Свет проклятых звёзд
Шрифт:
— Моя не наскучит, — радостно заявил Финдарато. — Ибо расскажу я о том, как в Тирионе, дивном заморском городе разрастался розовый куст. И был он так прекрасен, что все любовались им, окружали заботой…
— И не заметили, как места другим цветам не осталось, — усмехнулся Тингол. — Но с моим королевским садом такого не произойдёт. Мои садовники умеют своевременно искоренять сорняки.
— Разве роза — сорняк? — удивился Финдарато.
— Если выросла среди яблонь, там, где ей не место, роза будет считаться сорняком. И даже шипы её не спасут от стального лезвия в руках садовника.
Королева Мелиан молчала, сыну Арафинвэ казалось, её вовсе нет здесь. Размышления прервал очередной посланник.
— Финрод, —
— Даже не представляю! — рассмеялся Финдарато. — Я слишком пьян, чтобы размышлять о подобном.
— Тогда, — поднял бокал король, — рассказывай сказки. А серьёзные беседы отложим до более подходящей обстановки. Даю своё слово, что на этот раз не стану прерывать тебя.
***
Строки хаотично ложились на лист, мысли излагались невнятно, и Эльдалотэ понимала, что ей было бы стыдно за такой текст перед учителем.
Жаль, что теперь некого стыдиться…
Сидя на витой скамеечке из тонких прутьев, напоминающей корзинку, эльфийка думала, что никогда не видела возлюбленного жениха таким, как последние дни, особенно перед отъездом в Менегрот. Ангарато стал… странным. Казался злым и напуганным больше, чем перед боем с орками.
В Дориате было гораздо теплее, чем на севере Белерианда, и Эльдалотэ радовалась возможности снова носить лёгкое платье. Убрав с колен лист бумаги, дева посмотрела на хозяев дома, в котором остановилась: муж и жена, оба сероволосые, похожие, словно брат и сестра, подстригали цветущие кусты, обсуждая вполголоса новых соседей. Эльдалотэ было безумно интересно слушать язык дориатрим, отличающийся произношением и некоторыми речевыми конструкциями от наречия подданных Новэ Корабела, с которыми пришлось пересекаться ранее. Разумеется, валинорский Тэлерин звучал красивее и гармоничнее, и, понимая друг друга, Тэлери Валинора и Синдар даже в беседе говорили каждый на своём языке. Эльдалотэ находила это забавным.
— Я надеюсь, дети наших детей не станут заключать браки с этими пришлыми гордецами, — говорил жене хозяин дома.
— Но ведь сердцу не прикажешь! — вздыхала эльфийка.
— Я прикажу! — настаивал супруг.
Эльдалотэ мастерски делала вид, что занята записями, надеясь подслушать нечто более интересное. Когда же вернётся Ангарато?
С дороги донеслось ржание лошади, и к дому подъехал сероволосый эльф с кораблём и чайкой на груди.
— Прелестная леди, — поклонился в седле посланник лорда Новэ, — мы виделись до того, как север накрыла тьма: я ездил на плотину. Тогда ещё не разделились золото и уголь.
— Золото и уголь? — с сомнением переспросила Эльдалотэ, догадываясь, что речь о цвете волос представителей Второго и Третьего Домов Нолдор.
Гонец рассмеялся.
— Да, это самое… как бы выразиться… приличное из шуток, леди. Я еду в Невраст. За небольшое вознаграждение передам письмо.
— Невраст? — эльфийка терпеть не могла чувствовать себя глупой невеждой, а сейчас уже дважды показала непонимание слов малознакомого Синда, и уже начинала злиться.
— Да, Невраст. Утёс и небольшая прибрежная зона севернее Бритомбара. Это владения моего лорда, и сейчас в Неврасте поселился его новый вассал лорд Тургон со своим народом. Я помню, до помолвки ты была одной из его подданных. Повторяю предложение: за небольшое вознаграждение я могу очень быстро доставить послание.
— Лорд Тургон? — опять пришлось переспросить.
— Турукано, кажется, по-вашему.
Это был словно удар ледяного ветра в лицо. Послание… Во владения принца Турукано… Может быть, правда написать Умнику? Он же…
«Прошу тебя, не торопись,
Пойми, ведь я тебя люблю!
