Свет проклятых звёзд

Глаза цвета корицы с зелёным огоньком на удивительно милом лице посмотрели с интересом, мощная рука тронула золотые волосы эльфа, бормотание зазвучало певуче, и Халиндвэ показалось, что среди множества повторяющихся слогов слышатся похожие на Квэнья слова.

— Пойдём, друг, — сказал брат Ауриэль, посмеиваясь. — Ты же не хочешь, чтобы муж этой красавицы заревновал.

Массивная рука отпустила волосы Нолдо, глаз с зелёным огоньком подмигнул эльфу, и, разворачиваясь, чтобы уходить, существо послало Халиндвэ воздушный поцелуй.

Синдар рассмеялись, однако Нолдо стало не по себе. Вдруг муж этой Энтицы действительно ревнивый? Пастыри деревьев ведь очень сильные, эльф для них — сухой прутик.

— Когда лес накрыла тьма, — пояснил, указывая дорогу через чащу, брат Ауриэль, — Энты отправились спасать зверьков и птах. Мы присоединились. Пастыри деревьев не очень любят компанию, но мой предок был исследователем, он смог подружиться с Детьми Йаванны, обучал их эльфийской речи. Как видишь, получилось не очень. А потом, — Синда хмыкнул, — мой предок уплыл за море. Узнав о том, что с Запада пришли посланники Валар, мы, его потомки и супруга, надеялись, что увидим нашего сродника снова. Но пока этого не произошло.

Халиндвэ задумался. Мало интересуясь историей, охотник почти не общался с летописцами и не читал их книг, однако мысль о том, что знает предка своей невесты, настойчиво возвращала во льды Хэлкараксэ. Неужели он действительно знает того, о ком речь? Точнее… знал.

Примечание к части Эротика в исполнении эпизодических персонажей Ясное рассветное небо

Шалаш был удивительно просторным, с высокими сводами, состоял из прутьев и стелющихся по ним цветущих вьюнов. Поселение находилось на холме среди редколесья, ветер то и дело долетал с реки, разгоняя и без того неплотный мрак, серебристый свет струился сквозь разрывы в колдовской мгле. Днём, видимо, редкие лучи Анар успевали коснуться зелёной листвы, поэтому живые дома друживших с Энтами эльфов не погибли из-за кромешной тьмы, лишь слегка пожухли, что могло объясняться обычным приходом осени.

***

Плотная накидка соскользнула на выстланный лапником пол, на неё упали две костяные шпильки. Перешагнув оказавшееся под ногами платье, эльфийка кокетливо растрепала волосы и, дразня бёдрами жениха, который никак не мог справиться с завязками и ремешками на своей одежде, легла на постель, томно выгибая спину.

— Теперь мы помолвлены, Гуилин, — с придыханием произнесла Ауриэль, наблюдая, как любимый пытается избавиться от пояса дрожащими от страсти руками, — обещай, что последняя ночь для меня в родном доме станет первой ночью жизни нашего наследника. Если обещаешь, помогу снять штаны.

— Это шантаж, — изобразил осуждение Нолдо и резким движением порвал непослушные завязки.

— Я готова искупить вину, — с наигранным ужасом очень соблазнительно облизнула губы эльфийка. — Иди ко мне. Надеюсь, мне не придётся соперничать в искусстве любви с Энтицей.

Халиндвэ уже не слушал. С жаром обхватив талию Ауриэль, Нолдо начал страстно целовать упругие грудки, округлившиеся от напряжения. Бёдра эльфийки требовательно обхватили мускулистое тело охотника, нежные губы стали с горячими выдохами прихватывать кожу на шее и мочку уха. Сдавливая пальцами плечи и руки будущего супруга, Ауриэль наслаждалась его красотой и мужественностью, искрящимся золотом волос и таинственным обжигающим светом, невиданным в Сумрачных землях. Двигаясь всё быстрее, эльфийка жадно впилась губами в губы Халиндвэ, с жаром, сквозь стоны наслаждения выдыхая его имя.

***

Прилетевший с реки ветер разогнал тьму, раздул пламя высоких костров, и впервые за долгое время, проснувшись утром, эльфы увидели ясное рассветное небо.

Прекрасный день

Меч с лязгом вошёл в ножны, и Маэдрос поморщился: звук выкованной в Средиземье стали резал слух скрежетом, не идущим ни в какое сравнение с песней валинорских сплавов.

«Не думал, что однажды пожалею, что отдал меч отца, — с досадой усмехнулся про себя Феаноринг, вспоминая, как желание умереть заставило отказаться от последней ценности, оставшейся от родителя. — Глупо было думать, что мой меч нужнее кому-то другому, что жизнь вот-вот закончится. Я ведь прекрасно знаю Финьо! Он бы не убил меня».

Поблагодарив двух воинов Телперавиона за тренировку, Маэдрос прислушался: среди постепенно рассеивающейся тьмы звучало множество голосов и песен, однако тот единственный певец, который был нужен, молчал.

Поджав губы и опустив взгляд, старший сын Феанаро Куруфинвэ размял плечи и, сделав несколько наклонов и поворотов корпусом, пошёл в сторону реки.

С каждым днём холодало, приходилось одеваться теплее, и перчатки из тонкой кожи, которые теперь неизменно носил Маэдрос, более не казались неуместной деталью одежды. Под ногами хрустели опавшие сухие листья, тьма постепенно рассеивалась, разумеется, из-за дивного сияния великого нолдорана, часто выходящего к народу в сопровождении менестреля и верных воинов, радуя сердца целительным светом и прекрасной музыкой.

Холодная вода бежала мутным серым потоком, из-за недавнего дождя берег размыло, и несколько кустов оказались в реке. Лишь молодые сосны и кедры оставались неизменно зелёными и полными жизни среди всеобщего осеннего увядания.

Проверив, хорошо ли держится на правой руке набитая лоскутами перчатка, Маэдрос сделал знак незаметно сопровождавшим его верным отойти дальше назад: здесь опасаться некого.

***

Издалека заметив брата, Макалаурэ встал с лежащего на песке бревна и замер, не уверенный, ст'oит ли идти навстречу. Менестрелю казалось, он уже привык ко всем произошедшим с Маэдросом переменам, кроме одной: раньше Нельяфинвэ почти всегда ходил с неподвижным, будто вытесанным из камня, лицом, но его глаза были красноречивее любых слов и мимики, а теперь ситуация изменилась на противоположную. Почему? Майтимо носил маску безразличия, возвышая себя над остальными, изображая равнодушие с тенью презрения? А теперь… Его больше не надо изображать?

Внутренне содрогнувшись от подобных размышлений, Макалаурэ смотрел, как брат, улыбаясь, шёл к нему, и сердце падало в пятки.

— Привет, Кано, — совершенно беззаботно произнёс Маэдрос и вдруг крепко обнял побледневшего менестреля. — Сегодня прекрасный день!

Не зная, как реагировать, Макалаурэ осторожно взял брата за плечи.

— Знаешь, Кано, — видя растерянность и граничащий с паникой страх во взгляде менестреля, рассмеялся старший Феаноринг, — когда я проснулся утром, вдруг понял, что у меня ничего не болит! И даже после тренировки всё в порядке.

«Ты поделился радостью… со мной?!» — так и не смог сказать вслух Макалаурэ, чувствуя, что дышать стало трудно.

— Мы не станем ждать возвращения Ангарато здесь, — отпустив брата, сказал серьёзнее Маэдрос. — В этом нет смысла. Я отправлю письмо в Дориат и сообщу, где мы будем.

— Рассчитываешь, что Ангарато приедет на Митрим не один? — смог, наконец, сказать хоть что-то Макалаурэ.

— Нет, — рассмеялся старший Феаноринг, — на это рассчитываешь ты.

Повисла напряжённая тишина. Налетевший со стороны моря холодный ветер растрепал серо-каштановые волосы Маэдроса, Нолдо убрал их от лица. Правой рукой. Макалаурэ подумал, что те, кто не знают об увечье сына Феанаро Куруфинвэ, не заметят отсутствия кисти.

— Мы поклялись вернуть Сильмарили, — помрачнел старший Феаноринг, голос снова стал хриплым, — мы не должны уходить на юг.

— А зачем тогда Ангарато поехал в Дориат? — задал вопрос Макалаурэ, но вдруг посмотрел в глаза брата и…

«Майти боится селиться на севере? — ужаснулся менестрель. — Он надеется, что удастся жить в безопасном месте, воюя лишь при крайней необходимости?»

— Из-за ресурсов, Кано, — вздохнул Маэдрос, — если Тингол не пустит нас на юг, придётся сложно. Мы должны построить крепости в горах, на высоте, чтобы каждый дом стал дозорной башней, смотрящей на врага. — Старший Феанарион нахмурился, долго молчал, дыхание ускорилось, и Макалаурэ понял, что прав в своих домыслах. — Мы сможем добывать металл сами, но нам необходим и лес тоже.