Свет проклятых звёзд

Примечание к части Ангбанд

(Рейтинг) Единственное, что никогда не оставит

Когда телега остановилась, Майтимо был уже не в состоянии шевельнуться. И хотя сердце билось идеально ровно, и сознание оставалось ясным, единственное, на что оказался способен измученный пленник — лежать молча, не доставляя радости врагам своими стонами.

Вокруг звучали голоса, Нельяфинвэ мало понимал из сказанного, кроме того, что его называли «заморской тварью», визжали : «Надо сообщить Владыке!», орали: «Уже давно сообщили!», а ещё насмехались: «Заморские твари, похоже, не чувствуют боль».

«Чувствуют… — обречённо подумал Феаноринг, лёжа на снегу, обжигавшем израненную кожу. — Ещё как чувствуют».

Кто-то снова схватил за волосы и, оттянув голову назад, начал пихать в рот флягу. Давясь и стараясь выплюнуть всё, что залили в глотку, король Нолдор Нельяфинвэ Руссандол получил удар кулаком по носу.

А потом обнаружил себя уже внутри какого-то длинного коридора. Мрачного и красивого. Пленника несли на носилках, примотав к ним верёвкой. Пол оказался наклонный, спуск казался бесконечным. И лучше бы так и было.

Дверь открылась в полу. Лестница оказалась длинная, крутая, каждая ступенька становилась новым испытанием для израненного тела, и когда Майтимо положили на что-то жёсткое и шершавое, зафиксировав ремнями: широко раскинутые руки в районе кистей, локтей и плеч, ноги — за колени, лодыжки и бедра у паха, и тело — под грудью, Феанорингу уже было всё равно, что с ним происходит. Шипастый Молот оказался прав: пленника прекрасно подготовили к допросу, и следовало начинать немедленно, однако все ушли. Нельяфинвэ Руссандола, беспомощного и терзаемого болью, оставили в камере, видимо, рассчитывая добить страхом одинокого ожидания пыток.

«Я всё потерял… — в отчаянии подумал старший сын Феанаро, чувствуя, как срывается дыхание, и по лицу текут слёзы. — Я больше никогда не увижу свою семью, а отец и вовсе мёртв… Я был королём, а теперь… У меня ничего не осталось, кроме боли и позора…»

Отчаяние нахлынуло ударной волной, понимание, что находится в плену Моргота, убивало волю, отнимало последние силы, брошенные на борьбу с терзавшими плоть ранами.

«В плену… Моргота… — озарение неожиданно вырвало из засасывающей бездны безнадёжности. — Я же клялся вернуть Сильмарили! И вот я здесь, рядом с ними! Что, если…»

— Я всё потерял, — непослушными губами прошептал Майтимо, смаргивая слёзы, — всё… Но Клятва осталась со мной. Она не оставит меня никогда и нигде. Никогда… Нигде… Не оставит… Именем Создателя Эру…

Боль скрутила плечо и обожжённую руку, израненная спина горела так, словно под ней развели костёр. Запрокинув голову и стиснув зубы, Феаноринг подавил стон.

— …Эру Илуватара… — зажмурившись, выдохнул Нельяфинвэ. — Приношу я Клятву… и призываю… — дышать ровно было неимоверно тяжело, ремень стягивал грудь, прижимая израненную спину к доске. — …В свидетели моего Слова Владыку Манвэ Сулимо… супругу его… — всё же не сдержав стон, Майтимо ощутил усиливающуюся дрожь. — …Варду Элентари… и саму священную твердь горы Таникветиль! Клянусь вечно…

Дверь открылась почти бесшумно, шаги по лестнице были лёгкими, и камера, до этого погружённая во мрак, озарилась волшебным сиянием, не узнать которое было невозможно.

