Светобоязнь

V

Давай на дело глянем по-другому.Блестящий дискурсант и полиглотБыла сосватана соседнему дракону,Ну, в смысле, герцогу, с тем чтоб продолжить родИ породнить враждующих два клана.Закончилось известным нам ножом.Сценарий. Папа, с бодуна иль пьяный:– Какого чёрта ты снеслась с пажом?Какого чёрта ты с пажом связалась?– Папа, вы не в себе, я вся дрожу,Коль не рассудок, то хотя бы жалость…Я в подражатели себя не запишу,Хотя и крутится, рифмуя слово «ты»:«Мари, шотландцы всё-таки скоты».

VI

Ну, не шотландцы, примем их на веру.Феррарцы ближе. Кто их разберёт:Твоя сестра по твоему примеруПопала в тот же брачный переплётИ тем же кончила, чем ты (по наговоруНа твоего безвинного отца.Народная молва не терпит спора,Причину скоротечного концаПриписывая яду иль кинжалу.Де мол, он сам тебя же закололИль отравил). Тебя не провожал он.Не до того. Шли дрязги за престол.Но я б не предпочёл отцовской кареАльфонса, ранний брак и яд в Ферраре.

VII

Вернёмся же к отцу. Весь этот бредПро гнев его мы спишем в область слухов.Пажа оставим. Но за юность летЕго, конечно же, не тронут. Тот, пронюхав,Что он раскрыт, потребует расчёт,Уедет в Геную. И заживёт широко.Умрёт холостяком. Тебя ж отец сошлётВ портовый город тут неподалёку.Ливорно. Порт, болота, комарамПривольный рай. Свободы проблеск краткий.Корабль пришёл из африканских стран.Привёз слоновью кость и лихорадку.От корабля к причалу идёт ялик,В нём бивней груз – и маленький комарик.

VIII

Вот так всё кончилось, расставим по местам:Тебя на припортовом парапете,Корабль на рейде. Дома, где-то там,Отца, врачей, что за тебя в ответе,Меня в музее, в Генуе пажа.Художника, который возвратилсяСпустя пять лет, видение ножа,Москита, что крови твоей напился,И вот ещё, я вспомнил, я узнал,Дай ухо. Я скажу тебе секретик —Чей отчуждённый взгляд и скул овалЯ разглядел сквозь патину столетий.Скажу и прочь направлюсь деловито.Прощай, Мари. Addio per la vita.

Сад

В рваной прорези листа —Сердоликовые блики.Вот и осень, да не та,Что я сам себе накликал.Что я сам себе напел,Что я сам себе намолвил,Я, как прежде, не у дел,Я вины своей не помню.Я не помню неспроста,Осень – памяти пропажа,Осень – время для поста,Осень – чьих-то строчек кража.Осень – яблока не тронь:Чем природа ни богата,Плод в послушную ладоньПодложили бесенята.Солнцем щурятся глаза.Тяжесть яблочного сока.Тянется к земле лоза,Да не припадёт до срока.Так и мы с тобой живём,Ещё в силе, ещё в теле,Тканы золотым шитьём,Да пока не облетели.В яблочных садах – огонь,Память, как трава, измята.Осень ходит осолоньВкруг по саду Геростратом.Осень с чистого листа,С алой буквы киноварной,С яблочного завитка,Я прощён – да не оправдан.Осень – ровная строка,Перешьёт наряд под зиму,Возвратясь издалека,Не узнаем путь, где шли мы,Не узнаем ни себя,И ни поля, и ни сада,Только за полем заряДа чугунная ограда.

Чтение двенадцати Евангелий

А. Л.

