Свет проклятых звёзд
Шрифт:
— Честной? Прости, музыкант, но я не помню нечестных восхвалений в адрес главы Первого Дома.
— Но не было и честного обличения. — Аклариквет приободрился, заговорив о своей музыке. — Нолдор не осознавали, что им это нужно, а когда я запел…
Лицо менестреля стало мечтательным, глаза посмотрели слишком выразительно, чтобы не понять — музыкант очень хотел спеть ту самую песню, и вероятный риск уже не пугал: Аклариквет любил своё творчество слишком самозабвенно. Карнифинвэ сдержанно рассмеялся.
— Я бы послушал, что это было, — несколько неуверенно произнёс потомок Феанаро. — Думаю, мне тоже не помешает знать, какая
Аклариквет встал и поклонился, словно со сцены:
— Рождён среди волков,
Жестокостью своей храним,
Ты взошел на трон!
Твой род теперь непобедим!
Отточенный клинок
Сверкает молнией в руке,
И непокорных он
Заставит дань платить тебе.
Вновь содрогнется мир
От твоих побед,
И твоя звезда
Вдаль за горизонт
Тебя ведёт!
Ты слепой глупец!
И твой конец
Тебе пророчит небо!
Зло слабей добра!
Твоя звезда
Тебя сотрёт со света!
Я построил, ты разрушишь
На обугленной земле!
Королевство ты построил
На чужой беде!
В твоих глазах огонь
Испепеляет все кругом,
Ты не услышишь стон:
Повержен враг! Он обречён!
Ты превзошёл себя!
Твоей рукою правит свет!
Но помни об одном:
Твоей душе в огне сгореть!
Вновь содрогнется мир
От твоих побед,
И твоя звезда
Вдаль за горизонт
Тебя ведёт!
Ты слепой глупец!
И твой конец
Тебе пророчит небо!
Зло слабей добра!
Твоя звезда
Тебя сотрёт со света!
Я построил, ты разрушишь
На обугленной земле.
Королевство ты построил
На чужой беде!
— Я всё понял, — сказал Карнифинвэ, промолчав о том, что по-своему обиженный народ, конечно, был прав, рассуждая таким образом, и то, что Нолофинвэ позволил выпустить пар, распевая на улицах злые песенки, вероятно, помогло сохранить хоть какой-то мир и, конечно, удержать власть Второго Дома над всеми остальными, — теперь хочу отдохнуть перед советом. Пусть скорее подготовят портреты твоих племянниц, чтобы отправить письмами моей родне. До встречи завтра, музыкант-советник.
— Просто музыкант, — поклонился Аклариквет. — Спасибо, господин Карнифинвэ из великого славного рода Махтана. Помни и гордись своими предками, особенно, по линии Нерданель. Прости за навязчивость. Будь счастлив.
В какой-то момент принцу показалось, что менестрель никогда не уйдёт, но наконец двери за ним закрылись, и сын нолдорана Питьяфинвэ вздохнул свободно. Теперь можно расслабиться в тёплой ароматной воде. Должно же быть в пребывании на вражеской территории хоть что-то хорошее!
Примечание к части Песни: театр Седьмое утро "Как странно!"
Воскресение "Кто виноват"
Троя "Кривое озеро"
Ты же понимаешь, Карнифинвэ...
Утро началось с кратковременной грозы и очень раннего визита миловидной юной девы, представившейся Райвен, дочерью воина Аралкариона.
— Мне велено сопроводить тебя на совет, господин Карнифинвэ, — сказала высокая и сильная эльфийка, однако старавшаяся казаться скромной и хрупкой.
— Сейчас? — удивился принц. — Но ведь ещё не время.
Дева пожала широкими плечами, чуть сжимаясь, стеснительно опуская голову, смотря, однако, прямо на Карнифинвэ, милейше улыбаясь:
— Мне
лишь велели тебя сопроводить.— Я подумал — для охраны, — невыносимо серьёзно отозвался принц, демонстративно медленно закалывая на плече алый плащ с золотой восьмиконечной звездой. — А если я что-то сделаю не так, ты скрутишь меня и бросишь в подвал, заковав в кандалы.
Райвен искренне рассмеялась и взглянула на сына нолдорана Питьяфинвэ оценивающе.
— Не думаю, — смелее сказала девушка, — что смогу справиться с тобой одна.
— Стражу позовёшь, — равнодушно бросил Карнифинвэ, поправив воротник и звезду. — Веди, куда собиралась.
— Знаешь, господин, — снова смущённо поклонилась эльфийка, — а мне нравится мысль пленить тебя. Прости.
Принц проигнорировал намёк, вышел вместе с Райвен и верными из покоев и направился в маленький зал, расположенный в дальнем конце крыла, сквозь украшенный сценами из жизни нолдорана Финвэ коридор. Взгляд остановился на сцене «зарождения любви» между королём и его второй супругой.
— Очень романтично, правда? — приблизилась вплотную дочь Аралкариона.
— Сыновья Индис — поистине достойные её потомки, — отстранился принц, — как и мать, вечно стремятся заполучить чужое.
Дева опешила, в серых глазах отразился испуг. Карнифинвэ, довольный своей дерзостью и произведённым эффектом, сделал знак леди, чтобы вела в нужном направлении, не задерживаясь.
Небольшой полностью нежно-голубой с серебром зал распахнул казавшиеся хрустальными двери, и принц оказался в помещении, наполненном голосом арфы Аклариквета и пением хрупкой девы с пышными каштановыми волосами в тончайшем нежно-розовом платье.
— Дай прикоснуться к тебе рукой, — лилась музыка весенним ручьём, серебряным колокольчиком и трелью соловья, — позволь услышать голос нежный.
Моя любовь спешит рекой,
Как будто без надежды.
Я так хочу сойти с ума,
Когда дышу с тобою рядом;
Когда на улице весна
Сменилась листопадом.
Невольно ожидая подвоха и ловушки, Карнифинвэ не смог по достоинству оценить красоту песни и девы, которую Аклариквет поспешил представить, назвав Нелладель, дочерью героя Раниона, а лишь напряжённо прислушивался к собственным ощущениям.
«Мне даже предоставили выбор! — мысленно «восхитился» сын нолдорана Питьяфинвэ. — Две девы, и такие разные! Сейчас я буду терзаться сомнениями и подпишу всё подряд!»
— Я говорю, не открывая глаз, — продолжала петь Нелладель, — и ты не веришь грустным взглядам.
Хочу услышать только раз,
Другого мне не надо.
Я встану солнцем над тобой,
Я стану ночью безмятежной.
Позволь услышать голос твой.
Позволь услышать голос твой.
Карнифинвэ, удобно устроившись за столом и взявшись за ломтик ароматного хлеба с ягодами, почувствовал, как Райвен злится и уже готова наброситься на соперницу. Принц подумал, что с удовольствием взглянул бы на нечто подобное. Перекусив и убедившись, что никакого колдовства в музыке нет, по крайней мере явного, особо ценный гость Хитлума заметил, наконец, что Нелладель действительно очень красиво поёт. Невольно заслушавшись, Карнифинвэ пропустил момент, когда в зал вошли отцы девушек. Оба почтительно поздоровались молчаливыми поклонами, одинаково наигранно сделали вид, будто им неинтересно, обратил ли внимание посланник Химринга на их дочерей, одновременно сели за стол и взялись за книги.