Светить, любить и прощать
Шрифт:
Все прошло, годы молодые пробежали, ведь женский век короток…
А сердце бабье все-таки хочет любить, мечтает о детях, поэтому всю свою нерастраченную любовь перенесла Глафира на племянницу Полину. Приезжала она в деревню часто и всегда с кучей подарков. Уж как любила она дочь сестры! Как баловала девчонку! И книжки, и платья, и сапожки – всего даже не перечесть. Глядела на подрастающую племянницу и втайне надеялась, что настанет время, Полина закончит школу и к ней в город пожалует. Мечтала, планировала, готовилась… И надо же, дождалась своего часа – девушка, приехав поступать, первым делом появилась,
Глафира, сияя от счастья, поклеила новые обои, побелила потолки, выбросила старую тумбочку и купила новый диван для любимой девочки. И полку для книг на стену повесила. И лампу настольную приобрела. Денег не пожалела, выбрала самую дорогую… Так старалась! Наготовила всяких вкусностей, баловала дорогую Полечку, искренне надеясь, что, наконец, глухое бесцветное одиночество, так мучившее ее всю жизнь, отступило. Верила, что счастье пришло, радовалась, что теперь ей будет о ком заботиться, будет, с кем поговорить долгими зимними вечерами.
Глафира мечтала, планировала, суетилась… Из кожи вон лезла, лишь бы Полюшку осчастливить.
Но мы предполагаем, а жизнь, как известно, располагает. Ах, если бы все наши планы сбывались и желания исполнялись…
Если бы, если бы, если бы!
Но все пошло совсем не так, как хотелось Полине и как представляла Глафира.
Жизнь завязала такой тугой узел, так закрутила жесткую пружину, что выкарабкаться из возникшей ситуации, жуткой и страшной, они смогли не сразу… Долго в себя приходили.
Все внезапно как-то пошло кувырком. И долгожданный покой, и душевное равновесие, и обретенная гармония – все кануло в небытие…
И даже теперь, в свои тридцать восемь лет, Полина, вспоминая об этих днях, иногда скатывалась к страшному унынию и утопала в густой печали.
Наверное, все мы несем за плечами тяжелый груз прошлого.
Все шагаем по жизни, переступая с черного на белое. И обратно… С белого на черное.
Но радость и счастье мы почему-то быстро забываем, а вот тяжелое и темное несем с собой через всю нашу жизнь.
Глава 11
Кира нетерпеливо поглядела на часы и сердито вздохнула.
Ну, конечно, Нина опаздывает. Как, впрочем, и всегда…
Кира решительно достала телефон и набрала давно знакомый номер. Гудки били в ухо целую вечность, пока, наконец, довольный и радостный голос подруги не пропел весело и беспечно:
– Да?
Кира чуть не подавилась своим негодованием:
– Нина! Что «да»? Ты где?
Нинка ответила, как ни в чем не бывало, нисколько не смущаясь и не теряя благостного расположения духа:
– Кирюша, а ты никак сердишься?
Так уж повелось еще с первого курса, что Нина в минуты особого душевного расположения называла Киру Кирюшей. И никакие сопротивления подруги ее не останавливали. Она парировала безапелляционно:
– Ты моя лучшая подруга. Я тебя люблю как сестру. И как хочу, так и называю. Поняла? Если тебя это успокоит, то тоже можешь называть меня как душе угодно. Я не обижусь и тебе не рекомендую!
Но сегодня, негодуя и нервничая, Кира на это даже внимания не обратила:
– А еще бы мне не сердиться? Ты что, забыла? Я уже полчаса тебя одетая жду! Мне жарко! Ты где?
Было слышно, что Нина вздохнула, и уже тише, и гораздо
миролюбивее ответила:– Кирюша, я иду. Иду! Просто я машину дома оставила – предновогодние пробки меня бесят. Ты же знаешь… Я ехала на такси, а потом решила пешком пройтись, поэтому быстро не получается – зима все-таки, скользко, ветрено.
Кира не сдавалась:
– Так сколько ж ты еще брести будешь?
Ниночка досадливо отмахнулась:
– Ну, все, отстань, зануда! Сейчас буду.
Но тут же, не сдержавшись, выпалила:
– Умей прощать маленькие слабости близких людей.
Кира, поняв безнадежность всех своих увещеваний, лишь недовольно буркнула в трубку:
– Поторопись, близкий человек, а то я сейчас просто лопну от злости.
Положив трубку, она присела в кресло, и недовольно сморщившись, опять посмотрела на часы.
Кира, миролюбивая и быстро отходчивая натура, терпеть не могла одного – опоздания. И любой, кто бы ни оказывался опоздавшим, всегда вызывал в ней бурю эмоций, близких к раздражению и порой даже злости. Ну, никак не могла Кира понять, как можно опаздывать, зная, что тебя уже ждут. Можно же раньше выйти из дома, заказать заранее такси, или, на худой конец, просто позвонить и предупредить, чтобы человек не ждал и не нервничал. Но, к сожалению, ее лучшая и ближайшая подруга Ниночка, в филологических кругах уважаемый доцент Нина Сергеевна, этого убеждения Киры не разделяла, считая, что женщине можно все. Это, пожалуй, и было то единственное, что их отличало друг от друга.
Кира нетерпеливо вскочила с кресла, но в это время ее телефон зазвонил, и Ниночка радостно сообщила, что стоит уже возле подъезда. Вздохнув с облегчением, Кира стремительно выскочила на лестничную площадку, громко хлопнув входной дверью.
Подруги пошли по улице, и Нина, совершенно не чувствуя своей вины, хохоча принялась обнимать Киру за плечи:
– Ну, Кирюша, перестань… Не хмурься, это портит твое ангельское личико! Будешь морщинистая и безобразная, как Баба-Яга! Фу! Даже страшно подумать… Ну, перестань!
Кира, улыбнувшись, отмахнулась от нее:
– Не подлизывайся, отстань!
– Ну, как же я могу от тебя отстать, солнце мое? Я ж к тебе по жизни привязана…
Кира, не удержавшись, громко рассмеялась:
– Ой, Нинка, и за что я тебя люблю!?
Нина, не сдаваясь, хитро подмигнула:
– Ясное дело, за что… За чистую душу и бесконечную преданность.
Они дружно захохотали. А что? Ведь иногда и в сорок лет мы чувствуем себя детьми и, несмотря на появившиеся морщинки, веселимся, как школьники.
Сегодня, накануне Нового года, женщины решили отправиться по магазинам.
Хотелось и подарки близким купить, и погулять по празднично украшенному городу, и в кафе посидеть с чашечкой любимого кофе. Да и просто они находили настоящее удовольствие в общении друг с другом. Все-таки, встречаясь каждый день на работе, они все силы отдавали лекциям, беседам со студентами, семинарам, заседаниям кафедры, подготовке аспирантов, проверке курсовых и дипломных работ. Иногда едва успевали двумя-тремя словами переброситься за долгую трудовую смену. Поэтому такие редкие дни, когда подруги могли быть вместе с утра до вечера, они старались не упускать: им всегда было, о чем поговорить, что вспомнить и о чем поплакать…