Свет проклятых звёзд

Гном выдернул из пня топор и согласно кивнул. Конечно, безусловно, как не поделиться с братьями?

***

Рассматривая новые клипсы из удивительного розоватого серебра, Оэруиль думала о своей роли в жизни таргелионского королевства.

Встречаясь с мужем-нолдораном исключительно на торжествах или во время редких совместных поездок по стране, эльфийка чувствовала себя красивым, нравящимся народу атрибутом власти короля, чем-то вроде изящного венца или герба на знамени. Не самая плохая роль, пожалуй, только заниматься лишь выбором нарядов, причёсок и подарков для уважаемых персон Оэруиль считала скучным и утомительным. К внешности королевы подходили с научной дотошностью, словно к геральдике: если предстояло выйти в народ, предполагалось менять детали одеяния едва ли ни на каждой улице, ведь для ювелиров необходимо демонстрировать любовь к изысканным украшениям, чтобы мастера чувствовали свою востребованность, портные должны замечать акцент на множестве изысканных тканей и вышивке, конюхам приятно увидеть свою королеву верхом на дивном скакуне, а как показать навыки в выездке в роскошном платье? А ещё есть охотники, оружейники, пекари и многие-многие другие, кому необходимо нравиться, при этом подчёркивая свою верность происхождению, оставляя в меняющемся образе место родовой символике лорда Новэ и Оссирианда, сочетающейся с восьмиконечной звездой на чёрно-красном фоне.

С гномами было проще: от королевы требовалось лишь знание песен подгорного народа, умение под них танцевать и способность, не морщась, пить горький крепкий эль.

Подумав ещё раз о том, что именно угнетает и заставляет чувствовать себя несчастной, Оэруиль поняла — дело в том, что совершенно не с кем поговорить по душам, открыто и честно, не как королева с восхищёнными подданными, но как обычная эльфийка, у которой есть свои мысли, чувства и желания.

Неожиданно вошедшая служанка, смотря испуганно и умоляюще, положила на стол письмо.

— Пожалуйста, госпожа, не спрашивай ничего! — чуть не заплакала дева, и дочь лорда Каленовэ позволила ей уйти.

Что-то случилось?

Однако содержание письма оказалось абсолютно обычным, не способным ужаснуть — в нём было сообщение о благополучном течении дел в пещерах, отсутствии потерь среди воинов Карантира, найденных месторождениях и начале вывоза положенной доли сокровищ. Что же страшного случилось? Неужели последняя строчка об отмене поездки в южные поселения на границе с Оссириандом несёт в себе тайный жуткий смысл?

Абсолютно уверенная в обратном, Оэруиль решила для себя, что служанка просто боится за кого-то, отправившегося вместе с наугрим за сокровищами в занятые какими-то тварями подземелья. Дочь лорда Каленовэ слышала истории Авари о том, как некоторые племена эльфов, позже ушедшие на север, за чёрные горы, устраивали охоту на маленьких подземных уродцев, больше походивших на дикое зверьё, нежели на способных к осмысленной речи созданий Творца. В страхе перед лихими охотниками коротышки бежали под землю и на долгие годы пропали. Удивительно, что снова кто-то о них вспомнил.

Донёсшиеся с площади голоса заставили забыть о делах и старых сказках.

— Да я не продам столько, сколько заплачу за дорогу! — кричал седой гном, размахивая оглоблей.

— Зато твой зад цел! — орал на него сверстник, видимо, компаньон. — Лучше золотом платить, чем отверстием между булками!

Крики удалились, им на смену пришло не слишком слаженное пение, доносившееся с гружёного обоза:

— У пруда сидел художник, 

Тосковал о чём-то своём, 

По воде водил ладонью, 

Наблюдал, как солнце встаёт.

Вдруг лицо в воде прозрачной 

Тот художник увидал. 

«Кто ты?» — несколько смутившись, 

Он тихонько прошептал.

Но в ответ не услышал слов, 

Лишь заиграла его душа: 

В этом лице он узнал её, 

Ту, что так сильно ему нужна. 

Лишь она ему нужна, 

Та, что смотрит из пруда. 

И художника русалка 

Нежно за руку взяла, 

Одурманив его взглядом, 

Вдруг под воду увела.

И упал на дно художник, 

Погрузившись в вечный сон. 

И заплакала русалка: 

«Ах, зачем же умер он?»

Но в ответ не прозвучало слов, 

Лишь заиграла его душа: 

После смерти он узнал её, 

Ту, что так сильно была нужна.

