Свет проклятых звёзд

— Мориквэнди не враждовали с Нолдор, — снова заговорила Мистель, всё-таки съев несколько долек яблока, — ты не сталкивалась с неприязнью к себе за то, что принадлежишь не к тому народу.

— Это не совсем так, — Туивьель налила себе вина, тоже взялась за сушёные яблоки, — Нолдор — гордые эльфы, они, так же, как и Тэлери, считают себя лучше остальных. Вы, Калаквэнди из Благословенного Амана, свысока смотрите на всех уроженцев Средиземья. А нас, изначально отвергнувших всех Валар разом, к тому же постигла слава рабов тьмы.

Мистель очень хотела изобразить удивление, но сыграла на этот раз плохо. Химрингская леди посмотрела на гостью, чувствуя, что жалеет супругу посланника Хитлума всё сильнее: бедной эльфийке пришлось столько пережить, чтобы в итоге оказаться на чужой земле с ребёнком под сердцем, вынужденной играть в игры, которые лично ей абсолютно не нужны.

— Это не пустословное обвинение, — со вздохом сказала Туивьель, — Моргот оставил нам только два пути: медленно, один за одним гибнуть в неравном бою с чудовищами, заполонявшими леса, или жить вечно в земле за Железными Горами. Те Авари, что отказались от помощи Валар, и были достаточно горды, чтобы продолжать умирать в чащах, стали придумывать более эффективные способы борьбы с шантажистом, а другие выбрали вечную жизнь.

— За это нельзя осуждать, — сдвинула брови Мистель.

— Выбор оказался неверным. Стремившиеся выжить превратились в орудие, помогающее в войне против остальных эльфов, — пожала плечами леди, — и весь народ оказался заклеймён. Так что, у нас с тобой больше общего, чем тебе кажется: и Тэлери, и Авари для Нолдор враги в равной степени.

— Я именно это и хотела сказать, — рассмеялась сквозь слёзы гостья, — но ты меня опередила. Мы обе замужем за Нолдор, и обе никогда не сможем чувствовать себя равными их народу.

— Мужчины, — ласково произнесла леди, — наше счастье. И наша трагедия.

— Когда Аратэльмо вернётся? — спросила, гладя живот, Мистель.

— Когда Моргот падёт, — вздохнула Туивьель. — Восточные земли сейчас тоже во власти тьмы, но оплот её осаждён, однако мы не знаем, могут ли войска врага нанести удар с неожиданной стороны. Мой сын возглавил поход на оставленные Авари территории. Он будет защищать наши восточные рубежи.

— Это очень страшно, — промокнула слёзы супруга Варнондо. — Когда я жила в Лебяжьей Гавани и была менестрелем, то пела о любви, о мечтах, о счастье. О том, что это моё прекрасное будущее. Жаль, слова не оказались пророческими.

— Ты пела о любви к Валар? — с хитрой улыбкой спросила Туивьель.

— Да, конечно, я ведь не из Авари, — слегка обиженно произнесла Мистель. — И я умела играть на хрустальных и керамических сосудах с помощью серебряной палочки. Но это, конечно, не так красиво звучит, как струны.

Помолчав немного, уроженка Альквалондэ разложила дольки в тарелке так, чтобы получилась звезда.

— Что плохого в любви к покровителям? — спросила вдруг Мистель. — Да, я любила Валар, но моя любовь была требовательной, и я не смогла простить владыкам то, что они не защитили меня. У Валар нет главного, что я нашла в Нолдо — жертвенности и самоотверженности. Ты тоже любишь мужа за эти качества?

Туивьель улыбнулась.

— Какие песни ты поёшь будущему малышу? — перевела тему леди. — Говорят, они влияют на характер дитя.

— Это неправда, — отмахнулась гостья. — Сама подумай, хоть одна мать поёт нерождённому ребёнку, что он вырастет надменным гордецом, способным на убийство, готовым ради власти на подлость, лжецом и интриганом? Или пророчит девочке любовь к оружию?

— Интересные были бы песни, — рассмеялась Туивьель.

— Возможно, — кивнула Мистель, — но я бы предпочла их никогда не слышать.

Погладив ладонью живот, супруга посланника тихо запела:

— Когда-то мир сиял и для меня,

В нём каждый миг был радостен и нов.

У ног играла пеною волна,

Не знали мы ни горя, ни оков.

Вот так живёшь, не ведая порой 

О том, что предначертано тебе,

О том, что для тебя готова роль

В жестокой и пустой чужой игре,

Где не мы выбираем пути,

Нас несёт бесконечный поток,

И чему суждено с нами произойти,

То случится в назначенный срок.

И лишь во сне способна полететь

Я лебедем к далёким облакам!

Вновь счастья ждать и беззаботно петь,

Бежать навстречу ласковым ветрам.

Если мы выбираем пути,

Где дорога к родным берегам?

Как хочу я ключи от свободы найти,

Недоступные нашим врагам!

Туивьель посмотрела на окна комнаты: одни занавешаны плотными шторами, другие приоткрыты, впускают в помещение холодные золотые лучи.

— Спасибо за угощение, — с грустной улыбкой произнесла гостья, вставая, — мне пора. Я зайду завтра, если не возражаешь, принесу несколько своих книг. Уверена, такого в химрингской библиотеке нет.

— Конечно, приходи. Пока мужья решают судьбы королевств, мы можем себе позволить просто беседовать на отвлечённые темы.

Мистель радостно согласилась, однако глаза всё равно выдали её: да, жена посланника хотела бы просто говорить ни о чём, однако положение обязывало поступать иначе.

Проводив гостью до двери, Туивьель подошла к северному окну и отодвинула шторы. Постепенно начинало смеркаться, и в вечерней дымке вдалеке тонул осадный лагерь, из которого вот-вот должен был вернуться Маэдрос.

— Легенда, — просияла леди, представляя долгожданную встречу. — Надеюсь, ты приедешь с миром в сердце.

***

— Не думал, что когда-нибудь снова с тобой встречусь, Варнондо, — сказал Ондимо, сидя за столом и смотря на гостя испытующе. — А когда ты приехал, мне казалось, что особо ценным гостям будет не до книг.

Посланник верховного нолдорана промолчал.

— Я приготовил для тебя интересные записи, можешь брать в покои или читать здесь, если больше нечем заняться. Библиотека в твоём распоряжении.

— Благодарю.

Двум Нолдор, часто встречавшимся у Вала Ауле, когда тот обучал работе с камнем, было, о чём поговорить, но ни один, ни второй не хотели вспоминать прошлое и делиться им.

— Сложно принять, что твоим королём стал втородомовец, которого не привык уважать? — всё-таки задал вопрос Варнондо.

— Уважение… — Ондимо достал из стола сшитые алой лентой листы, критически осмотрел и убрал назад. — Любой из Пробудившихся и их первых потомков скажет, что своих лидеров мы любили. Они были для нас не королями, перед которыми преклоняли колено, но дражайшими родственниками. Нолдоран Финвэ, похоже, последний из таких вождей. Первым Квэнди не требовалось уважение, а вам, аманэльдар, это оказалось жизненно необходимо, и не каждый владыка смог изменить себя. Короли привыкли, что их любят, что они не обязаны отстаивать статус, ведь кто пойдёт против обожаемого родича? Мы были, как дети. Помнившие Куивиэнэн не хотели меняться, а жизнь заставляла. — Ондимо вдруг прямо посмотрел на Варнондо. — В итоге, у нас правит король, который считает, что его и не любят, и не уважают?