Светлана

Евгении Петровны сегодня опять не было, опять ее заменяли другие учителя. Первый урок был арифметика. Ивану Ивановичу сказали, кто отсутствует и почему. Га­ле показалось, что он пожалел о Светлане.

В конце урока, закрывая журнал и обводя взглядом класс, он вдруг сказал:

 — Пасмурно что-то у вас сегодня, и даже Солнышко в тучах... — Он посмотрел на Галю Солнцеву: — Что, без подружки своей скучаешь?

Галя действительно уже привыкла к своей соседке за эти несколько дней. На перемене она расспрашивала Аню-Валю, что было вчера в детском доме.

 — Ничего не было, — сказала Аня. — Мы ничего ни­кому не рассказывали. Светлана велела не говорить.

Галя вздохнула. Должно быть, Светлана сама попро­сила перевести ее в другой класс.

 — А у вас в детском доме знают, что Светлана не пионерка?

 — Знают. Ей вожатая еще раньше говорила, что ее примут в ноябре.

 — А Светлана?

 — Она тогда ничего не ответила.

На большой перемене Галя вместе с Мухами подня­лась на самый верхний этаж — внизу был только их класс, четвертый «А». В четвертом «В» они почти никого не знали — этот класс был целиком переведен из другой школы.

 — Вы кого ищете?

— Соколову.

— Она в учительскую пошла, за картами.

Спустились в учительскую. А там сказали, что Соко­лова только что понесла карты наверх — должно быть, по другой лестнице.

Опять поднялись наверх, заглянули в четвертый «В». Карты уже лежали там, их развешивала незнакомая круглолицая девочка, но Светланы в классе не было. А тут звонок...

В коридоре они столкнулись с вожатой Лидой, кото­рая тоже разыскивала Светлану. Лида очень огорчилась, узнав, что Светлана будет в другом классе.

 — Как нехорошо получилось, девочки! Ведь, должно быть, она сама просила ее перевести.

Галя увидела Светлану только в раздевалке, после уроков. Светлана стояла уже одетая с каким-то задум­чивым, отчужденным видом. Она поджидала Аню-Валю: в ее новом классе попутчиков из детского дома не было.

Галя подошла к ней:

 — Как жалко, что тебя перевели! — сказала она. — У нас все очень жалеют... И Лида тоже.

 — Что же делать, — коротко и даже как будто враж­дебно ответила Светлана. И сейчас же отвернулась. — Аня-Валя, пошли!

Уже во дворе их перегнал Иван Иванович.

 — Соколова, как на новом месте центнеры пожи­вают? — добродушно окликнул он.

Светлана, вся вспыхнув, ответила:

 — Ничего...

Когда они подходили к детскому дому, Светлана по­велительно сказала Ане-Вале:

 — Вы у нас никому не говорите, что я в другом классе!

И Аня-Валя покорно молчали...

На следующий день Иван Иванович спросил руково­дительницу четвертого «В», куда, как ему сказали, пере­вели Светлану:

 — Как у вас Соколова с именованными числами справляется?

Учительница ответила даже несколько удивленно:

 — Соколова?.. Хорошая девочка. Я ее как раз сего­дня спрашивала, очень толково отвечала.

Иван Иванович одобрительно кивнул головой:

 — Ну-ну!

Как раз в это время Галя опять разыскивала Светла­ну на верхнем этаже. Одна, без Мух. Она боялась, что Светлана опять посмотрит враждебно и скажет ка­кую-нибудь резкость — пускай уж лучше ей одной скажет!

И опять, как вчера:

 — Соколова в буфете...

А в буфете Светланы нет.

 — Она в библиотеку пошла...

И там не видно Светланы.

Казалось, что Светлана играет с Галей в прятки.

Несколько раз на лестницах, в коридоре, в буфете Галя видела вчерашнюю круглолицую девочку и встре­чала ее удивленный взгляд.

И все время перед глазами стояло грустное лицо Светланы, такое, какое было у нее вчера в раздевалке, отчужденное, даже как будто враждебное.

Три перемены, включая и большую, Галя потратила на поиски. Даже на уроках думала только об этом, даже Мухам отвечала невпопад... Мухам-то еще полбеды — Ивану Ивановичу ответила невпопад! Он посмотрел су­рово — затуманилось Солнышко или нет, а на уроках должна быть полная ясность!

Наконец на последней перемене Галя опять поднялась наверх и решила ждать у двери четвертого «В» до са­мого звонка, с риском опоздать на географию. Почему-то она была уверена, что в классе Светланы не будет. Гале уже начинало казаться, что школа — совсем не школа, и что вообще все эти лестницы, все эти поиски и таинствен­ные исчезновения Светланы — просто обыкновенный страшный сон, когда ищешь, входишь — и вдруг все ока­зывается совсем не то, ничего и никого не узнаешь, все незнакомое...

 — Ты опять Соколову ищешь? — остановили ее в ко­ридоре девочки. — Она только что в класс пошла, цветы поливает.

Галя открыла дверь. Пустой класс. Открытые окна. Светланы нет. С маленькой лейкой в руках стоит кругло­лицая девочка и поливает цветы.

Галя испуганно смотрела на круглолицую девочку, а круглолицая девочка — на Галю... и тоже начала не­множко пугаться, даже порядочно воды пролила на пол.

 — Кого ты ищешь? — спросила она наконец.

 — Соколову, из вашего класса.

Круглолицая девочка неожиданно улыбнулась:

 — Так Соколова — это я!

А у Гали все захолодело внутри, как будто она попа­ла в заколдованное сказочное царство, где худенькая Светлана прямо почти на глазах превратилась в незна­комую круглолицую девочку.

XII

Дома Галя обедала и ужинала без аппетита, вечером на папины и мамины вопросы тоже отвечала невпопад. Мама даже пощупала губами Галин лоб, но жара, разу­меется, не было.

 — Что с тобой? — спросила мама. — Или отвечала неудачно?

 — Да, — сказала Галя, — Ивану Ивановичу.

 — Сколько же он поставил?

 — Он у себя в книжечке, я не видела.

 — Ну ведь не двойку же? Да ты, Галочка, не огор­чайся так — исправишь.

Гале стало совестно, что мама беспокоится из-за пред­полагаемой двойки, и она сказала с тяжелым вздохом:

 — Да я не потому.

Мама и папа переглянулись. Потом папа взял газету, а мама стала убирать посуду в буфет.

А Галя ходила от окна к окну и пощипывала узкие зе­леные листья у пальмочек, даже оторвала один. Мама и папа сделали вид, что ничего не заметили. Потом Галя остановилась посередине комнаты и проговорила совсем трагическим голосом:

 — Ну вот скажите: если я знаю, что кто-то делает что-то нехорошее, нужно сказать или нет?

Папа сразу отложил газету, а мама закрыла буфет. Папа спросил: