников рассеяно слушал, невпопад кивая словам особиста.

Он провожал глазами медсестру, глядя даже не на обрисованную мокрой одеждой ложбинку между ягодиц, а просто на то, как легко, непринужденно бежит девушка обратно под защиту стен к мохнатому полотенцу, стакану горячего чая и фену с восхитительно теплой струей.

— Борис Николаевич, вы прекрасно подбираете девушек…

— В смысле? Вам надоели ваши и хочется разнообразия? — понимающе поинтересовался полковник, проследив направление взгляда подопечного.

— Нет, просто интересно… Отчего они выглядят такими счастливыми? — спросил Федор.

— Они молоды, хороши собой, устроены, очень недурно зарабатывают. Потом они…

— Что? — спросил Конечников.

— Ну, вы же сами все знаете. Для простой девчонки, у которой ничего нет кроме смазливой мордашки, попки и ножек, — это все равно, что вытащить счастливый билет на лотерее жизни.

— Просто завидно, — признался Федор. — Как бежит легко.

— Ничего, и вы также бегать будете, — утешил его полковник.

Библиотека помещалась в старинном, благородных пропорций, но увы, сильно обветшалом корпусе в глубине парка. Посетителей практически не было. Интерны и ординаторы, студенты — медики и раненые в больничных пижамах располагались в читальных залах на втором этаже и третьем этаже. На первом, в абонементе было пусто. Особист проводил Федора до служебного отдела.

Их нетерпеливо дожидался седой старик, одетый в ветхий мундир чиновника шестого класса. На груди историка гордо красовался потертый университетский значок. Позолота парадного мундира облетела, оставив после себя пятна изначального цвета на линялой ткани. В довершение картины, из под ворота кителя, частично скрытого длинными, спутанными волосами, торчала засаленная горловина свитера неопределенного цвета.

— Здравствуйте, дорогой Борис Николаевич, — ответил ему смотритель. — А это, как я понимаю, наш гость, кхм… боевой капитан, командир крейсера — разведчика.

— Прошу называть меня Федор Андреевич, — подсказал Конечников.

— Разумеется, молодой человек, разумеется, — сказал старик, протягивая свою ладонь.

Она оказалась совсем слабой и костлявой, точно лапка мертвой птицы.

— Оставляю Федора Андреевича на ваше попечение, Афанасий Константинович. Покажите ему все, что он соблаговолит осмотреть и дайте пояснения, если потребуется.

— А допуск нашего гостя?

Конечников извлек из-под рубашки золотой медальон. Старик — историк негромко простонал.

— Полагаю, никаких проблем здесь не возникнет, — отрезал Федор, продолжая движение по тропе самозванства, которая заводила его все дальше и дальше в непроходимые и опасные дебри.

— Милости прошу, милости прошу, — кланяясь и делая приглашающие жесты, сказал хранитель.

— Честь имею, — произнес полковник, щелкая каблуками.

— Да-да, вы свободны Борис Николаевич, — несколько рассеянно ответил ему Конечников.

Полковник ретировался. Смотритель поманил Федора, указывая на неприметную дверцу за стеллажами.

Конечников не ожидал, что им придется спуститься так глубоко. Неповоротливая воздушная телега поплыла за стариком, нырнув в темный, заставленный коридор.

Видимо выздоравливающего Управителя ждали.

В месиве книг, доверху наваленных у стен, было обозначено подобие прохода.

Хранитель стал многословно и витиевато извиняться за беспорядок. Сделав несколько поворотов, коридор вывел в довольно широкий тоннель с облупившейся краской на стенах и истертым пластиком на полу.

Он едва освещался тусклыми желтоватыми лампочками, скупо воткнутыми так, чтобы идущие не оставались в полной темноте.

Стало влажно, на стенах заблестели капельки воды, появился запах гниющей древесины. Вокруг лежали сопревшие скамейки и тумбочки, связки влажных, рассыпающихся от времени газет. У стен угадывались ведра и жестяные бачки с окаменевшей краской.

Федор уже хотел было прекратить движение по этой подвальной помойке, как вдруг коридор вывел в просторный подземный зал. Откуда-то сверку проникали жалкие отблески солнечного света с поверхности, позволяли видеть, Насколько огромно подземное помещение.