И
никому не уступлю, и никому не отдам!Прошу тебя, не торопись!
Подумай о судьбе своей,
Не отвергай любви моей,
Любовь моя навсегда».
Эльдалотэ встала, отложила листок. Представив на миг, как вскакивает в седло к незнакомцу, убегает от жениха-принца ради влюблённого летописца, чтобы жить с ним в скромном доме на высоком утёсе, с которого слышен шум волн, а с крыльца виден горизонт, где небо целует море, эльфийка зарумянилась, опустив глаза.
— Похоже, это вопрос жизни и смерти, — усмехнулся гонец, — раз леди думает так долго.
— Мне некому передать письмо, — натянуто улыбнулась Эльдалотэ. — Счастливой дороги, Синда.
— Счастливо оставаться, Нолдиэ, — помахал рукой эльф и ускакал прочь, а когда обернулся, увидел лишь утонувший в пламени заката лес.
Синие знамёна в тумане
Он возник сгустком чёрно-алого мрака, воссиял на фоне тьмы осенней ночи блеском металла и светом Валинора. Спрыгнув с вороного жеребца на покрытую инеем землю и обведя взглядом так и не ставший городом лагерь, Морифинвэ устремил взгляд сквозь приветствующих собратьев, встретившись глазами с тем, кто так сильно желал его возвращения, и Туркафинвэ, многозначительно поглаживая Хуана, без какого-либо выражения на неподвижном лице, обрамлённом переливающимися серебром Итиль волосами, посмотрел на брата.
— Поговорим вдвоём, без свидетелей? — задал вопрос Карнистир, медленно доставая из поясной сумки письмо Тьелко, демонстративно выставляя послание напоказ.
— Пожалуй, — отозвался беловолосый Феаноринг.
Толпа расступилась, стоящие поодаль Амбаруссар выдохнули: Морифинвэ, похоже, не собирался совершать опрометчивые поступки. Только не сейчас. Братья понимали — встретить расплату за трусость лучше вместе.
— Иди в дом, любовь моя, — успокаивающе сказал жене Питьяфинвэ, и голос почти не дрогнул. — Тебе не о чем беспокоиться.
Галенлиндэ с замиранием сердца послушалась, и, проводив супругу взглядом, Феаноринг посмотрел на близнеца.
— Нельяфинвэ не простит нас, Амбарусса, — произнёс он вполголоса. — Что бы мы ни сделали.
— Я знаю, Амбарусса, — мрачно улыбнулся Тэлуфинвэ. — В письме сказано о переговорах, и мы все прекрасно поняли подтекст.
— Да, Амбарусса, поняли, — Питьяфинвэ крепко пожал руку близнеца. — И встретим судьбу достойно. На этот раз.
— Так и будет, Амбарусса, — ответил на рукопожатие младший Феаноринг. — Думаю, лучше нам приехать на Митрим раньше Нельяфинвэ.
Тэльво не озвучил соображения о возможной засаде, но это и не требовалось. От грядущих переговоров можно было ожидать чего угодно, однако худшая перспектива представлялась наиболее вероятной, и продолжать откладывать отъезд стало бессмысленно.
— Собираемся в дорогу, Амбарусса, — в один голос произнесли близнецы, искренне улыбнувшись своему единодушию. — Будь, что будет. А здесь оставим за главного Куруфинвиона. Думаю, никто не выскажется против.
***
Белый туман лежал плотной однородной пеленой, чёрные завитки мрака, ещё оставшиеся после отступления колдовской тьмы, танцевали над водной гладью, то теряясь во влажной дымке, то снова возникая перед глазами.
— Мы прибыли не первыми, — обернувшись к братьям, совершенно не радостно сообщил ехавший впереди Туркафинвэ. Белая лошадь Феаноринга сливалась с туманом, и лишь плащ эльфа проступал сквозь плотный сумрак кроваво-красным пятном. — Птицы поют о синих знамёнах и добрых щедрых великанах: кормят пернатых, не отстреливают.
— Синие знамёна, — напрягся Куруфинвэ Атаринкэ, — Нельяфинвэ теперь считает этот цвет своим?
— Если это так, — тихо произнёс Морифинвэ, — всё ещё хуже, чем я думал.