Свет Победы
Шрифт:
***
Им было тридцать, сорок, пятьдесят. А мне – на двадцать, тридцать, сорок меньше. Победе – десять. Лозунги висят. Цветы, знамена, слезы наших женщин. Улыбки тоже в воздухе висят. Все было честным… Или так казалось. Мне было жалко, что не я солдат И даже то, что смерть не мне досталась. Я представлял и в играх, и во снах, Как защищал, как дрался, возвращался На костылях, и пела мне весна… Простить не мог судьбе своей злосчастной, Что не успел родиться в нужный год: Скорей всего, уж больше войн не будет Вообще –
СНЕГ НАД БЕРЛИНОМ
Как же трудно дышать Этим пепельным выцветшим снегом! И так давит внутри, И так давит, и жжет тишиной. Словно уголь, земля Прогорела вокруг черным цветом, Небо тонной ложится на плечи И пахнет войной… И медали болят на груди рядового солдата, Словно память о тех, Кто уже не вернется назад. Тихо падает снег, Тихо падает снег, будто вата, Тихо падает снег На шинели погибших солдат… И траншеи морщинами матери павшего сына В безымянных полях, В сером саване братских могил. Тихо падает снег, Тихо падает снег над Берлином, Тихо падает снег на холодную землю без сил. ***
Осиротев на страшное мгновенье, По стуку сердца я узнаю марш. И памятью тревожною повеет: Помянем вас и славный подвиг ваш. Теперь тиха земля под небом стройным, С тех давних лет для нас бегут ручьи. Пусть память знает, что такое строить. А как разрушить – сердце промолчит… ***
Отмирают эпохи на кладбищах нищих. Людям так не дано: от земли, от сохи Свой отмучаем век – и не взропщем, не взыщем. И земля примет плоть нашу, боль и грехи. А эпохи – иначе: в повериях диких И кручинных стенаньях болезненных правд Расползаются медленно прошлого блики, Прорастают плющом у могильных оград. И беда – не в предчувствии скорой расплаты – Виден света благого струящийся дым. Есть у века талант – возвращаться обратно Непреклонным, тщеславным, лихим, молодым. ЛЕНИНГРАД
И снова ночь. Опять уснули Домов высоких этажи. И нам бы спать. Своей бабуле Шепчу я снова: «Расскажи!» Устало встрепенутся веки, Улыбка тронет узкий рот: – Бегут лета, как будто реки, Но близок тот далекий год… Война внезапно налетела И опалила детства дни. Семью мою не пожалела: С сестрой остались мы одни. Нам не хвалиться этим веком, Не подсчитать стране потерь. Но оставаться человеком Нас научил фашистский зверь. «В гробы пожалуйте, матрешки! Доели крыс? Теперь в расход! Ну, как вам голод и бомбежки? Вы, русские, дурной народ!» – Листовки с неба прилетали. В душе у каждого шел бой. Мы таяли, мы умирали, Но не смирились пред судьбой… Пусть обезлюдел на две трети, Огнем и холодом распят, Ты – всех любимее на свете, Святой мой город – Ленинград! ЖЕЛЕЗНЫЙ СУНДУК
От деда осталось пять лезвий Да
пара заштопанных брюк. От деда остался железный Трофейный немецкий сундук. Я часто играл в его чреве, В тяжелой его тишине, И страшные мысли, как черви, Вползали в меня о войне: Молчащий охранник на вышке, Молчание минных полей… А дед барабанил по крышке: – Заснул? Вылезай поскорей! В кошмарах сундук настигает, Бросает железную тень, Но дедов кулак заставляет Поверить в сегодняшний день… ДЕДУШКА АКИМ
Говорил болезный дедушка Аким: «Надо быть железным али никаким. Нужно выгнуть спину, как умеет рысь, Нужно зубы в глину атомную вгрызть. В варежке синица, в рукаве звезда, Нужно зацепиться сном за провода…» Смыслами здесь веют кочки, мох, лишай – Он им больше верит, чем своим ушам. Сторожит он с песней шорох, чепуху (Это интересней, чем толочь труху). Если затанцует на болоте пень, Если забалует оборотня тень – Наш дедуня вскинет верный ППШ, Кой-кого покинет черная душа. ВОЕННЫЙ УРОЖАЙ
С детскосельских нарезанных соток Свекор снял боевой урожай – Из окопов сырых и с высоток, Где передний щетинился край. Боевые патроны – в ведерко, И осколки покиданы в таз. Те свидетельства страшной уборки И поныне хранятся у нас. И плита от советского дота Монументом вросла у ворот… Дотемна продолжалась работа, Чтобы репу родил огород. Свекор мой – деревенской закваски И всегда был за труд и за мир. Наступал на немецкую каску Каждый раз по дороге в сортир… ***
Он был солдат, мой дед Иван. В плену горячечного бреда Он умер от тяжелых ран. Я никогда не видел деда. Мечты о нем, как Божий день, Навек останутся святыми, Как свет забытых деревень, Как слово «Родина» над ними. ***
Зимы сиреневая заметь Врывалась в лихолетье окон: Блокада состоит из блоков, Которые снимает Память. Был Ленинград, а стался – Питер. Былое имя спит в изгнанье, Но поступью блокадных литер Он вечен в нашем бытованье. ***
Погребальные поля, Как вы тянетесь глубоко!.. Вами кроется земля… Око закрывает око, Человека человек Провожает в путь последний… Так наследнику наследник Скрещивает руки рек. КУРСКАЯ ДУГА
О, мама в стылой колыбели! Ее пронзят осколки те, Что в дни февральские летели Сквозь крышу хаты – и везде. И тут и там – металл крылатый. Вотще горяч он иль незрим… А бабушке у белой хаты Все застит зренье черный дым. НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
Мои стихи в руинах Сталинграда, Где хриплый крик чужого языка. Мать на заре затеплила лампаду, И ей моя откликнулась строка. Чернеет снег от пепла и безмолвья. Пустой металл и здесь, и в синеве. Слагаю неразбавленною кровью Чужие строки о моей войне.
Поделиться с друзьями: