Светлая сторона Луны (трилогия)

— Смотри, чтобы не было осечки, — кивнул я.

Значит, Мустариб. Пока он мне вполне подходил. Но потом придется избавляться и от него. Он слишком много знает и помнит. Впрочем, война не закончится штурмом замка, а только начнется им. А на войне, как известно, иногда убивают.

* * *

В этом месте стена замка была самой низкой. Метров на двести до нее земля очищена от обломков, завалов, растительность сведена на нет, — словом, негде спрятаться. Здесь мы решили идти на штурм. Ночь ясная. Каждого стражника на стене можно различить. Тысяча, ровно тысяча защитников, так было всегда. Только высшие. Представители всех школ, кроме Меркурия и Плутона. Львиная доля, конечно, Марс. Стража не видела нас. Только плутонцы могут тысячами стекаться к разрушенным домам, которые расположены ближе всего к стенам замка, незаметно. Силы, способные, по моему убеждению, без помощи братства детей Хансера размолоть армию любых двух доменов.

Люди прятались за руинами строений. Сомнительное укрытие. Тем более что на стене рядом со стражами стояли познавшие таинства. Каждые три минуты они озаряли пространство перед стеной ярчайшим светом, убивающим любую Тень. Три минуты. Двести метров. Дело на плевок для не знающего преград. Но бьющему один раз преодолеть в Тенях такое расстояние практически невозможно. Практически. Ведь страх способен вырастить крылья на пятках. Бойцы первой волны знали — у них на преодоление двухсот метров две с половиной минуты. После этого… Да, мой план был очень жесток. Но каждый из них, идущих первыми, умел, или хотя бы знал как, охотиться на сокрушающих врагов, умел контролировать свои мысли и чувства, чтобы ни капли агрессии не просочилось, пока они не будут готовы нанести удар. За две с половиной минуты пробежать расстояние до стены, взобраться на нее и занять позиции за спинами пятидесяти марсиан и пятидесяти юпитерцев, дабы по сигналу разом ударить, и все это — в Тенях. Первая волна — наилучшие из наихудших. Смертники, по сути. Их дело — завязать бой и умереть. Но об этом они не думали. Не думали, что их жизни дадут возможность остальным отбросам совершить бросок к стенам и смыть стражу волной тел. Они еще горели моим огнем. Они улыбались, готовили оружие — простые ножи, заостренные палки вместо копий, дубины. Мало кто мог похвастаться мечом, да и эти клинки были из такого дерьмового металла, что сломаются о кольчуги защитников замка. И то, что не уложившиеся в срок сгорят в яростном пламени, вызванном корпусом Таинств, не пугало их. Они даже не задумывались, для чего так надо. Я зажег их единым фанатичным огнем. Фанатики не думают.

Я отполз назад. За укрытиями меня ждали высшие иерархи братства, а также Грешник и Пантера. Мать уже расставляла своих подчиненных редкой цепью. По двое: один колдует свет, который убьет Тени, но и ослепит не успевших отвернуться стражников, даст нашим смертникам хоть какой-то призрачный шанс. Это, конечно, не свет познавших таинства. Не знающие преград, приобретающие в Тенях невероятную ловкость, могут проскочить по не до конца убитым Теням, но не мы, плутонцы. Второй колдует стену огня. Она убьет всех, не уложившихся в две с половиной минуты, вырванных из Теней, ошеломленных. Шут назвал это «заградотряд». По его словам, в свое время это было эффективно для повышения у бойцов рвения и действует до сих пор.

Сам Шут сидел поодаль. Одежда его вновь изменила цвет, стала в ало-бордовых треугольниках. Он сидел прямо на земле, понурившись. Но я-то знал — он готов к бою. Рядом с ним пристроился Кот. Ему и его гвардии предстояло добить защитников замка после того, как отбросы из подворотен и банды окончательно истощат их силы. Все из Кошачьей гвардии уже освоили Предвиденье, так что для утомленных защитников они станут страшными противниками. И главная опасность — не в их зачаточных, недоразвитых марсианских умениях, а в многочисленности и нерастраченных силах.

Я подошел к Пантере. Сестра дрожала на пронизывающем ветру, глядя на стены замка, как зачарованная.

— Готова? — тихо спросил я. — Задачка непростая.

— Я боюсь, Миракл, — так же тихо ответила она. — Бессмертные. Ты их убивал, но ты же гораздо сильнее. Они же меня прихлопнут, как муху. Даже не заметят.

— Сестренка… — Я обнял ее за плечи, подпустил в голос уверенности, которой, увы, сам не чувствовал. — Тебе бояться? Не смеши меня! Не буду спрашивать, куда же делась моя бесстрашная Пантера. Подумай о том, что рядом будет Грешник. Тебе стоит бояться меньше всех нас. Пока Белый жив, ни один бессмертный тебя и пальцем не коснется.

— Правда? — В голосе ее прозвучала надежда на чудо.

— Конечно, правда. Главное — не лезь на рожон. Делай то, чему тебя учил Шут, и ничего не бойся. Если что, я всегда приду на выручку, а вдвоем с Грешником мы любого из них в узел завяжем.

— Бессмертные, — повторила она, словно эта мысль полностью завладела ее сознанием.

— Если очень боишься, останься с матерью, — предложил я. — Нам будет сложнее, но, надеюсь, справимся.

— Нет, братишка. — Она упрямо тряхнула головой. — Там у тебя каждый боец будет на счету. Я с тобой — все равно, к победе или смерти. Ты не предавал меня, и, если сейчас я уйду, это станет настоящим предательством. Да и что, зря Шут столько времени на меня угробил? Сегодня первые клинки Плутона идут против его хозяев. Я не хочу стоять в стороне, я себе этого потом никогда не прощу. Просто… просто я боюсь, но это ведь бывает. Все боятся. Но только настоящий дайх способен переступить через страх. Так ведь, братишка?

— Так, сестренка, так.

Я сжал ее плечи крепче, потом отпустил и повернулся к иерархам братства:

— Как вы? Готовы? Не дрогнете?

— Мы столько лет к этому шли, — махнул рукой Агни. — Поздно отступать.

— Оставить всю славу тебе? Размечтался, — усмехнулся его брат-близнец. — Не дрогнем и не побежим. А смерть мы уже лицом к лицу видели. Ничего интересного.

— Каждый помнит свою задачу? — обращался я ко всем, но смотрел на Хантера. Он кивнул:

— Итак, как только наши срезают познавших таинства, мы вместе со всеми бросаемся к стенам, но перед ними уходим в Тень и дальше идем за тобой.

Я примерно представлял, где мы должны столкнуться с членами Конклава. Восемь против пятерых. Бой в Тенях. Это был наш единственный шанс. Тени не очень охотно принимали бессмертных из Конклава, но они не пойдут в видимом мире. Они всегда перемещаются по замку тайно. Лично я этого так и не понял, но Санахт именно этим объяснял отсутствие в охране меркурианцев и плутонцев. Тени замка — только для Конклава.

Вот и все, говорить больше не о чем, осталось последнее — отдать приказ. В тот момент я испытал странное чувство. Наверно, так же чувствует себя камень, зависший над пропастью, за миг до падения: вроде бы еще не сорвался, но дальнейшее уже предопределено и неизбежно. Люди в Тенях. Стройная цепочка колдунови шаманов— подчиненных моей матери, — руины старых домов скрывают их от взглядов стражей. Где-то там мать. Она смотрит на меня взволнованным взглядом. Я не вижу этого, но знаю. Я не могу взять ее с собой в Тени. Все оговорено, все получили указания. Осталось последнее — отдать приказ.

— Шут, — бросил я через плечо, — принимай командование.

И, не дожидаясь ответа, двинулся к краю пустоши перед стенами. Меня провожали взглядами. Я излучал уверенность — ту уверенность, которой не испытывал сам. И они впитывали ее: низы городского общества, уже минут через пятнадцать их численность сократится в разы и разы, банды, которые вскоре перестанут существовать, как таковые, Плутон, которому больше не бывать прежним. Камень завис над пропастью, качнулся еще раз — и покатился вниз. Я поднялся на обломки какого-то дома, встал во весь рост. Наверняка мой силуэт хорошо заметен в свете звезд, но это уже не имеет значения. Я хлопнул в ладоши.

Шаманызакрыли глаза, сведя руки перед грудью — туда, где у каждого родился лучик света. Колдуныответили таким же дружным хлопком, делая правой ногой шаг назад, на левой ладони у каждого родился язычок пламени. Люди в Тенях бросились к стене. Началось.

Второй хлопок. Я знал, что сейчас происходит с бойцами первого отряда, что они чувствуют. Тени вяжут их, как болото, цепляются за руки и ноги, пытаясь задержать, а стена еще так далеко. Десятый хлопок. Воодушевление некоторых сменяется отчаянием. Они понимают, что не успеют. Некоторые от этого понимания словно бы обретают новые силы, а у других, наоборот, опускаются руки. Двадцатый хлопок. Им, тем, кто успевает, некогда удивляться. Даже радость их — не более чем блик на донышке души. Они сделали невозможное, смогли, справились. И рядом с этим грядущая стычка кажется пустяком. Они не понимают, что уже умерли, и не имеет значения, укладываются они в отведенное время или нет. Я хлопал монотонно и ритмично. Я отсчитывал жизни людей, и каждый мой хлопок отсекал по пять секунд. А всего их было тридцать. И каждый, пришедший к стенам замка Конклава в эту ночь, с замиранием сердца считал эти хлопки. Только бойцам первого отряда было не до того. Их внимание сосредоточено на другом.