Светят окна в ночи

Сафарова даже не упрекнули ни разу, и это произвело впечатление. Понимали, что за таким отношением к нему кроется нечто большее, чем вексель на будущий стремительный рывок.

Знали бы они, прорицатели и пророки, как трудно и тревожно жил Сафаров, проводя бессонные ночи в поисках решения. Его беспокоило состояние техники: агрегаты эксплуатировались почти безостановочно. И если раньше каждый из них до пятидесяти часов ежеквартально находился в ремонте, теперь после устранения очередной поломки он сразу же запускался. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы не понимать, что рано или поздно механизмы выйдут из строя, и это будет катастрофой для всего объединения. Однако и останавливаться было нельзя — планы наращивались от достигнутого, к этому времени они почти вплотную подошли к тем цифрам, которые совсем недавно огласил перед изумленным собранием Сафаров.

Получался замкнутый круг.

Сафаров собрал механиков. Они заседали полдня, рассмотрели все варианты, но иного выхода не нашли: надо останавливать поочередно агрегаты и заменять в них ответственные узлы. Иначе — беда!

— Только с моего ведома! — жестко сказал Сафаров. И не более, чем на два-три часа. В общем делайте что и как хотите, но чтобы они вращались. Вы меня поняли?

Механики поняли. Они уже знали, что Сафаров шутить не любит.

А он продолжал искать. Перечитал груду новейших технических журналов, съездил в командировку на родственные предприятия. Некоторые идеи были тут же подхвачены, в руках лучших механиков в кратчайшие сроки обрели, что называется, плоть и кровь, и о Сафарове вновь заговорили как о талантливом инженере и организаторе.

Решение пришло к нему неожиданно. Оно было простым и дерзким: ускорить обороты сушильных барабанов! И увеличить тем самым выход железного концентрата. И кроме того, останавливая часть оборудования для ремонта, освободившихся на это время рабочих использовать для других неотложных работ в цехе.

…Директор объединения, прочитав докладную Сафарова, немедленно созвал совещание. Приглашенные специалисты во мнениях разделились: старые, жизнью битые инженеры отвергли идею Сафарова с порога — скорость вращения технологически обоснована, ее увеличение чревато аварией. Вы представляете себе, говорили они, что произойдет с двухсоттонной трубой, если она сорвется от перегрузки? Кто может дать стопроцентную гарантию, что этого не случится? Нет, это авантюра чистейшей воды!

Сафаров попросил мелок и исписал длинными формулами всю доску. Расчеты были безукоризненными: равномерное и постепенное увеличение скорости возможно и технологии не противоречит. Конструкция выдержит ускорение при той же загрузке концентрата.

Что же касается высказанного здесь предположения о срыве барабана, то это вообще нереально; любой школьник, знакомый с элементарными основами механики, может это подтвердить.

Молодые инженеры, сидевшие тесной группкой в конце стола, дружно захлопали.

Директор сердито махнул им рукой — что еще за театр? Потом повернулся к доске, с минуту недоверчиво разглядывал четко выписанные Сафаровым формулы и крякнул:

— Да-а! Задал ты нам задачку! Что будем делать, а?

— Надо рисковать, Зуфар Фахретдинович, — сказал Сафаров, вытирая свежим носовым платком руки… — Иного пути увеличения производительности нет.

— А кто мне гарантии даст?

— Я! — заявил Сафаров. — Я гарантирую.

— А я против! — решительно заявил главный механик. — Даже при гарантиях Сафарова. Мне в тюрьму идти неохота.

— Да? — удивился генеральный директор. — Умный ты, оказывается! Тогда предложи что-нибудь получше. Не можешь? Ну, то-то!

Гумер на совещании не был и о том, что идея Сафарова обсуждалась, узнал поздно вечером, вернувшись из цеха в свой крохотный кабинетик — отгороженный тонкой фанерной перегородкой с застекленным верхом угол. Гумер устал, идти в общежитие не хотелось. Какая, собственно, разница, где спать? К грохоту машин давно привык, удобствами не избалован, а раскладушка ничуть не хуже старой железной кровати с продавленной панцирной сеткой. Да и телефон здесь рядом, если что…

Вытянув длинные ноги, он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. И в то же мгновение звякнул телефон. Гумер, чертыхнувшись, поднял трубку.

— Не знаешь? — спросил чей-то насмешливый голос, и он с трудом узнал в нем своего напарника по комнате в общежитии. — Сафаров-то снова на коне! Так что располагайся в цехе основательно. До конца года! Суши сухари, в общем, как любил говорить наш старшина.

— Он с ума сошел! — только и смог сказать Гумер.

— Не скажи! Я лично ему даже похлопал. Глаз у него ватерпас.

— А что главный механик?

— Он его математикой придавил. Ты бы видел, какие он формулы выкладывал. Все просто ошалели.

— А ты чего радуешься? — угрюмо спросил Гумер. — Не думаешь, чем все это кончится?

— Бо-ольшой премией — всем! — дурашливо протянул напарник. — И орденом Сафарову. Он уже дырку на пиджаке, думаю, просверлил… Завидуешь, да? Обижаешься?

— Пошел ты! — ругнулся Гумер и бросил трубку.

Нет, не завидовал он Сафарову. И обижаться ему не на что было: главный инженер весь последний месяц из цеха не вылазил, стоял над душой, во все мелочи вникал, и немало дельных советов от него услышали, корячась над очередной поломкой.

Однажды попросил увеличить обороты барабана. Гумер возразил, и они поссорились. Конечно, Сафаров на своем настоял — где молодому механику было тягаться с главным инженером фабрики, за которым и авторитет должности, и слава талантливого инженера.

Как же он тогда не догадался, что это не просто очередная блажь начальника, а проверка замысла? Простая, как валенок, мысль, а ведь не пришла ему, Гумеру, в голову, не пришла!

А вот почему не пришла — вопрос особый. Можно, конечно, сказать себе, что уступаешь ты по всем статьям Сафарову: и знаний у него поболее, и должность повыше, и опыт несравненно побогаче. Четыре года разницы как-никак. Но будет ли это полной правдой?

Не хотелось Гумеру признаваться в том, что он давно уже понял, ощущая исходящую от Сафарова тяжелую, неуступчивую энергию. Не заражающую, а, наоборот, ломающую что-то внутри тебя. Они были как две разнозаряженные частицы, которые и могли существовать самостоятельно лишь вне общего поля, поскольку их сближение означало бы не слияние, а поглощение одного другим: Гумера Сафаровым, а не наоборот!

В этом сомнений никаких не оставалось. Думать о себе так — удовольствие небольшое, и Гумер опять уклонился от окончательного приговора собственной персоне.

Он набрал номер квартирного телефона главного механика.

— Да? — голос был недовольный.

Гумер, извинившись за поздний звонок, прямо спросил, что тот думает об идее Сафарова и как мог согласиться с ней, зная ситуацию в сушильном цехе лучше, чем кто-либо из других руководителей фабрики.

— Умный ты… — сказал главный механик отрывисто и, как всегда, непонятно, то ли спрашивает он, то ли утверждает.

— Но… — начал Гумер. Однако главный механик тяжело подышал в трубку и перебил его: