Свежо предание

Следуют подписи членов комиссии".

Кто-то хлопнул в ладоши - раньше времени. Председательствующий строго поглядел поверх очков.

– Товарищи члены совета, нам предстоит утвердить протокол. Кто за утверждение? Так. Кто против? Нет. Воздержался? Нет. Протокол утверждается единогласно.

...Аплодисменты. Ух ты, как долго.

Председатель совета - директор института Сергей Петрович Пахомов тяжело обвисая пузом, спустился с помоста и обеими руками несколько раз тряхнул руку Константина Левина. Синие свиные глазки ласково глядели из-под взъерошенных, седоватых бровей. Руки у директора были полные, бледные, холодные на ощупь, в крупных веснушках - каждая с гривенник. Он мял Костину руку и никак не мог отпустить. Слава богу, отпустил. Начали подходить с поздравлениями другие...

Отовсюду руки. Сколько их! На минуту мир обратился в плакат: сонмище добрых, дружеских протянутых рук.

Интересно, кто же все-таки голосовал против? Среди тех рук, которые он сейчас пожимает, наверняка есть две - "против". Нет, зачем о них сейчас думать? Вон сколько радостных рук - каждая "за".

И вот среди рук одна - дороже всех. Тонкая, смуглая рука. Юра. Друг. Нет, больше друга - брат. Нет, ничего нет больше друга. Друг.

– Поздравляю, старик. Молодцом.

– Спасибо, Юра. Без тебя бы...

– Ну, пошел. Ересь.

Подошла Анна Игнатьевна. Широкое, некрасивое лицо сияет, кожа под крашеными полосками редких бровей покраснела пятнами.

– Ну, поздравляю, - сказала она басом.
– Теперь вы себе можете представить ощущение только что родившей женщины. Совершенно одно и то же. Я-то знаю, мне приходилось и то и другое...

– Стараюсь, Анна Игнатьевна.

– Ну-ну.

Руки, руки. А вот и профессор Поспелов, Николай Прокофьевич. Острый нос, острый кадык - весь углом.

– Слушал вас с удовольствием. Не так уж часто приходится слышать речь культурного человека. Особенно в вашем поколении. Позвольте, однако, заметить, что в слове "проведены" ударение ставится на последнем слоге.

– А я как сказал?

– Проведены.

– Какой ужас! Так и сказал?

– Да, к сожалению.

– Не понимаю, как это могло случиться. Я сам этого терпеть не могу.

– Ничего не поделаешь. Веянье времени. Я сам однажды с трибуны сказал: "современный".

А вот и лаборант Володя - розовый, с вертикальным вихром и несимметричными ушами. Мальчик только-только из десятилетки, а толковый. Вот кто подлинно рад - как за самого себя. Жмет руку, словно насос качает.

– Спасибо, Володя, милый.

Подошла стенографистка, Надюша Пустовойтова.

– Поздравляю, Константин Исаакович. И знаете, за вами очень легко было писать. Я почти ничего не спутала. Только в одном месте, какие-то статистические процессы...

– Стохастические, Надюша...

– Ой, наврала. Вы потом посмотрите стенограмму?

– Конечно. Только я не люблю читать свои стенограммы. Очень уж глупо получается. Читаю и думаю: неужели я и вправду такой дурак?

– Это не вы один.

– Что? Все дураки?

– Нет, я не это хотела сказать. Я хотела сказать, что, когда записываешь, даже совсем точно записываешь, устная речь меняется. Говорит человек - умно. А запишешь - глупо. Может быть, он, когда говорит, скрашивает чем-нибудь, улыбкой, что ли.

– Ого, Надюша, а вы, оказывается, можете говорить длинные речи.

– Это я редко. Так я занесу стенограмму? Где вас найти?

– В лаборатории, как всегда.

Зал, группками, беседуя, начал расходиться. Костя вышел в коридор. Еще тянулись к нему запоздалые руки, но в основном все было кончено. Кандидат.

Его подхватил под руку Юра.

– Еще раз поздравляю. К тебе не пробьешься. Хорошо держался. В ответе на вопрос Яковлева чуть-чуть сбился: надо было определеннее подчеркнуть роль запаздывающего звена.

– Да, пожалуй... А Васильев-то? Со своим философским вопросом? Насчет познаваемости мира?

– Хотел выслужиться. А что вышло? Ох, трудно дураку жить на свете...

– Да ну его к черту. Слушай, Юра, я счастлив.

– Естественно. Я тоже в аналогичной ситуации был счастлив.

– Постой, мне приглашать нужно. Помоги-ка мне. Все разбежались.

– Ничего, разыщем. Кого приглашать?

– Старика, разумеется. Оппонентов. Поспелова. Анну Игнатьевну. Лабораторию, конечно, всю. В общем, на твое усмотрение. Только учти комната восемнадцать метров. Сегодня, ровно в восемь.

– Васильева звать?

– Черт с ним, пригласи на разводку. Без хорошего дурака вечер не вечер. Ну, беги скорее.

– Добро.

Они разошлись в разные стороны - приглашать. "Как это делается? размышлял Костя.
– Меня самого раз сто приглашали, а я не запомнил - какими словами: "Позвольте пригласить вас сегодня ко мне", или: "Разрешите пригласить вас...", или: "Я бы хотел пригласить вас на небольшой вечер по поводу сегодняшнего события"? Фу ты, пошлость какая! "Я бы хотел..." Почему "бы"?"

Он подошел к Анне Игнатьевне.

– Анна Игнатьевна...

– Что, Костя? Вы позволите мне, старухе, называть вас "Костя"?

– Что вы, Анна Игнатьевна, какая вы старуха. Не позволю.

– Брови щиплю. Губы мажу. Стараюсь не опускаться. А все-таки по сравнению с вами я старуха.

– Анна Игнатьевна...

– В вашем-то возрасте я еще ничего была. Вам сколько? Тридцать пять?

– Тридцать один.

– У, совсем мальчик. А седины-то у вас порядочно. Я думала - тридцать пять. Или сорок, но молодо выглядите.

– Анна Игнатьевна, позвольте вас пригласить...

– На банкет? С удовольствием. Люблю поесть, грешным делом.

– Это не банкет, а небольшой вечер, у меня дома...

– Еще лучше. Спасибо. Адрес давайте. В восемь? Приду не раньше десяти. Купаю внука.

...Уф, удалось-таки пригласить. Но сколько времени ушло на одну Анну Игнатьевну! Ничего, лиха беда начало.

Через полчаса дело было сделано. С помощью Юры он пригласил всех. Даже больше. Юра перестарался. Откуда-то набралось до тридцати человек...