Свет проклятых звёзд

— Уставшие крысы

И овцы в одном загоне;

Певцы и актрисы —

Им свои законы;

Герои трагедий,

Хлебнувшие правды жизни:

Или убей, или умри.

Всё написано давно,

Всё уже предрешено,

И финал всегда один и тот же.

Взгляды дюжин дюжин глаз

Тех, кто здесь играл до нас,

И от них бежит мороз по коже.

Изломаны крылья,

И маски врастают в лица.

Свободу забыли,

Счастье только снится.

Единый сценарий,

До дрожи неумолимый:

Или убей, или умри.

Играть так непросто,

Но стало невыносимо!

Кровавые слёзы

Сохнут среди дыма.

Нас всех разыграла

Жестокая правда жизни:

Или убей, или умри.

— Для какого праздника эта песня? — невозмутимо поинтересовался Маблунг, когда возникла пауза.

— Не знаю, — Аклариквет пожал плечами. — Я сочинил её вчера. Для нас.

— Я догадался, — дориатский страж взял дичь, разрезал на куски. — Халадины говорят, что топором можно убить одного, а словом — армию. Жаль, что это не имеет отношения к Морготу, правда?

— Может быть, — внезапно побледнел королевский менестрель, — мы просто не умеем подбирать для орков правильные слова.

Зеленоглазка заметила перемену в друге, приобняла его, и Аклариквет на этот раз не отстранился.

— Дай мне в твоих глазах

Увидеть яркий свет! — запел он эльфийке. — Зажги маяк берега спасенья.

Дай мне найти в волнах

Штормов грядущих лет

Надежды знак,

Мир, где тьмы забвенья нет…

— Тебя не забудут, — с тенью иронии произнёс Маблунг. — Если не тебя, то твои песни точно.

— Не уверен, что рад этому, — поник менестрель. — То, чем я хотел бы запомниться, почти никто не слышал.

Всё ярче мы хотим гореть,

Но всё черней вокруг мрак ночной!

Ты дай мне силы полететь,

Как за единственной…

За мечтой!

— Почему же ты не поёшь то, что тебе нравится, на публике? — зачем-то спросил страж, хоть и знал ответ.

Возможно, Аклариквет сказал бы что-то, но вдруг соратники Маблунга подали короткий сигнал.

— Ваши друзья идут, — пояснил воин.

— Сейчас? — удивилась Зеленоглазка, посмотрев в чёрное, снова беззвёздное небо.

— Да. Сейчас.

Повисло тревожное молчание. Через некоторое время к костру подошли Глорэдэль и Кабор. Уставшие, бледные, напряжённые, терпко пахнущие травами.

— Нам нужна помощь, — проговорил, немного отдышавшись после быстрой ходьбы, мужчина. — Твоя, леди Лайхениэ. И всех, кто смыслит в целительстве.

Около Маблунга сразу же появились трое соратников.

— Я… — Кабор откашлялся. — Мы увидели у одного ребёнка плёнки в горле. Леди Лайхениэ, ты знаешь, о чём я. Это было позавчера. Мы с Глорэдэль знаем, насколько заразна и опасна такая хворь, поэтому не позволили Галдору и Харет уехать, остановили их буквально на дороге! Сегодня… днём заболел мужчина, а вечером нам привели ещё одного малыша. Мы знаем, эльфам нельзя в Бретиль, но ты можешь помочь с лекарствами.

— Может быть, я всё-таки смогу хотя бы временно поселиться в Бретиле? — подскочила с места Зеленоглазка.

— Я попробую уговорить вождя, — вздохнула Глорэдэль. — Но Галдор не смог.

— Пойдём вместе, — Маблунг отложил еду и кружку, взял копьё, лук и непромокаемый плащ. — Почему вы не пришли за помощью сразу?

Супруги-знахари переглянулись. Правда была слишком некрасивой.

***

— Что с ним?!

— Что с моим сыном?!

— Что с доченькой?

— Что со мной?

Вопросы сыпались на лекарей от перепуганных халадинов, и совсем ничего не отвечать было нельзя. Если взрослый мужчина, несмотря на стремительно ухудшающееся состояние, молча и покорно пил всё, что давали, то заставить детей лечиться оказалось гораздо труднее. Кабор привык к капризам маленьких больных, но здесь всё осложнялось тем, что в Бретиле практически никогда и ни от чего не лечили. Местные уверяли — халадины здоровые, как эльфы.

В такое верилось с трудом, однако сейчас было не до разбирательств, кто врёт, а кто нет. Чтобы найти нужные составляющие лекарств, требовалось время, а у захворавших его не было.

Видя, как мучаются дети, и страдают их родители, Глорэдэль отвела мужа в сторону:

— Надо поговорить с Халданом, чтобы он позволил привести эльфов. Мы сами не справимся. Видишь же: лекарства здесь пить не умеют, травы и коренья поблизости не растут. Мы сейчас только ослабить жар можем. В Дориате, говорят, есть целебный источник, но воду из него принести не удастся — вне владений Мелиан вода теряет силу. Давай попросим Галдора поговорить с вождём! Пусть не говорит всей правды, но скажет, что болезнь быстро распространяется, и нам нужны опытные помощники.

Кабор покачал головой, помолчал и нехотя согласился.

— Шейка надулась! — заплакала девочка, не желая пить горькое снадобье. — Больно! Холодно!

— Ничего страшного, — заверил, улыбаясь матери малышки, Кабор. — Скоро пройдёт. Главное, маму слушайся. Ложечку в ротик. А-а-ам!

— Я пойду к брату, — тихо сказала Глорэдэль.

В большом шалаше, где жила некогда счастливая семья, снова раздался громкий плач сквозь кашель, заглушивший все остальные голоса.

***

Когда утром сестра и её муж не позволили уехать в Хитлум, Галдор не стал задавать вопросы, ограничившись полученным скудным объяснением: в Бретиле есть больные очень заразной хворью, не стоит её распространять.

— Значит, мы остаёмся? — спросила Харет, бросив под ноги сумку. — Почему, муж?

— Скажи ей, что угодно, — прошептала Глорэдэль, — только сам пойми: если халадины узнают правду, они разбегутся по окрестностям и разнесут заразу. Мы ведь не знаем, кто уже болен, а кто нет.

— Что она там говорит? А, муж?

— Пойдём в палатку.

Сказав слугам принести назад вещи, сын Хадора посмотрел сверху вниз на супругу, которая едва доставала ему до груди.

— Понимаешь, мы с тобой — будущие вожди, — не слишком веря в свои же слова, заговорил адан. — Мы должны быть с народом в трудные моменты. Кто-то тяжело заболел, понимаешь?

— Простудился? — предположила Харет. — Грибов поел?

— Знахари скоро скажут.

— Если грибов поел, то лучше сразу прирезать, — отмахнулась аданет. — Если выживет, всё равно ослепнет.

— Скоро узнаем.

— Я пойду к сестре.

Не дождавшись реакции супруга, Харет убежала. Галдор не стал её останавливать — было радостно понимать, что девушка достаточно глупа, чтобы не задавать лишних вопросов.

Всё выглядело не так уж и плохо, однако следующим днём ситуация изменилась: Глорэдэль снова пришла, когда супруги пытались вместе читать записи о поездке и никого не ждали, поэтому Харет сидела голая. Посмотрев на брата и его вымотанную тяжёлым умственным трудом супругу, женщина поманила Галдора из палатки.