Светорада Янтарная

Вряд ли пленные понимали русскую речь, хотя по довольным лицам русов догадывались, что тех развеселило.

– Эх, как мы их! – кричал, размахивая выхваченным у кого– то из пленных топориком Свирька. – И скольких положили! Будут теперь знать золотопанцирные, как с русами связываться! А наши– то все целы! Мы ведь не чета ромеям!

Действительно, только некоторые из русов были в крови. Фарлаф наконец позволил Голубе перевязать его, Светорада помогала остальным. В какой– то миг оглянулась, почувствовав на себе исполненный ненависти взгляд. Так и есть – комит гвардейцев. Только теперь Светорада разглядела его. Молодой, крепкий, плечистый и для ромея довольно высок. Темные волосы по– военному коротко острижены, лицо продолговатое, выступающий упрямый подбородок подчеркивает выстриженная в тонкую обводку небольшая бородка, брови сросшиеся, а глаза светлые, с красноватым отблеском от зажженного факела. Вернее, глаз, так как второй полностью заплыл от удара. Но и взгляда этого единственного, по– волчьи сверкавшего пламенем, хватало, чтобы послать такую волну ненависти, что Светорада содрогнулась. Но все же подошла к совещавшимся Фарлафу с Рулавом.

– Этих тоже надо перевязать.

– Что, своих жалко? – зло оскалился Фарлаф.

Светорада вскинула голову и смерила озлобленного боем ярла таким надменным взглядом, что тот отвел глаза.

Рулав же сказал:

– Не гневайся на него. Ну а эти… Не подохнут. Обошлись малой кровью, а у нас врачевать их нечем.

Пленных заперли в отдельном покое, поставили у дверей стражу. А утром, когда после утомительной ночи Светорада все еще спала, русы выволокли одного пленника на стену, накинули ему на шею петлю и повесили, сбросив вниз. Чтобы ромеи видели, что шутить с ними не собираются.

– Так мы поступим со всеми, никого не пощадим, если не выполнят наши условия! – крикнул в толпу волнующихся ромеев Рулав.

Опять день тянулся напряженно и долго. Русы уже начали голодать, и когда ромеи передали провиант для пленных, то русы, подняв его на веревке, поделили съестное между собой, накормив и Светораду. Она разволновалась, слушая их речи. Поняла, что русы готовятся к прорыву. Удачный ночной бой их воодушевил, и они решили прорваться к морю. Княжне их решение казалось безрассудством, она понимала, насколько это опасно… почти безнадежно. Но не вмешивалась. Там, где решают воины, голос женщины вряд ли услышат. Потом к ней подошел Фарлаф, спросил, она, мол, с ними или как? Княжна молчала, и он понимающе кивнул. Велел оставаться во дворце, тут ей будет безопаснее. Силу тоже вопрошал, пойдет ли тот с ними? В глазах древлянина так и вспыхнуло воодушевление. Но все же отказался. Пояснил, что хозяйку охранять должен. И опять ярл только согласно кивнул.

Пока обсуждали, что да как, Рулав позволил Светораде подняться на стену ограды. Оттуда она опять увидела носилки Ипатия, заметила и Зенона, непривычно разгневанного, что– то возмущенно говорившего эпарху и грозившего тому перстом у самых глаз. Еще она узнала в одном из ромеев главу синклита Агира, который тоже стал отдавать приказы Юстину Мане, отчего эпарх так разозлился, что покраснел как рак, даже со стены это было заметно.

– Может, погодите вы с прорывом, – сказала княжна подошедшему к ней Рулаву. – Непростые люди прибыли к эпарху. И еще неясно, чем все обернется.

Рулав, похоже, был того же мнения. Более спокойный и рассудительный, чем рвущийся в схватку Фарлаф, он внимательно выслушал отправленного на переговоры схолария. Потом вернулся к своим, сообщив, что хорошо, мол, что они не забили пленных, – оказывается, один из них является родственником толстого евнуха, который сейчас наседает на эпарха. Светорада размышляла только один миг: у Зенона не было детей, не было другой родни, кроме брата. Сын Ипатия Варда был его племянником. Так неужели…

Княжна прошла туда, где держали пленных, велела пропустить ее к ним.

Ромеи сидели в маленьком темном помещении без окон, там было душно и дурно пахло. Светорада, подняв огарок свечи, осмотрела их и приблизилась к молодому комиту в алой накидке.

– Варда? Варда Малеил?

Он недобро осклабился, глядя на нее.

– Что тебе надо от меня, презренная шлюха?

Светорада какое– то время смотрела на него. Да, Ипатий говорил, как к ней относится его сын, но сейчас княжна испытывала только облегчение, оттого что этот озлобленный, избитый русами воин не ее Тритон.

Она перевела дыхание. А когда заговорила, голос ее звучал отчужденно и спокойно:

– Тебе, Варда, надо не оскорблять, а благодарить меня, что не позволила вас растерзать.

– Но это не помешало тебе, потаскуха, возиться с варварами, в то время как мой полоумный отец валяется в ногах у базилевса, умоляя спасти тебя.

Светорада отвернулась и пошла прочь. У порога, не оборачиваясь, сказала:

– Ты плохой христианин, Варда, если не знаешь, как надо почитать родного отца.

– Я почитаю свою мать! – услышала она злой голос комита уже из– за закрытой двери.

Но думала о другом: пусть Ипатий и молит Льва за свою невенчанную жену, но уж Зенон просто из кожи вылезет, чтобы спасли единственного наследника семьи Малеилов.

Как оказалось, она была права. Уже ближе к вечеру схоларии были отозваны от дворца Святого Маманта, окрестные жители, все время следившие за происходящим, тоже поспешили укрыться, а лично подъехавший на коне эпарх Юстин сказал, что, хоть товары русов и конфискованы, сами они могут выйти к морю и погрузиться на суда. Но чтоб ноги их больше никогда не было в Царьграде!

Что ж, для мятежников это был какой– никакой выход. Когда вопрос шел о жизни, не стоило пытаться выторговать свое имущество. Хорошо, что хотя бы ладьи вернули. Поэтому они спешно покинули дворец, только Рулав задержался подле Светорады, смотрел нежно.

– Может, с нами? Со мной… – Он покраснел, как девушка, и добавил: – Я тебя почитать и оберегать буду.

Она отрицательно покачала головой. Потом долго смотрела в проем раскрытых ворот, где исчезла высокая фигура русского витязя. Что бы ее ждало на Руси? Да и Ипатия не предашь…

Когда княжна вышла из ворот, первым увидела именно его. И побежала к нему, прижалась. Патрикий обнял ее, стал гладить по разметавшимся волосам, пытался успокоить, хотя, судя по его дрожащему голосу, надо было успокаивать не княжну, а его самого. Ипатий с укоризной сказал Силе, что тот, мол, не уследил за хозяйкой и виноват, что она оказалась в плену. Сила только хмыкнул. Ну ведь не оставил же ее в беде! Светораде бы умиляться преданности древлянина, но она не сбрасывала со счетов и то, что жизнь в богатой цивилизованной Византии для славянского раба имела свои преимущества.

А потом Светорада почувствовала, как обнимавшие ее руки Ипатия неожиданно напряглись. Он смотрел куда– то через ее плечо. И, оглянувшись, княжна поняла, что он увидел вышедшего из ворот пустого дворца сына.

Однако Варда прошел мимо отца, даже не взглянув на него, и направился к крытым носилкам, откуда ему махал пухлой рукой Зенон. Однако Варда не сел к Зенону, хотя тот и настаивал. Между тем к ним подошел Агир, высокий, важный, и почти обнял Варду. И только после того как Варда удалился, Агир приблизился к Ипатию и Светораде.