Свежо предание

Что за безумие? Читаю письма, вместо того чтобы узнать, что с ним сейчас!

Она быстро перелистала страницы, вплоть до последней исписанной.

Мучительно неразборчивые записи. 26 марта... единственное, что можно понять: 38,2°. Остальное - латынь.

Последняя запись от 28 марта. Опять латынь. Последнее слово вроде:...

Ей стало страшно холодно, и вдруг она поняла. Она кинулась из кабинета в коридор - там было пусто, и, крича, стала бить кулаками в первую попавшуюся дверь.

– Есть тут кто-нибудь?
– кричала она.
– Есть тут какой-нибудь человек?

Из разных дверей сразу выскочили люди. Ее подхватили под руки, она вырывалась и все кричала:

– Пусть посмеет! Пусть только посмеет! Сам! Сказать мне! Что он умер!

* * *

Рабочая, шумная весна действовала за окнами. Какие-то люди, на крыше напротив, весело крича и гремя ногами, скидывали лопатами остатки снега.

Надя сидела за столом и работала, расшифровывала стенограмму. Из рук вон плохо записано. И шумно как. А работа срочная, надо спешить. Юрка возил по ковру машину и дудел. А тут еще в дверь постучали.

– Войдите, - сказала Надя. Вошла Ольга Федоровна.

– Врачей-то выпустили. Газету видели?

– Я не читала, - сказала Надя.

– Смотрите: так черным по белому и написано. Группа врачей реабилитирована. Показания получены путем недопустимых и строго запрещенных приемов следствия... Как вы думаете, это намек на...

Надя поглядела на нее мертвыми глазами и снова взялась за работу. Очнулась:

– Что вы сказали, Ольга Федоровна?

– Врачей выпустили.

– Ну что ж, хорошо, что выпустили. Ольга Федоровна потопталась и ушла.

– Айболита выпустили?
– спросил Юрка.

– Да, маленький, играй.

Ольга Федоровна снова стукнула в дверь:

– Наденька, к телефону. Какой-то мужчина. Надя взяла трубку.

– Надежда Алексеевна? Здравствуйте. Говорит Сергей Петрович.

– Какой Сергей Петрович?

– Пахомов, директор института. Бывший начальник вашего супруга.

– А, здравствуйте.

– Надежда Алексеевна, я слышал о постигшем вас горе. Поверьте, мы все глубоко сочувствуем. Такой талантливый молодой человек...

– Его талантливость не помешала вам...

– Не поминайте старого, Надежда Алексеевна. Лично я всегда пытался защитить вашего супруга. Не моя вина, что это оказалось невозможным. Сами знаете, какая была ситуация...

– Я вас слушаю, Сергей Петрович. Чего вы хотите от меня?

– Надежда Алексеевна, мы хотели бы вам помочь. Я тут уже говорил с товарищами. Оказывается, есть возможность выхлопотать пенсию для вашего сына, несмотря на то, что последние годы Константин Исаакович нигде не работал...

– Что для этого нужно?

– Представить в институт документы. Справку о начале заболевания. Желательно оформить ее так, чтобы она относилась к тому времени, когда он еще работал у нас. Брачное свидетельство. Свидетельство о рождении ребенка. Свидетельство о смерти. Справку из домоуправления о проживании... Кажется, все. Дела по оформлению институт берет на себя.

– Когда нужно представить документы?

– Чем скорее, тем лучше. Например, завтра.

– Постараюсь, - сказала Надя и повесила трубку. "Даже не поблагодарила, - подумала она, возвращаясь в комнату.

– Поблагодарить все-таки надо было, он не виноват".

Документы... Где ж они, эти документы? Свидетельство о смерти есть. Свидетельство о браке? Не помню. Юркино, о рождении? Куда я его девала? Последний раз его искал Костя.

В среднем ящике письменного стола Костя держал свои бумаги. Наверно, там. Раскрыть средний ящик стола. Разрыть могилу...

Она выдвинула ящик.

Тетради, чертежи, заметки...

Небольшая тонкая папка. Внутри несколько фотографий. Выцветшая, любительская, с оторванным углом: маленький кудрявый Костя на руках у матери. До чего похож на Юрку, прямо страшно.

Черненькая, глазастая девочка на руках у незнакомой старухи в темном платке, со строгим, справедливым лицом - должно быть, тетя Дуня с Цилей.

Прелестная Рора с теннисной ракеткой в длинной узкой руке, до того стройная, что не стоит, а отлетает.

Письмо тети Лии.

Непонятный большой чертеж, какая-то машина. На полях, Костиным почерком, написано: "Устройство, моделирующее некоторые нарушения деятельности мозга (ретроградная и антиретроградная амнезия). В случае моей смерти передать Ю. Нестерову. К. Л. 19.8.49".

Небольшая, в мягком переплете записная книжка. Костя никогда не вел дневника. Он просто записывал поразившие его или полюбившиеся ему мысли, фразы.

Надя читала записи, слыша за ними живой Костин голос.

В борьбе за приоритет велено отыскать портрет Можайского, полетевшего, как известно, раньше братьев Райт. Не нашли, взяли фотографию сына, пририсовали бороду. Подделка обнаружена. Нашли другого Можайского - по орденам. В институте некоторое время висело сразу два разных Можайских.

Заголовок статьи: "Мечтающие трупы". Это о таких, как мы.

Хорошее выражение: "мастер от революции".

"У мертвых есть право на голос" (Эренбург).

"К одной материи легко пристают репейники, различные колючки, к другой материи они не пристают. Предполагается, что писатель - это человек, обладающий штанами, к которым пристают колючки - страсти, радости, беды" (он же). Я-не писатель, но на мне такие штаны.

"Личная защита моего приоритета на такие характеристики" (из доклада).

"Заушательская самокритика" (из выступления Н. П. Поспелова).

"Прогрессивное войско опричников" (из доклада о киноискусстве).

"Как обидно становится советскому человеку, когда им, ни с того ни с сего, перестают интересоваться... не втягивают, не привлекают, не нагружают..." (А. Фадеев).

...Гм... Ни с того ни с сего?

"Меня изумляет духовная стойкость еврейского народа, его мужественный идеализм, необоримая вера в победу добра над злом, в возможность счастья на земле. Старые, крепкие дрожжи человечества, евреи всегда возвышали дух его, внося в мир беспокойные, благородные мысли, возбуждая в людях стремление к лучшему" (Максим Горький).