— …преследовать огнём и мечом, — дрогнувшим голосом прошептал Майтимо, горло сдавил спазм. — Своим гневом… любого… будь то Вала, Майя, эльф или… Или… иное творение Эру, что уже живёт… — говорить почему-то стало очень тяжело, словно язык затвердел. — …Или родится позже… великое или малое, доброе или злое, кое… — застонав сквозь зубы от усилившейся боли в ране на плече, Феаноринг судорожно вдохнул и выдавил: — Кое… завладеет или попытается… завладеть Сильмарилем… будет хранить у себя или станет препятствовать… — горло словно сдавила невидимая рука, но Майтимо не замолчал: — …отвоевать… святыню рода Феанаро Куруфинвэ… Да падёт на меня вечная тьма, если отступлюсь от своего Слова!.. Клянусь!.. Клянусь!.. Клянусь!.. Именем Создателя Эру… Илуватара… приношу я Клятву...

Сияние заполнило камеру, растеклось по стенам, полу, потолку, озаряя разложенные по всем углам инструменты для пыток. Теперь их было очень хорошо видно в малейших деталях, но даже ужас от созерцания того, что будет вгрызаться в плоть, рвать, ломать и жечь, не мог заставить сердце сбиться с идеально ровного ритма, а губы — перестать снова и снова повторять слова, сказанные вместе с отцом на тирионской площади.

Ведь Клятва — это всё, что осталось у старшего сына Феанаро Куруфинвэ.

Мы думали так же

Гонец возник из тумана, словно призрак из кошмарного сна, перегородив путь покидающим Митрим эльфам. Обретя узнаваемые очертания, Нолдо с висящей на перевязи рукой придержал коня и, увидев Линдиро, побледнел, в глазах отразился ужас и надежда, что его ни о чём не спросят, а просто возьмут письмо.

— Я… — голос эльфа непростительно дрогнул. — У меня послание от… Наместника. Для Принцев Амбаруссар.

Линдиро почувствовал тянущую боль в груди.

— А что для нас? — спросил он гонца.

— Всё скажут принцы Амбаруссар, когда ознакомятся с вестями, — выпалил, видимо очень много раз повторенный по дороге текст, эльф, проезжая мимо воинов, смотря вдаль невидящими глазами.

Амдир шёпотом выругался, но ничего про потерю половины своих воинов не сказал.

***

Близнецы ехали рядом. Питьяфинвэ — на белоснежном жеребце, горделиво выпрямившись, в ало-золотых звёздных доспехах и откинутом за спину бордовом плаще. Длинные огненные волосы тяжёлой волной спускались по спине, на голове сиял тонкой работы золотой венец без камней и вычурных завитков. Тэлуфинвэ сидел ровно, но неотрывно смотрел под ноги своему вороному коню, доспехи закрывал чёрный плащ без украшений, в коротко стриженных волосах не сиял венец. Сейчас младший из Феанорингов выглядел мрачнее даже Черного Финвэ Карнистира и больше походил на охранника принца, чем на члена королевской семьи. Лишь меч работы Феанаро Куруфинвэ, висевший на поясе, выдавал в нём Феаноринга.

Взяв у гонца послание, Питьяфинвэ сломал печать, и его руки дрогнули: письмо было написано не Майтимо…

— Эру милосердный… — вполголоса произнес Амбарусса, бледнея. — Тэльво… Смотри.

Тэлуфинвэ медленным движением руки взял письмо и с совершенно каменным лицом прочитал выведенные пером Макалаурэ строки.

— Он был лучшим из нас, — мрачно сказал младший из Феанорингов, — и заслуживал титул короля. Я остался бы предан ему до конца.

— Тело не нашли! — воскликнул Питьяфинвэ. — Что ты несёшь, рыбьи мозги?!

— Не кричи, будь так любезен.

Посмотрев на неподвижного, словно статуя, близнеца, Питьяфинвэ глубоко вздохнул.

— Братья мои! — крикнул он. — С севера пришли чёрные вести! В битве у топей пали все наши воины! Король Нельяфинвэ Майтимо Руссандол Феанарион сгинул! Правит отныне наместник короля — Канафинвэ Макалаурэ Феанарион!

— Многовато у вас имён, — печально опустив голову, скривился Амдир, — не запомнить! Чувствую себя твердолобым землекопом.

— Наместника вы, кажется, называли Маглор, — с трудом справлялся с собой Линдиро, специально заставляя себя цепляться за любые разговоры вокруг и что-то отвечать, иначе понимание, что больше никогда не увидит отца и брата, лишит рассудка.