Лишь она была нужна, 

Та, что смотрела из пруда. 

Подумав, что поездка к границам Оссирианда всё равно отменилась, значит, можно посвятить время себе, Оэруиль решила отправиться к Башне Морской Звезды, чтобы провести время с бывшими подданными отца, занимающимися нескончаемой работой над странным таинственным сооружением на берегу всегда неподвижного, словно замершего в безвременье, озера.

Если и есть в Таргелионе кто-то, с кем можно быть хоть чуточку откровенной — это Лепасур и его мастера.

***

В небольшом зале для переговоров стоял терпкий запах трав, от которого у гнома начала кружиться голова.

— Слушай, друг-эльф, брось эти фокусы и открой окно! — возмутился глава ногродских торговцев, вытирая глаза. — На большом совете ты всех чем-то опоил, и вопросов не задали, но ты должен понимать, что ответы дать придётся!

— Я понимаю, — непривычно дружелюбно улыбнулся Морифинвэ, толкнув резную створку и впустив в помещение свежий воздух. — Поэтому здесь именно ты, мой друг. Я не хотел посвящать вас в свои семейные дела, и теперь ты сам понимаешь причину. Что бы сейчас ни говорили Синдар, ты знаешь меня и видишь, что я не сумасшедший, жаждущий крови братоубийца, я даже простил предателя-дядю, прогнавшего меня с моей земли, на которой я обосновался, прибыв защищать Белерианд от тварей с севера. Хочешь что-то сказать? Спросить?

— Пожалуй, да, — гном почесал бороду. — Мне нравится союз с тобой, эльф, — заговорил торговец, немного подумав, — но мне необходимо разумное объяснение тем слухам, что распускают твои сородичи.

— Пожалуйста, — ещё шире улыбнулся Морифинвэ, — я дам любое объяснение. Почему мы, родня «верховного нолдорана», отреклись от родового имени? Всё просто, друг мой. Я и мои братья — титульная, старшая ветвь королевской семьи, но мой дядя силой отобрал у нас корону. Если бы мы продолжили носить имя Финвэ, «верховному нолдорану» пришлось бы трудно предоставлять красивые доказательства своего права на власть. Но у меня иной мотив. Дядя предал память нашего родоначальника, угрожал нам войной, чтобы получить корону. Он больше не родня мне, и род Финвэ, который теперь представляет Финголфин и его потомки, отныне не моя семья. Я так решил.

— И твой брат, явившись на Праздник Объединения, хотел устроить там бойню?!

— Ха, — Феаноринг потёр руки, — Маэдрос всегда был… не самым умным из нас. Его выходка дорого обошлась всем, и наш сегодняшний разговор — лишь начало проблем.

— Именно, — поддакнул гном, радуясь свежему воздуху, — Синдар теперь считают вас врагами!

— Знаю, — король Таргелиона скосил глаза на письмо лорда Каленовэ и скривился в ухмылке, вспомнив, где сейчас гонец, доставивший неприятные вести, и с каким ответом уехал в Оссирианд в сопровождении воинов посланник независимого владыки Карантира. — Я тебе так скажу, друг мой: да, я убивал эльфов в аманском порту, но делал это не потому, что мне вдруг этого захотелось. Я шёл воевать с общим врагом, с тем, что сидит здесь на севере и не даёт житья ни Синдар, ни наугрим! А эти безмозглые агрессивные гуси напали на нас и засыпали стрелами! Пусть они родня Тингола, да хоть кого угодно! Я клялся преследовать врага, шёл на него войной! Как я должен был поступить с его пособниками?

— Ты не объяснишь это Тинголу, друг.

— А я и не собираюсь! — багровея от разгоревшейся злобы, вскочил из-за стола Карнистир. — Тингол мне никто! И дружбу с ним я бы засунул Морготу в одно из отверстий! Я не узурпатор, зовущийся «верховным нолдораном», которому надо доказывать право на власть и клянчить дружбу с соседями! В добрых отношениях со мной мои соседи заинтересованы сами!

— Твоя правда, — решил успокоить разбушевавшегося эльфа торговец. — Я больше скажу: меня устраивает твоя независимость от Финголфина, потому что, если ты был бы его лордом, пришлось бы делиться данью ещё и с ним. А я не хочу делиться ни с кем, кроме моего дорогого компаньона, сотрудничество с которым приносит выгоду, перекрывающую любые вложения.