Светские преступления

— Даже тогда прислуга обманывала своих господ, — заметила Бетти со смешком.

— Это исторический факт. Люциус выкупил ожерелье у потомков того самого английского герцога.

Моя история привела Монику в откровенный восторг.

— Знаете, это очень позабавило бы моего покойного мужа. Он обожал исторические анекдоты. Однажды он взял меня в Консьержери, где хранится список всех, кто был обезглавлен на гильотине. Мы наши в нем шесть или семь де Пасси! Поразительно, что хоть кто-то уцелел.

Звук фанфар известил, что настало время ужина.

— Кстати, о гильотине! Видели бы вы, с кем меня хотят посадить.

Бетти провела пальцем по горлу, как бы отсекая чью-то голову. Мы разошлись по предназначенным для нас местам. На прощание Моника сердечно пожала мне руку.

— Мне и в самом деле было приятно с вами познакомиться, миссис Слейтер… Джо. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Почему бы вам с Бетти не зайти к нам завтра на ленч?

— Не могу, милочка, — сказала моя подруга. — Завтра наконец должны прийти сантехники. В последнее время Гил не может говорить ни о чем, кроме напора воды в душевой! А ты иди, — сказала она графине.

— Я бы не хотела обременять…

— Бога ради, Моника! Ты все время выспрашиваешь меня о том, как у Джо дома. Вот и пользуйся шансом. — Заметив, что щеки молодой женщины порозовели, Бетти хмыкнула: — Ты ее кумир, Джо! По ее словам, первое, что она сделала бы, оказавшись в Нью-Йорке, это зашла в Галерею Слейтер.

У Бетти была привычка говорить о людях в третьем лице даже тогда, когда они стояли рядом. Я сочувствовала графине — краска смущения быстро расползалась по ее щекам, — но и чувствовала себя польщенной. Быть чьим-то кумиром приятно. Я сама раньше почти боготворила Клару Уилман, и когда нас представили друг другу, была вне себя от радости.

— Приходите запросто, — сказала я Монике, желая избавить ее от дальнейших бестактностей. — Если и в самом деле интересно, буду рада устроить вам экскурсию по дому.

— В таком случае я принимаю приглашение, — улыбнулась она.

Ужин затянулся надолго и прошел в точности так, как я и предполагала. Хозяева не поскупились на затраты. Для начала нас обошли официанты с серебряными судками, из которых каждому предлагалось зачерпнуть огромный половник черной икры и щедро сдобрить ею высокую стопку горячих блинов. Основным блюдом был лосось на гриле, а затем салат. Дело близилось к именинному пирогу, когда я перехватила взгляд, брошенный Диком Бромиром на Итана Монка, сидевшего сразу за мной. Я догадалась, чего ожидать, и взмолилась:

— Ради Бога, никаких хвалебных речей!

Итан потрепал меня по руке, сказал: «Держись, дорогая!» — и поднялся. Он прошел к стояку с микрофоном, установленному на краю танцевальной площадки, широким и решительным шагом журавля, заприметившего в тине лягушку. Вопль, изданный вынимаемым микрофоном, призвал всю честную компанию к тишине. Я выпрямилась на стуле, чувствуя, как улыбка деревенеет на губах, а Итан начал остроумный — вполне в его стиле — экскурс в прошлое, с момента зарождения нашей дружбы вплоть до возникновения галереи, когда в 1990 году мы с Люциусом сделали свой дар Муниципальному музею.

Он напомнил общеизвестный случай, когда я узнала в картине, украшавшей захудалую пригородную библиотеку, бесценный портрет кисти Давида, считавшийся безвозвратно утерянным, и не забыл многократно подчеркнуть мой щедрый вклад в «культурное наследие Америки».

Этим он, конечно, отчасти воспел хвалу и себе самому, но имел на то полное право. Коллекция предметов восемнадцатого века, известная как Галерея Слейтер, по широте и ценности не уступавшая знаменитому залу Райтсмана в Метрополитен-музее, была собрана под его чутким руководством. Мне вспомнилось, как однажды, направляясь на деловую встречу, я на минутку заглянула в галерею и была до слез тронута видом стайки ребятишек на экскурсии. Они не шумели, не пересмеивались, а во все глаза смотрели на точную копию будуара Марии Антуанетты и наперебой расспрашивали гида не только о собранных за золотым канатиком красивых вещах, но и о несчастной королеве, которой те принадлежали. У меня тогда было чувство, словно я открыла для них дверь в сказку.

Когда Итан выговорился и вернулся на свое место, я вздохнула с облегчением, но ненадолго. Теперь поднялся и пошел к микрофону мой муж. Я затаила дыхание. Такое случилось впервые. Люциус повернулся и нашел меня взглядом.

— Джо, ради Бога, не надо так смотреть! — рявкнул он.

На люстре зазвенели подвески, по «шатру» прошлось эхо. Вокруг засмеялись.

— Как вы все знаете, моя драгоценная супруга предпочитает только один вид тостов — с маслом и мармеладом. Однако в жизни каждого мужчины бывают минуты, когда он просто обязан встать и публично объявить, кто же глава семьи. Итак, — продолжал Люциус, не сводя с меня взгляда, — в этот вечер, с риском повториться, я заявляю всем собравшимся: ты замечательная женщина! Хочу привести тому неопровержимые доказательства, так будь добра, не перебивай. Согласна?

Для виду я отрицательно покачала головой, но мысленно энергично кивнула.

Люциус совершил еще один экскурс в мою жизнь, рассказав о том, как я стала миссис Слейтер, а именно — повторил небылицу о том, как он с первого взгляда влюбился в меня на званом ужине у Бетти и Гила Уотермен. Я незаметно огляделась, задаваясь вопросом, кто из собравшихся все еще за глаза называет меня «эта продавщица». Единственным, кто знал подлинную историю нашего знакомства, был Нейт Натаниель, адвокат Люциуса.

Свою речь он закончил так:

— Благодарю тебя, Джо, за то, что всегда была рядом в эти страшные месяцы. Ты не просто хороший человек, но и замечательная жена. Мы все гордимся тобой, милая!

Раздались бурные рукоплескания, адресованные больше Люциусу, чем мне. Я подошла и поцеловала его, после чего аплодисменты перешли в овацию.

Когда мы вернулись на свои места, Дик Бромир сделал знак оркестру. Тот сыграл несколько начальных тактов «Марсельезы». Что-то заставило меня обернуться. Оказалось, что графиня смотрит на меня. Поймав мой взгляд, она улыбнулась и кивнула, как бы присоединяясь ко всему сказанному. Красивая женщина, но выглядела она какой-то потерянной.

Двое официантов ввезли на танцевальную площадку гигантский именинный пирог — миниатюрную глазированную копию Трианона.

Все закричали: «С днем рождения!», и Дик разразился завершающим тостом этого вечера. Тут были и мой «легендарный стиль», и мой «экстраординарный вкус», и мое «колоссальное великодушие». Все это собрание превосходных степеней завершилось прямым обращением ко мне с воздетым бокалом.

— Джо! Ты великий филантроп. Лично я благодарен тебе за неизменно доброе отношение ко мне и Триш. Позволив чествовать тебя в нашем доме, ты тем самым продемонстрировала всем свое отношение к нам. Позволь сказать… позволь выразить… За единственную и неповторимую Джо Слейтер!

Не успела я опомниться, как все в зале поднялись и зааплодировали. Я была так тронута, что плакала, сама того не замечая. В этот счастливый момент я жалела только о том, что мои родители не дожили до этого дня и не видели, как чествуют их дочь. Отец, конечно, пыжился бы от гордости, но мама просто тихо радовалась бы за меня.

Глава 2

О некоторых говорят: «Вылупился не в том гнезде». Это вполне относится и ко мне. С ранних лет я знала, что мне не суждено всю жизнь прожить в Оклахома-Сити, где я родилась и выросла. Моя жизнь состояла из целой череды преобразований: «хозяйка» в ресторане, продавщица, коллекционер и филантроп и, наконец, гранд-дама. Надо признать, я нахожу этот путь наверх поразительным. В последнее время, в свете случившегося, я не раз проходила его заново, от завершающего этапа к началу. Человеку свойственно оглядываться на прожитое, чтобы разобраться, как он стал таким, каков он теперь, и как оказался там, где находится.