Свет во тьме

На противоположной стене висел одинокий машинописный лист с посланием от отца Георгия. Батюшка давал отчет о том, куда им были потрачены церковные сборы, и сетовал на падение числа своих прихожан.

Мужчины прошли по неширокому проходу между иконостасов в центральную часть зала, где слабый свет от свечей озарял скромный алтарь. Пол в этой части зала был искусственно приподнят и укрыт дешевым линолеумом. По центру этой площадки возвышался алтарь с лежащей на нем Библией. Внутреннее убранство церкви не отличалось роскошью, обычно свойственной православным храмам и церквям.

Тут мужчины услышали странные звуки: тихое всхлипывание, раздававшееся где-то за ближайшей к алтарю колонной. Подойдя ближе, блондин и брюнет обнаружили коленопреклоненного юношу. «До чего же он впечатлительный и слабый, подумать только», – мелькнула удивленная мысль в голове у блондина. Паренек неистово молился, роняя слезы и беззвучно шевеля губами. Ладони его побелели от напряжения, а на лице отражалась борьба боли, траура и нежности. Мужчины замерли, задумчиво разглядывая юношу.

– Меч Господень, – обратился брюнет к юноше.

Блондин ответил, но не столько напарнику, сколько произнося очевидную мысль, при этом не отводя взгляда от молившегося юноши:

– Не стоит сомневаться, это именно тот, кого мы искали. Во время всеобщего грехопадения и веселья он единственный молится за весь этот странный городок…

– Похоже, он бывает здесь все свободное время.

Седоволосый улыбнулся:

– А он не так слаб, как мне почудилось на первый взгляд.

– Ему просто нельзя быть слабым – он один стоит за этот город. Один-единственный.

– Не думаю, – с сомнением покачал головой блондин, – должны быть и другие. Я это чувствую. И наша с тобой задача – найти их. А молитва этого юнца – всего лишь начало.

– Ему придется несладко, ты же понимаешь.

– Той девушке в парке, работнице газеты, тоже предстоит пройти немало испытаний. Впрочем, как и нам с тобой.

– Не в первый раз.

Взгляд блондина наполнился весельем.

– Но мы ведь не отступим?

– Конечно же, нет, – улыбнулся в ответ брюнет.

Мужчины замерли по обе стороны молящегося юноши. В тот же миг зал постепенно, словно раскрывающийся бутон лилии, стал заполняться белоснежным сиянием. Этот неземной свет озарил все вокруг, осветил малейшие детали, скрывая убогость и простоту убранства церкви, не оставляя места даже крохотной тени.

Позолота на иконах заблистала, рисунок на линолеуме стал столь же ярким и четким, как в день его создания, а алтарь с Библией величественно возвышался над всем этим, подобно часовому, охраняющему покой Вселенной.

Белый свет исходил и от мужчин в спецовках. Только вместо спецовок они уже были облачены в белоснежные робы, искрившие, словно бенгальские огни. На их лицах постепенно проступал бронзовый загар, а в широко распахнутых глазах мелькали яркие языки белого пламени. На поясе у каждого висели сверкающие ножны, из которых виднелись покрытые все тем же белым огнем рукояти мечей.

Мужчины одновременно вознесли руки над головой юноши. В тот же миг за их спинами вспыхнули прозрачные крылья, затрепетавшие под потоками несуществующего ветра.

Юноша ощутил, как его захлестывает невероятное чувство любви и нежности, словно целый мир отвечает ему взаимностью. Потрясенный, он перестал плакать и закрыл глаза. Впервые за очень долгое время он был счастлив.

* * *

«Вечерний Прахов» был типичной газетой маленького провинциального городка: стандартного формата, тихой, с явственным налетом советской стилистики и избегающей публикации скандальных материалов. Короче говоря, газета была под стать родному городу и старалась ничем не беспокоить его размеренное существование.

