Свет в оазисе

– Хранитель...
– повторила она, словно пробуя это слово на вкус. И вдруг спросила: - Почему ты решился доверить мне такую тайну?

Алонсо знал, что она спросит об этом.

– Помнишь, сьелито, как ты сказала, что наши страдания происходят из-за привязанности?

– Да, - она вдруг покраснела.
– Только я ведь могу и ошибаться.

– Можешь и ошибаться, - согласился Алонсо.
– Главное для меня не то, права ты или нет, а то, как свободно и независимо ты мыслишь. В мире, где нам с детства внушают - и христиане, и мусульмане, - что мы страдаем в наказание за наши грехи, что человек, даже если он только что родился и еще не успел нарушить ни одного из бесчисленного количества запретов, уже должен расплачиваться за первородный грех, ты осмеливаешься самостоятельно размышлять на эту тему и находить совсем иную причину! Ты утверждаешь, что источником страдания являются не наши проступки, а наши привязанности. К тому же, вторя автору рукописи, еще даже не зная о ее существовании, ты предлагаешь видеть в жизни разновидность сна, поскольку это притупляет привязанность, а значит, и уменьшает страдание.

– Да, мне это действительно помогает, - Консуэло улыбнулась и с благодарностью подняла глаза на собеседника.

– Я знаю, что для восприятия идей, изложенных в этом манускрипте, - продолжал Алонсо, - необходимо именно такое свободное и непредвзятое мышление. И я думаю, что не зря поделился с тобой своей тайной. Достаточно посмотреть на то, с каким восторгом ты на это откликнулась!

Ничуть не меньшее впечатление, чем сообщение об орбинавтах и их способности менять реальность силой мысли, произвел на Консуэло рассказ Алонсо о его собственных ночных опытах, о "сказочных снах", в которых сновидец, зная, что все вокруг есть лишь его сон, меняет его содержание по собственному усмотрению.

– Ты понимаешь, чего ты добился, Алонсо?!
– она схватила его за воротник и дернула. Он еще ни разу не видел Консуэло в таком возбуждении.
– Мне кажется, ты не отдаешь себе в этом отчета! Даже если ты никогда не станешь орбинавтом, ты уже умеешь делать нечто такое, о чем бесчисленные поколения людей даже не подозревали. Ты управляешь заветным миром своих сновидений! Да одного этого вполне достаточно, чтобы навсегда стать счастливым! Какой же бесценный дар получила я от тебя, мой милый торговец коврами!

Она крепко обняла его и покрыла его лицо поцелуями, в которых на этот раз не было ничего приглашающего в постель.

Алонсо обещал к следующему приезду в Саламанку изготовить для нее отдельную копию рукописи, а Консуэло заявила, что непременно прослушает в университете курс древнееврейского языка.

– Так ты привлечешь к себе лишнее внимание, - возразил Алонсо.
– Слишком уж ты яркая личность, чтобы остаться незаметной в большой аудитории. У людей может возникнуть вопрос, почему из всех дисциплин, преподаваемых в этом саду знаний, тебя заинтересовал именно еврейский язык. И это в те времена, когда людей жгут на кострах по одному лишь подозрению в интересе к иудаизму. Лучше попроси нашего друга Рохаса или дона Антонио раздобыть тебе грамматику и разберись с буквами сама. С твоим умом ты сделаешь это без труда.

Консуэло согласилась с ним и обещала соблюдать осторожность.

Через несколько дней Алонсо посетил Антонио де Небриху в его типографии. И тот упомянул во время разговора, что на ближайшей встрече литературного кружка у Консуэло будет читать отрывки из своей "Грамматики". Лексикограф подчеркнул свое желание видеть Алонсо на этой встрече.

Алонсо не мог отказать, и по этой причине 6-го дня января-месяца 1492 года он еще находился в Саламанке. Вечером он и Фернандо де Рохас, возвращаясь с предмостной площади в центр города, столкнулись с массовым факельным шествием. Звучал гимн, в воздухе реяли знамена и кресты. Вообще говоря, такие шествия были делом обычным. Достаточно было, чтобы какой-нибудь монастырь отмечал день своего святого покровителя. Только в этот раз людей было не в пример больше обычного, и среди них присутствовали монахи разных орденов. Люди что-то радостно кричали, заглушая пение.

– Что произошло?
– спросил Алонсо городского стражника в каске и кирасе, держащего в руке алебарду.

– Мы взяли Гранаду!
– крикнул тот в ответ, хотя стоял совсем рядом.
– Все! Конец Реконкисты, друзья мои! Невероятное мгновение! Наши доблестные рыцари полностью извели магометанскую заразу на полуострове! Поверьте мне, сей великий день празднует вся христианская Европа!

–

Глава 7

–

Перед уходом целовали,

За поворотом исчезали

И писем нежных не писали.

Бланш Ла-Сурс

За считанные недели на месте того, как пожар уничтожил осадный лагерь в долине Гранады, на его месте был возведен Санта-Фе. Христиане с гордостью говорили, что это единственный город Кастилии, никогда не знавший мусульманского владычества. Каждый день на глазах у рыцарей и ополченцев возникали новые каменные и деревянные постройки, мощные стены, высокие башни. В центре Санта-Фе находилась площадь - настолько широкая, что на ней могла разместиться целая армия. Две главные улицы, пересекаясь, образовывали крест и заканчивались в четырех воротах, которые выходили на разные стороны света.

Вот, когда Мануэлю впору было вспомнить о сходстве реальности и сна, однако с того памятного дня, когда разразился "Бой королевы", он гнал все возникавшие у него мысли на эту тему. Идальго из Лас Вильяс был настолько поражен и напуган собственным вмешательством в судьбу поединка Гарсиласо де Ла Веги с Тарфе, что не решался больше даже думать об этом.

В октябре Бальтасар неожиданно заявил, что назавтра наступит "особый день".

– Может быть, приоткроешь завесу тайны и объяснишь мне, чем завтрашний день так уж сильно отличается от остальных?
– спросил идальго.

Бальтасар задумался, словно взвешивая, следует ли довериться рыцарю. Затем решился:

– Завтра полнолуние. Цыгане часто устраивают в полнолуние праздник, играют свадьбы, поют, танцуют. Обычно при этом собираются несколько групп, чьи стоянки находятся недалеко друг от друга.

– Но почему ты делал из этого тайну?

– Не хочу привлекать к своим собратьям повышенного интереса Святой Палаты. А что если кому-то придет в голову, что они только для вида приняли католичество, а на самом деле поклоняются луне?

Бальтасар был прав. Тем более, как понимал Мануэль, с верованиями цыган ситуация вообще была малопонятной. Может быть, они действительно сохранили пережитки языческих обрядов и неслучайно устраивают праздники именно в полнолуние?

Мануэлю пришел в голову новый вопрос.

– Погоди, Бальтасар, а почему ты считаешь, что мы должны отправиться туда именно завтра? С тех пор, как мы встретили цыганок, прошло уже немало месяцев. Раньше тоже были полнолуния, но ты ничего не говорил.

– Прошлые полнолуния, дон Мануэль, совпадали с нашими патрульными выездами. А в этот раз у нас два свободных дня.

Спустя сутки Мануэль и Бальтасар, сев на коней, выехали из Санта-Фе в юго-западном направлении. Верный Пепе возмущался тем, что господин отправляется в путь без него, но Фуэнтес успокоил его, сказав, что они вернутся в тот же день, а в часы их отсутствия Пепе должен присматривать за солдатами.

Дул порывистый ветер, солнце скрылось за облаками. На окрестных холмах лежали хлопья тумана. Бледнеющие в дымке снежные вершины Сьерра-Невады напомнили Мануэлю тот день, когда он впервые их увидел, добираясь в эти края из Кордовы в обществе семейства маркитантов.