Светлана

 — Костя, а почему ваша мама не поехала вас прово­жать?

 — Она нездорова, я ее отговорил. Если бы еще знать, на какой поезд попаду... Устала бы очень, а об­ратно одной возвращаться.

 — Так вас никто на вокзале провожать не будет?

 — Отчего же никто? Будут провожать...

Костя сделал едва заметную паузу и хотел сказать: «товарищи», но Светлана мягко докончила:

 — Знакомые?

Это звучало уже не насмешливо, а сочувственно и грустно.

Костя подумал, что Светлана обеспокоена своими школьными и детдомовскими делами.

 — Ничего, Светлана, не робей, как-нибудь обойдет­ся... Это что, школа твоя?

 — Нет, здесь мальчики учатся, а наша вон там, в переулке.

 — Как твоего учителя зовут? Иван Иванович?

 — Да, он у нас по арифметике, пока Евгении Петров­ны нет...

 — Странно, — сказал Костя, когда они вошли во двор. — Я читал об этом, но никогда не видел в Москве. У вас под крышей ласточкины гнезда. Правда, здесь уже окраина и садов много...

 — Да, да, — оживилась Светлана. — И знаете, Костя, они каждый год сюда прилетают, птенчиков выводят. Ре­бята рассказывали, сначала было только три гнезда — вот эти, над окнами, — а весной прилетели молодые ла­сточки, бывшие птенчики, и четвертое гнездо построили. Они его из глины... Им далеко приходилось за ней ле­тать, вон туда, на огороды. Очень старались, долго его строили. Станет тепло — опять к нам вернутся. Было три ласточкиных семейства, а теперь четыре...

В детском доме Светлану и Костю уже ждали.

Дверь широко раскрылась. На пороге стояли малень­кий светловолосый мальчуган и светловолосая девочка немного побольше. Мальчуган бросился в угол передней, где на стуле лежал Костин вещевой мешок, и ухватился за него обеими руками, пытаясь поднять. Девочка крик­нула.

 — Славик, не поднимай! Надорвешься! Дай мне!

И сама была сейчас же отодвинута в сторону одним из старших мальчиков:

 — Оля, не поднимай, тяжело! Товарищ лейтенант, вот ваш мешок!

В переднюю из всех дверей высыпали ребятишки (уди­вительно, сколько поместилось их на такой небольшой сравнительно площади!) и все желали Косте счастливого возвращения. Так как он поцеловал Светлану, пришлось поцеловать еще нескольких мальчиков и девочек — из тех, которые стояли поблизости и которым уж очень это­го хотелось. А потом его самого поцеловала Наталья Ни­колаевна.

Костя вышел во двор, обернулся — во всех окнах тор­чали темные и светлые головенки, маленькие руки ма­хали ему вслед.

Теперь самое время было ехать к Наде в инсти­тут, но, поравнявшись со школой, Костя невольно замед­лил шаг.... В конце концов, это займет только четверть часа!

В пустой раздевалке сидела маленькая сухонькая ста­рушка и вязала чулок.

 — Нельзя в шинели, товарищ лейтенант, — строго сказала она, — у нас в верхней одежде входить не раз­решается.

И вдруг отбросила чулок, подошла к рубильнику, и школа наполнилась оглушительным звоном — к оконча­нию пятого урока. Казалось странным, что тетя Мариша, такая маленькая и степенная, произвела весь этот шум.

 — Сейчас побегут, — улыбаясь, сказал Костя, когда наконец затих оглушительный звон.

Тетя Мариша, принимая от него шинель, с достоинст­вом возразила:

 — Не побегут, а пойдут!

Растворялись двери классов, аккуратными линеечками выходили в раздевалку и спускались по лестницам с верх­них этажей маленькие ученицы. Никакого беспорядка, ни­какой суеты.

«Ого! Дисциплинка!» — с уважением подумал Костя.

Ему казалось, что именно в эти годы ребята должны были бы разболтаться. Но, наоборот, порядка в школе было, пожалуй, даже больше, чем до войны. Может быть, потому, что здесь одни девочки учатся? Да, нелегко Свет­лане так сразу втянуться в эту налаженную, размеренную жизнь!

Проходя в коридоре мимо лейтенанта, девочки веж­ливо говорили: «Здравствуйте», и провожали его внима­тельными, любопытными взглядами.

Узнав, что директора сейчас нет в школе, а Иван Ива­нович в учительской, уже подходя к двери, Костя вдруг сунул руку в карман:

«Ох, что же я наделал! Совсем забыл!»

Через несколько минут Иван Иванович вышел из учи­тельской в коридор вместе с Костей и спросил, пожимая ему руку с неожиданной силой:

 — Прямо на вокзал поедете?

 — Нет, я еще должен зайти... меня будет прово­жать... то есть будут провожать...

Костя, с трудом сдерживая нетерпение, шагал рядом с учителем. Тот вдруг остановился и, озорно улыбнувшись, проговорил скороговоркой, переходя на «ты»:

 — Вот что, дружок, беги по коридору, никто не увидит, вторая смена еще не пришла. Только в раздевалке полег­че — тетя Мариша у нас строгая!

XVI

 — Лида, я в школу не пойду, я все равно учиться не буду!

 — А он совсем и не для того зовет. Ему нужно тебе что-то передать. Какую-то твою вещь...

Светлана только-только успела пообедать — без осо­бого аппетита, принимая во внимание подавленное на­строение, «наполеон» и половину «эклера», — Валя-без-Ани только-только успела покаяться ей в своем предатель­стве, и вдруг новое волнение: явилась вожатая Лида с просьбой от Ивана Ивановича отпустить Светлану в шко­лу. Он будет ждать ее в кабинете директора.

Наталья Николаевна разрешила идти: что-то уже Ли­да успела ей сказать, перед тем как позвали Светлану.

Нет, невозможно идти в школу после всего этого по­зора!

 — Лида, я ничего не забывала в школе! Наталья Ни­колаевна, я не пойду!

Лида возразила терпеливо:

 — Не ты забыла, тебе забыли передать. Сейчас к Ивану Ивановичу кто-то заходил… кажется, какой-то военный.

 — Сейчас? Вот сейчас?..

У Светланы заколотилось сердце... Нет, не может быть, чтобы Костя ради этого рисковал опоздать на поезд... то есть еще не на поезд — но все равно!

Всю дорогу до школы Светлана и Лида молчали. Свет­лана не знала, что Лида получила строгие инструкции от Ивана Ивановича.

«Обиделась на меня... — думала Светлана. — Так обиделась, так презирает, что и говорить ни слова не хо­чет!»

Уже во дворе школы Лида вдруг надумала, что ска­зать — совершенно нейтральное:

 — Сегодня, должно быть, будет дождь!

Светлана ответила, тяжело вздохнув:

 — Осенью всегда грязно...

Иван Иванович сидел за столом и проверял тетради, беспощадно отмечая жирной красной чертой каждую ошибку.

В этой комнате тоже был диван... еще один диван... только неприветливый, кожаный... твердый, должно быть!