Редакция располагалась на проспекте Победы, в одном из многочисленных двухэтажных домов, типичных для Прахова. Каждое утро вторника и пятницы у входа в редакцию останавливались серые уазики, и уже немного пьяные грузчики складывали в нутро автомобилей свежие выпуски газеты. В целом дела у «Вечернего Прахова» шли неважно. Что было легко понять, просто взглянув на обшарпанное здание единственного печатного СМИ в городе.

На первом этаже здания находились отдел новостей и бухгалтерия. Четыре письменных стола, пара древних пишущих машинок и одна новенькая – электрическая «Ромашка-312», пластиковые корзины под мусор, перемотанный изолентой дисковый телефонный аппарат и единственная гордость – электрический самовар, подарок от не то бизнесмена, не то бандита.

Складывалось впечатление, что бумажные обрывки с заметками, вырезки из старых номеров газет, ручки, калькуляторы и прочие канцелярские принадлежности жили здесь своей собственной жизнью. Невысокая, потрепанная временем ширма разделяла новостной отдел и приемную. Бухгалтера сидели в отдельном кабинете, где хранился единственный в редакции металлический сейф с деньгами и ценными документами.

Но в центре общего рабочего пространства было еще одно отдельное помещение, которое ожидаешь увидеть в редакции столичного толстого журнала, а уж никак не заштатной газетенки. Стеклянный куб в центре зала являл собой кабинет главного редактора и был настоящим нововведением во всех смыслах. Так как нынешний главред «Вечерки» всего пару месяцев назад занимал пост ведущего репортера московской редакции «Аргументов и фактов», наличие собственного кабинета являлось одним из условий его перехода в редакцию провинциальной газеты.

Бывшего москвича звали Михаил Каганов. Сильный, уверенный в себе мужчина, держащий в ежовых рукавицах всех подчиненных, от секретарши и уборщицы до штатных журналистов и руководителей технического производства газеты. Хотя стоит заметить, что подчиненных у него было не так уж много. Но они уже успели по негласному сговору наградить нового начальника прозвищем «Хан», намекая на происхождение его фамилии и властный, жестокий характер.

Каганов приобрел «Вечерний Прахов» на деньги, скопленные им благодаря лихому ветру перемен, охватившему всю территорию бывшего Советского Союза. Владеть собственным изданием – это была мечта всей его жизни. Конечно, его энергия и напор были чужды провинциальному размеренному и сонному образу жизни, что порождало массу конфликтов между Кагановым и его новыми подчиненными. Михаил жаждал поднять газету на новый уровень, увеличив число подписчиков не только в городе, но и охватить всю область. Но, перебравшись из «Аргументов и фактов» в «Вечерний Прахов», он почувствовал себя мухой, угодившей в сосновую смолу. Здесь все делали не торопясь. Бешеная энергия Михаила, привычного к ритму бурлящей столицы, наталкивалась на необходимость посадки и поливки овощей в огородах сотрудников или всеобщей радости относительно учреждения депутатами нового праздника и внеочередного выходного дня.

Одним из немногих дней, когда все сотрудники были поглощены работой и не отлынивали от своих обязанностей, был понедельник. Нужно было срочно сдавать в печать новый номер, который был еще далек от состояния полной готовности. Царившая сегодня в редакции атмосфера больше напоминала работу в родовом отделении, где все сотрудники в едином порыве безостановочно метались по помещению. От редактора к корректору, затем подобрать фото для иллюстрации, вновь бежать к редактору для согласования. Затем сложить получившийся результат на монтажные листы, заготовить клише. И все это нужно успеть до пяти часов, после чего номер отправится в набор.

В тусклом ламповом свете, не обращая ровным счетом никакого внимания на царивший вокруг хаос, над макетным столом замерли Михаил и Фома, ответственный редактор. Редакторы собирали выпуск «Вечерки» словно пазл: вот это мы разместим на главной, а эту статью перенесем на пятую страницу. Этот материал слишком большой, лучше разместить в этом номере первую часть, а продолжение в пятничном выпуске. Работа не клеилась, и постепенно Михаила охватывало раздражение. Это неприятное для него чувство он испытывал каждый понедельник и четверг в течение последних двух месяцев своей жизни в Прахове.