Мне снился сон. Сгущался небосводГуашевой вечерней синевою.Издалека, через пространство вод,Явилась ты, чтоб рядом встать со мною.Пел звонкий хор. Тянулись облакаЗа синий горизонт волной рябою.Я знал и видел – ты была глуха,Но был мой слух тобой удвоен.«Беги, беги несытыя души», —Пел хор высоко. Голоса срывались.Хор замер. В ослепительной тишиМне зрение твоё досталось.Народ и клир склонялись перед Ним,Шло чтение о Гефсиманском саде.Твой шёпот стал дыханием моимВ молении Его о малом стаде.Я видел в перекрестии окнаАсфальта глянец и воды теченье,Я видел свет жаровни и ПетраОтчаянное отреченье.Я видел тех двоих и зал суда.Твоя душа металась между ними.Кто ты? И что есть истина? ТогдаТвои сомненья сделались моими.Был суд свершён. Его ведут на казньВо внешний мрак, за городскую стену.Моя ладонь с твоей рукой слилась,И кровь твоя в мои проникла вены.Сон истекал. Разбойник мудрый в райСтремился, как стремятся к пробуждению.И я шептал во сне – не отпускай, —В твоём лице ища себе спасенья.За чтением день страшный иссякал,Стемнело в храме. Мать над телом воет.Отверзся гроб в проёме тёмных скалИ твой покой субботним стал покоем.Закончили. Народ под тихий войТянулся к выходу. Я знал, что не успеюТебя запомнить. Но ты стала мной,И с памятью слилась моею.Храм опустел. В приделе ни души.Ты удалилась. Мир во мраке тонет.Лишь в бронзе две свечи, как две судьбы,Зажатые в одной ладони.

Сон

Мне снятся белые стихи,Мне снится смысл, но не рифма,Несовершённые грехиИ непропетая молитва.Предел мне снится, но не срок;Мне снится путь, но не прощанье;Мне снится дом, но не порог;И встреча, но без ожиданья.Мне ясен будущего ход,Я видел прошлого могилы,Я знаю, что произойдёт,Но я не помню то, что было.Мне сон предъявит вновь и вновь,Несказанному слову вторя,Непережитую любовьИ неслучившееся горе.

Молитвослов

Так вдвоём и канем в ночь —

Одноколыбельники

М. Цветаева

I

В моём молитвослове с каждым годомВсё прирастает список о живыхЛюдьми, чьи имена уже не помню.Чьи лики, став молитвенным изводом,Так неподобны стали лицам их,Что, встретив их, я их едва ль узнаю.Чьи спины скрыла синева густая,И шаг их тишина туманом кроет,И от кого годами нет известий.Чьи голоса застыли неуместноВ плетеньи слов нездешнего покроя,Людьми, которых дружбой не неволю —И писем уж давно от них не жду.Чьи образы без слов напоминаньяУж не предстанут памяти моей,О ком и память стала лишь как отзвукМоих глухих, давно забытых дней,И моего истёртого преданья.О ком и сны мне их самих милей,О ком молва не донесёт приметы,О ком друзья не донесут молвы,Не знаю, где они теперь – все там же ль, нет ли?Не знаю даже, живы ли они.

II

В моем молитвослове год от годаИмён умерших длится поминанье.И имена их – словно корни детства.Что проросли через веков породу,И напитали память и сознанье,И, жилы заплетая, стали мною.И моя память им рукой скупоюНесёт оброк просфорочного хлеба,И в тишине ночной поёт молитвы.О, если голосу живых внимать могли б вы!О, память моя! нищая, слепая,Страницы твои ломкие листая,Дай мне их рассмотреть – твоих нетленных!Я из последних, кто ещё их помнит,Кто молится о них, давно забытых,Когда ж иссякнет наконец моя молитва

И станет некому о них замолвить слово,Они исчезнут в сонме безымянных.Мой скорбный список полон именамиЛюдей, которых помню молодыми,Людьми, кого не видев никогда,Я знаю лучше, чем иных живущих,И помню их моложе, чем я самСейчас есть – я, когда перебираюИх имена – их, так давно умерших.

II

Я почтальон. Мой адресатов списокРастёт от года к году все длиннее,И всё размашистей лежат мои маршруты.Всё дальше тот, что был когда-то близок,Всё ближе даты. Память всё вернейО неоплаканных, непрожитых утратах.Так вот предназначенье моих дней:Всё отнимать от вечности короткойИ жить в долгу у памяти скупой.Мотив является. Стучится на постой.Зачем явился? Песня твоя спетаКак колыбельная – проста и неодета,И не придумаю, кому её отдать.

III

Кому вручить сокровище такое?Мой список полнится умершими людьми.В любом оконце слышится мне пенье,И в каждом доме горницы светлы,И хочется, уставши от ходьбы,Чужим рукам отдать письмо чужое.Письмо от мёртвых в области живых,Вложить, заставив петь их поневолеМотив, что пели девочке чужой,В руках вертя веретено чужое,В чужих посёлках, в городах чужих.

IV