Свидание с развратным фавном
Шрифт:
Серафима перекосилась.
– Шишов, чего ты прямо как ископаемый какой, а? У тебя же девчонки каждый день красятся, а я что, не человек? Мне, между прочим, лет-то всего ничего. Мне надо хорошо выглядеть. Это тебе уже ни к чему, ты старый. И потом, у меня сегодня дела!
– Зна-а-аем мы твои дела… – протянул Семен и, дабы жизнь Серафиме медом не казалась, быстренько влепил ей выговор. – Это что же такое, я тебя спрашиваю? Я фотографии котят притащил, похвастаться хотел, что они уже на клички отзываются, а ты…
Серафима цепляла себе на пояс
– А чего я? Подумаешь – накрасилась! Слушай, Сень, зацепи сзади пряжку, а?
Пока Шишов кряхтел над простенькой пряжечной конструкцией, Кукуева обливала его возмущением.
– И чего ты ко мне с самого утра прицепился? И сейчас вот… Да хватит уже, я сама застегнула!
Шишов отошел и рассерженно плюнул.
– То помоги, то чего прицепился… – жаловался он сам себе. – Вот ведь навязалась… Нет, ну просто позорище для моего автобуса!
– Чего это позорище? – оскорбилась Серафима и отвесила накрашенные губы.
– А того! Вчера Лилька прибегала вместе с Федоровым. Чего ты там натворила? Чем тебе пьяный мужик не угодил? Ой, молчи, Кукуева! Ну ладно, пьяные мы все не абрикосы, но ведь не поленом же нас теперь! Это же какому я риску подвергался, когда тебя на именины-то звал, камикадзе отдыхают… И ведь нет, чтобы в какую норку зарыться, она – на-а-те вам, в милиционеры полезла!
Серафима сощурила глаза и сочно запыхтела.
– Значит, Лилька прибегала, да? Жаловалась, да? И чего, она тебе про больницу в жилетку не плакалась?
Шишов на своем месте подскочил и затряс руками.
– Вот, Кукуева, только не надо! Сейчас на бедную Лильку…
– Ага! Конечно! Твоя Лилька бедная, – швыркнула носом Серафима. – Ей и сестра помогает – у нее своих детей нет, так она Лильку вместо дочери пестует, свекровь в дом мешками прет, не знает, куда Лилечку целовать, только доченькой навеличивает, даже за границу ее отдыхать отправляла, и муж тоже… А она еще с меня деньги трясет!
Шишов тряхнул головой, присмотрелся к Серафиме и увидел, что та все выше задирает голову, дабы не показать мокрые глаза.
– Э! Ты чего это? Так! Хорош ныть, Кукуева! Давай колись, чего там на нашу голову свалилось?
Серафима говорить не хотела. Нашелся тоже защитник – Сенечка Шишов! Но он зашел в автобус с ее стороны, вытащил из кармана здоровенный клетчатый платок и, будто маленькой девочке, крепко вытер нос, а потом и все лицо, вместе с макияжем. От такой нежности у Кукуевой чуть не вывернуло челюсть, она непроизвольно всхлипнула и уже разревелась во весь голос. И как-то так, между рыданиями, рассказала ему про свою беду.
– Ну, Лилька! Ну, пакость какая, а? – шипел Шишов, играя кулаками. – И ведь, главное, еще и Ваньку под себя поджала! И Федоров вчера туда же: «Так поленом и присыбла!» – передразнил он друга.
– Ой, Лилька-то про операцию просила не говорить никому! Главное – чтобы до Федорова не дошло, а то – развод! – спохватилась Кукуева.
– Ладно,
Семафора! Прорвемся! Да, а фотографии посмотри. Это мы их с Татьяной фотографировали.Серафима схватила стопочку снимков и не удержалась:
– Ой! А подросли-то как! Ишь, какие ухоженные… Кстати, мне надо будет сегодня к твоей Татьяне на работу заскочить, Алисой Гавриловной поинтересоваться.
– Заскочим, – пообещал Шишов. – А теперь давай, заступай на пост. Эх, Семафора, мы с тобой сегодня самый поток упустили! Придется наверстывать…
После того как Шишову была доверена тайна, у Серафимы будто гора с плеч упала. Конечно, надо было еще работать и работать, чтобы доказать свою непричастность, но все-таки теперь она была не одна. И отчего-то за маленькой, но крепкой спиной Шишова она чувствовала себя в безопасности.
– Граждане! Передавайте на билет без напоминания! – весело кричала Серафима. – Давайте любить друг друга!
– В таком-то переполненном автобусе самое время, – поддел какой-то пошляк.
– А с вас, гражданин, двойная плата! За нецензурные намеки! – следила за нравственным порядком Кукуева. – Дедушка, что у вас болит? Чего стонете? Граждане! У кого есть корвалол? Старичок тут мучается… Ах, это он не мучается, а песню поет? Дедушка, не пойте так громко, а то остальным корвалол понадобится.
Серафима сегодня работала живо, споро, пассажиры попались легкие на оплату. Она даже не заметила, как подошел к концу рабочий день.
– Ну чего, я пошла? – зависла она на подножке.
– Здра-а-асте! – откинулся на спинку Сеня Шишов. – А аптека? Сама говорила – тебе к Костеренко этой надо! Ох, и ленивая ты, Семафора! Эдак за твой счет полгорода по больницам лежать будет. Садись давай, поехали.
Серафима только выпучила глаза.
– Да я… я сама хотела, чего ж тебя гонять, и так весь день ведь за рулем…
– Ой уж мне эти бабы! Ну что ты сама, что сама?! Ты же даже не знаешь, с какого боку к расследованию приступать! – ухватил бразды правления в свои руки Шишов. – Садись, Кукуева. Так что, ты говоришь, мы узнавать едем?
– Почем валерьянка! – буркнула Сима и принципиально отвернулась к окну.
Аптека работала, но посетителей в зале не было. В такое пустое время работницы с большим удовольствием предавались беседам, разгадыванию кроссвордов и даже чтению. Завидев вошедших, худенькая женщина в голубом фирменном халате весело крикнула куда-то в другую комнату:
– Танюша!! Папа пришел! Да не один, с женщиной!
– Я это… – заблеял Шишов. – Это со мной вовсе не женщина… а коллега, товарищ по работе…
Серафима более уверенно чувствовала себя среди женщин.
– Девочки, скажите, а что, Алиса Гавриловна уже ушла?
– Конечно, ушла, времени-то сколько! Она и так весь день работала, не ночевать же ей здесь.
Кукуева оглядела аптеку. Аптека как аптека, не хуже других. Все блестит, сверкает, на окнах цветов полно, каждый по тысяче, наверное, стоит. Да и сами окна – здоровенные, новомодные. Двери опять же…