Светорада Медовая

– Глебушка-то родился, когда на Руси были дни Мороза, точь-в-точь в начале зимы, – поясняла Светораде словоохотливая нянька, довольная, что кто-то слушает ее болтовню. – Ему и двух годочков еще не исполнилось. Но он мальчонка крепенький да разумненький. Сразу видна благородная кровь.

Светорада прикинула, что Ольга родила Глеба, когда они со Стемой жили у вятичей. Значит, он старше Взимка. А вон какой малюсенький, нежный, еще ничего не говорит, лепечет лишь что-то. Когда Ольга не видела, Светорада с удовольствием брала малыша на руки, смотрела в его милое личико, возилась с ним. Однажды, услыхав, как Глеб хохочет со Светорадой, Ольга помрачнела, подъехала и забрала у нее ребенка.

А нянькам сказала:

– Я вас брала за сыном следить. Еще такое увижу, выпорю.

«Будь ее воля – удавила бы меня», – думала Светорада. Хотя самой княжне и дела не было до ревности Ольги. Хотелось одного: домой, в Смоленск. Ах, войти бы в знаменитую Золотую гридницу смоленского терема, встретиться бы со смолянами, почувствовать, что она для них все та же Светлая Радость. Их княжна, пусть и не оправдавшая надежд смолян на вольное правление. Хотя, как рассказывал Светораде Ингельд, их брат Асмунд стал хорошим посадником. Он блюдет смоленские вольности, следит за торгами, не позволяет налагать непосильную дань. Вот город и богатеет под его рукой.

Однако в пути Светорада мало общалась с Ингельдом. Даже когда княжна уставала трястись в возке и пересаживалась на Судьбу, которая обычно шла за кибиткой на поводу, они с братом почти не разговаривали. Ингельд лишь как-то заметил сестре, чтобы вынула колечко из брови – 'дескать, русской княжне такое не полагается.

Однажды, когда Светорада дремала, укрывшись от жары под пологом кибитки, до нее донесся шум. Выглянув, она увидела, как с отдаленного пологого холма к их обозу галопом скачут высланные вперед дозорные брата. Один из них на ходу трижды подкинул и поймал свой лук. Светорада знала, что означает подобный знак – три десятка всадников. Ингельду это показалось легкой добычей. Он велел нескольким кметям остаться подле обоза, а сам сделал знак своей сотне скакать на копченых. Вот и понеслись что было силы, даже не заметив, как Ольга что-то кричит им вдогонку. «Дивно, что эта воительница сама не пустилась вскачь», – подумала Светорада, усаживаясь подле возницы и поглядывая на посадницу, которая сдерживала свою встревоженную лошадь.

Однако через какое-то время, когда всадники не вернулись, а шум за холмом усилился, Ольга все же поскакала в том направлении. Княжна, заслоняясь рукой от солнца, глядела, как она легкой стремительной рысью скачет в том направлении, где на фоне почти белесого от ослепительного солнца неба сгущалось облако поднятой пыли. Оттуда доносился визг, громкий, многоголосый. Светорада знала, что кочевники любят так подбадривать себя в схватке. Но что-то долго с ними возятся люди Ингельда. Разве три десятка копченых опасность для сотни русских витязей? Об этом же сказал и один из оставленных подле возов охранников. Но возница отчего-то разволновался, проворчал, что надо бы съехать с пути, укрыться. Но где тут укроешься, на степной-то тропе?

Силуэт Ольги был отчетливо виден на пологом склоне побуревшего от солнца холма. Вот она стремительно въехала на его вершину, взвила лошадь на дыбы, почти на ходу развернула и стремительно понеслась назад. У Светорады внезапно екнуло сердце. А потом на фоне светлого неба показались незнакомые всадники.

Их было множество, и все перепугались, женщины заголосили, охранники закричали возницам:

– Поворачивайте возы, тетери, да скорее!

Медлительные волы тяжело двинулись под ударами бича, мотали головами, мычали. Пешие слуги бросили подгонять стадо овец и кинулись врассыпную, надеясь где-то укрыться. Охранники же сперва поскакали навстречу Ольге, но, видя, что все новые и новые всадники копченых переваливают через вершину холма, неожиданно развернули лошадей, и припустили куда глаза глядят.

Ольга, стремительно подскочив к тряско едущим возам, на ходу вырвала сына из рук вопящей от страха няньки и, развернув храпящую лошадь, понеслась прочь.

Светорада соображала лишь миг. Прямо с воза прыгнула на свою серую Судьбу, отмотала повод и, прикрикнув по-хазарски, ребром ладони ударила по крупу, погоняя ее. Едва не вылетела из седла от стремительного скачка резвой кобылки, но удержалась и, понукая лошадь окриками, помчалась что есть мочи. Куда? Ее лошадь рванула было за убегавшей рыжей кобылой Ольги, но Светорада сдержала ее, помня, как опасно нестись галопом по такой вот целине, и направила Судьбу по утрамбованной степной тропе. Что поступила правильно, поняла, когда увидела, как лошадь Ольги оступилась, попав ногой в норку суслика. Ольга тяжело качнулась в седле, прижимая к себе сына, но удержалась, пришпорила рыжую и поехала дальше, хотя ее кобыла стала заметно припадать на переднюю ногу.

Светорада почти уже ускакала, когда вдруг развернула Судьбу и помчалась к Ольге. Княжне и дела не было до заносчивой вышгородки, однако страх за маленького Глеба заставил ее вернуться. Краем глаза отметив, что большинство копченых задержались у доставшегося им обоза, громко крикнула на ходу:

– Живо пересаживайся ко мне! На твоей хромой тебя быстро догонят.

Несколько копченых и впрямь продолжали их преследовать. Ольга оглянулась, потом протянула Светораде сына и, вцепившись в саму княжну, прямо на ходу перебралась на круп ее Судьбы. За спиной противно визжали степняки, просвистела пущенная стрела. Светорада с гиканьем погоняла лошадь. И хотя Судьба пошла тяжелее под двойной ношей, Светорада не сомневалась, что ее породистая стремительная арабка унесет их от коротконогих степных коней.

– Скорее, ради самого неба! – почти молила Ольга, видя, что за ними продолжается погоня.

Стиснув зубы, Светорада подстегивала Судьбу. Ветер дул в лицо. Он рвал губы и выдавливал глаза, полоскал разметавшиеся волосы вместе с серой конской гривой. Под брюхом лошади мелькала серая полоса дороги.

– Съезжай с тропы, скрываемся! – крикнула Ольга.

– Дома будешь приказывать! – огрызнулась Светорада.

Копченые постепенно отстали. Через какое-то время княжна отпустила поводья, позволяя Судьбе постепенно перейти на рысь, а там и на шаг. Светорада понимала, что теперь все зависит от ее пятнистой Судьбы – как долго они будут в безопасности, куда приедут и когда. Ольга успокаивала перепуганного Глеба, шикала на него, уговаривала молчать. Светорада с тревогой вглядывалась в степь. Внезапно из-под копыт вспорхнула стайка перепелов, и лошадь испуганно шарахнулась. Ольга еле удержалась, хватаясь за Светораду. Прижатый малыш пискнул, вновь захныкал.

– Осторожнее, леший тебя дери!

Светорада стиснула зубы, чтобы не огрызнуться зло. Но через миг Ольга произнесла совсем иным тоном:

– Прости, княжна. И… Спасибо тебе огромное. Вовек не забуду.

Они выехали к пересохшему руслу ручья, долго скакали вдоль него, пока не спустились в первый попавшийся овраг. Вскоре овраг плавно сошел на нет, и опять перед ними раскинулось ровное безбрежное пространство степи.

Ольга сказала:

– На нас напали, используя обычную уловку: копченые высылают вперед малый отряд доглядников, а сами идут ордой следом. И как наш Ингельд на такое попался? Ведь не первый же раз в степном дозоре. От жары, видимо, помутился разум у княжича Смоленского.

– Что с братом? – спросила Светорада.

Ольга рассказывала: копченые шли двумя рядами, окружая русов, как охотники гонят зайцев на ловах. В результате сотня оказалась словно в клешнях. Ингельд, памятуя, что сзади движется обоз, наверняка приказал своим дружинникам уходить мимо одной из «клешней», отманивая степняков. Но уходя, те врезались в сечу. А тут Ольга появилась на склоне. Вот вторая «клешня» и повалила за ней, справедливо полагая, что основная добыча в стороне, как обычно бывает. Ингельд же… Кого-то могли и убить, но, скорее всего, его люди ускакали, отвлекая внимание от обоза и одновременно спасаясь от превосходящих сил противника.

По голосу Ольги Светорада догадалась, что воительница пытается успокоить ее. Но у сердца все равно запекло. Ингельд, братишка родненький… Надо молить небо, чтобы он все же спасся.

Высоко над степью, раскинув широкие крылья, медленно парил орел. Было удушающе жарко. Судьба шла ходко, порой пофыркивая и роняя с удил клочья пены. В наступившей тишине не верилось, что совсем недавно вся степь всколыхнулась от криков степняков, а земля дрожала под конскими копытами. Теперь все живое попряталось от жары, даже неугомонные кузнечики и те умолкли; от солнца, от густой полынной горечи слегка кружилась голова.