Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
— Не знаю, — ответил Конечников. — Есть версия, что мстили за Гало. Это такая эланская планета. А еще на станции великая княжна была.
Он решил не говорить всей правды даже деду. Зачем лесным жителям знать про лучевой аннигилятор.
— А что княжна? — удивился дед. — Неужто из-за девки? Сам — то веришь?
— Слабо, — ответил Федор.
— А что с Гало? — продолжил спрашивать старик.
— Скауты нашей эскадры при атаке верфей на ее орбите уронили на поверхность 4 эланских линкора. Короче, получилось так, как когда-то и нашей Амальгамой. Ядерная зима, 500
— Дед, ты понял? Страшно конечно, — потрясенно произнес Виктор. — Но ведь есть, есть на свете правда. Наши деды и прадеды верили, что придет этот день, день расплаты. Ты, я надеюсь, в этом поучаствовал?
Эти слова Виктор произнес с гневным торжеством и надеждой.
— Да, — ответил Федор. — У меня скауте оставалась одна ракета, на которой не работал двигатель. Так эту дуру я исхитрился в трюм "Эстреко" загнать и самому целым остаться.
Дед еле слышно вздохнул и печально опустил голову.
— Как бы я хотел бы быть на твоем месте, — произнес Виктор.
— Меняюсь, — с усмешкой сказал Федор, бросив взгляд на ноги.
— Заживет, — хлопнул его по плечу Виктор.
— А зачем вы на Гало пошли? — тихо спросил дед.
— Они наши верфи на Тэте спалили. У нас другого выбора не было. Они и так нас теснят, а без новых кораблей деметрианскому флоту конец и империи конец.
Старик совсем сник.
— Как же так можно, — с досадой сказал он. — Колотите друг друга, а люди страдают.
— Дед, ты чего? — поразился Виктор. — Есть на свете справедливость. Сколько лет мы в пещерах Хованских прятались? Поделом, тварям!
— Так то оно так, — вздохнул старик. — Но ведь люди же. Бабы, ребятишки, живность разная. Чем же они виноваты?
— А чем виноваты были люди на Амальгаме? Разве не мечтали наши прадеды, коптящиеся в горе, чтобы отомстить? И не ты ли сам нас учил, что нет человека гаже гаже эланца?
Разве не оне убили Аленушку и тебя, старого дурня, чуть не кокнули? Что же ты меньжуешься, старый!? — распалился Виктор.
— Внуки мои милые, — грустно сказал дед. В его глазах заблестели слезы. Он опустил голову и продолжил глухо: — Мальцы мои… Много я с той поры думал. Не знаю, что и сказать теперь…
Да говорил я, да писал и мой дед и прадед, про то, что придет однажды день и найдется человек на Амальгаме, который заставит заплатить эланцев за то, что они тогда сотворили. Но теперь не знаю…
— Дед, по моентому разумению, ты перепил малость, — сказал Виктор. — Укладайся-ка ты в постель, завтра вставать рано, на ярманку.
— Нет, не перепил, — ответил дед Арсений. — Придут снова эланцы. И не просто придут. На этот раз явятся, чтобы жестоко мстить за своих. И нет конца этому. Как детей растить? Или сразу в гору прятаться?
— Ладно, деда, пойдем мы тебя спать положим, — предложил Виктор, поднимаясь.
Проволив старика, братья остановились покурить на крыльце.
— Ты знаешь, по-моему деда просто спужался, — сказал Виктор.
— Испугаешься тут, когда такие страсти ужасы рассказывают, — в раздумье произнес Федор. — Я вдруг
подумал, как нормальные люди отнесутся к таким рассказам. Я военный человек, таким как я, положено воевать и погибать. Нам есть чем защититься и на чем при случае убежать… А вот каково быть таким как мой дед? Как они глядеть на небо и молиться Богу, чтобы на этот раз пронесло, и вон та самая звездочка не оказалась очередной "рогатой камбалой"?— Оне Алену убили, душу мою сничтожили, — с железной убежденностью, горько произнес Виктор. — А без Алены мне ни дом, ни дети, одна только самогоновка.
Терять мне неча. Пусть оне тоже плачут. Мне плохо, а им еще хуже. Вот за то я тебя братуха и уважаю, что выписал им приговор с процентиями.
— Помалкивай о том, что слышал, — попросил Федор. — Вот уж не знаешь как лучше. Красивое вранье про героизм или голая, страшная правда.
— А за коим хреном ты про эти дела деду стал сказывать?
— Не знаю, — честно ответил Федор.
— А потому, что и ты шатаешься, не знаешь, правильно ли. Ты такой же как деда. Одно слово — Синоптики.
— Это правда, брат. Много у меня было времени подумать, когда на койке больничной лежал.
— А ты не думай, — усмехнулся Виктор. — А думать припреть, наливай и пей.
— Не только это меня гложет, — помолчав, сказал Федор.
— А что еще твою душу космонаутскую тревожит? — поинтересовался брат.
Крок достал сигарету и затягивая ответ сначала размял длинную, черную гильзу, начиненную отборным, эланским табаком.
— Говори, коли собралси, — теряя терпение, сказал Виктор.
— Помнишь, ты мне про карточку рассказывал? Та, за которую давали какую-нибудь дребедень?
— Не, не дребедень… — возразил брат. — Цельно ружо можно было выменять.
— А какая цена у того ружья?
— Рублев 30. А еще к нему материю, давали, струмент, нитки. В хозяйстве все сгодится. Всего на полсотни будет.
— А что бы ты сказал, если узнал, что цена это карточке десять тысяч? — поинтересовался
— Брешешь, — с ужасом отшатнулся брат.
— Вот те крест, — произнес Конечников, как бывало раньше, осеняя себя крестным знамением.
— Братуха, обожди, — сказал Виктор. — Схожу, проверю, цела ли.
— А заодно и принеси, — напутствовал его Конечников, щелкая зажигалкой. — Покажу, что в ней ценного.
Виктор вернулся быстрее, чем мог себе представить Федор. Из дома донесся плач разбуженного Николеньки и сердитая воркотня Томы, про оглашенных мужиков.
— Вот оне, — произнес Виктор, крепко и бережно сжимая в лапах кусочки пластика.
— А ну дай одну, — попросил Федор.
— А зачем? — опасливо поинтересовался брат. — Не испортишь?
— Дурак ты Витька. Стал бы я тебе тогда про десять тысяч говорить?
— И верно… Чего это я…… — недоумевая самому себе, произнес брат, с трудом разжимая пальцы.
— Давай, не сс*, — усмехнулся Федор. — Фокус из серии — невероятно, но факт.
— Ты чего, шутишь, что-ли? — разочарованно сказал брат. — А я то поверил, купился. И в правду, че в ней такого ценного. Разве что пластмасс.