Свидетельница

– Что я люблю тебя? – слово «люблю» Том произнёс так, как будто это было самое отвратительное на свете. – Не будь такой наивной. Я никогда бы не поддался любви. Ты – всего лишь недоразумение, свалившееся на мою голову!

Она не верила своим ушам. Широко распахнув глаза, глядела на него и молчала. Что-то лишило её способности говорить, и только горечь внутри свидетельствовала о том что когтевранка всё ещё жива, она дышит, она не восковая кукла, застывшая в одной эмоции.

– Тогда почему я всё ещё жива? – у неё было много вопросов, но сил хватило на озвучивание одного.

Том долго не думал над ответом, но сразу отвечать не стал. При свете лампы черты лица казались заострёнными, а цвет бледнее. Только синие глаза излучали не только отражённый огонёк, но и то ли секундную тоску, то ли горькую насмешку.

– Потому что ты любишь меня. Всегда полезно окружить себя такими, как ты.

– Ложь!

– О, - растянув губы в сладкой улыбке, слизеринец злорадно прошептал: - Я задел твои чувства? Как бестактно с моей стороны. Но… правда за правду, Ева.

Необходимо было держать себя в руках. Не поддаваться боли. Он лжёт. Это не может быть правдой!

– Тогда сотри мне память, или я ухожу с твоего пути.

Неужели она это сказала? Ева ведь не могла… Но было уже поздно. Знание о крестражах не так поразило её, как тот факт, что Том не считает её даже за близкого человека. Чего уж тут говорить про любовь.

Выжидательно смотря на него, она сделала один шаг вперёд. Ничего не произошло. Ещё шаг – без результатов. Ева почти была возмущена. Она была согласна на стирания памяти! Почему он ничего не делает?!

Реддл не стал ей мешать, а отстранёно наблюдал, как девушка, поджав губы, хватает палочку и, больше не глядя на молодого человека, бросается вон.

========== Эпилог ==========

Тяжело. Тяжело жить и делать вид, что всё прекрасно. После последнего разговора с Томом прошло ровно два месяца, но ничего не изменилось в лучшую сторону. К сожалению, в ней было достаточно гордости, которая мешала забыть обо всех его обидных словах и подойти к нему. Конечно, она не знала наверняка, действительно ли Том использовал её. Сердце отказывалось верить, а разум твердил совершенно другое. Так чему же верить больше?

Ева пыталась отвлечь себя за подготовкой к экзаменам. Экзамены… Да кому они нужны вообще? Пока все вокруг с каждым днём сильнее волновались, причитая чуть ли не до слёз, когтевранка с каменным лицом шла мимо, даже не силясь понять причину стольких истерик. Наверное, ей и не удалось бы. Никто из студентов не познал и половины бед, что валятся на её голову. Отвратительное чувство одиночества настигало сознание, стоило войти в Большой зал и по привычке бросить взгляд на стол Слизерина. И даже если Тома там не было – всё равно приступ отчаяния и новой порции боли никогда не забывал навестить её.

Неужели она и правда хотела именно этого – не быть с Томом? Нет. Нет! Возможно, тогда бы Ева и сгоряча сказала бы юноше что-нибудь и тоже ушла, но наверняка уже через день не выдержала и вернулась, смирившись с тем, что погружение во тьму неизбежно. Тьма и так в ней, хотя Ева не замечает.

Однако Ева не вернётся к нему через пару часов. Потому что он не любит её. Использует. Или всё же это он сам себя обманывает?..

Как же хочется исчезнуть. Боже, почему так трудно жить? Каждый прожитый день является для неё подвигом. И каждое утро она просыпается с мыслью, что сегодня, именно сегодня Том опровергнет свои последние слова и скажет то, чего она желала услышать уже так долго. Что… она ему немного, но дорога. Пусть хоть этот малейший признак привязанности – без разницы. Это даст ей второе дыхание, поможет взбодриться и жить с новой охотой. Жить, а не существовать в виде заурядного студента.

– Эй, Ева! – парень Натали – Джеймс Уизли – лениво позвал её, сидя за столом своего факультета. Экзамены вот-вот должны были наступить, так что студентам пятых и седьмых курсов разрешалось заниматься и в зале, когда пройдёт обед. – Не подскажешь, в какой книге написана дата рождения Мэрлина?

– Джеймс! – Остин столь резко откликнулась, что Ева лишь безжизненно пожала плечами и уткнулась в свой пустой пергамент, где должно было быть написано немало определений. – Как можно такое не знать?!

Послышались тихие смешки, но большинство даже не улыбнулись, потому что были слишком погружены в подготовку. Через неделю у Евы и остального седьмого курса должен был состояться экзамен по трансфигурации. Раньше, может, девушка и не испытывала особых трудностей в этой сфере, но после близкого знакомства с Томом, всеми этими попытками обмануть окружающих, Ева мало-помалу перестала серьёзно относиться к урокам профессора Дамблдора и больше была увлечена рисованием в тетради или переглядками с самим Альбусом, который, несомненно, догадывался о том, что когтевранка теряет нить его рассуждений, но почему-то всегда молчал. Быть может, хотел внушить ей чувство безопасности, чтобы потом ворваться в разум так же внезапно, как и в первый раз.

В руках уже несколько минут было крепко стиснуто перо, так что, взглянув на него, Франк поспешно откинула его в сторону – кончик его был безнадёжно сломан. Ей не хотелось ничего писать. Ни по делу, ни просто так. Как сдаст экзамены – так сдаст. Какой смысл жить с хорошим результатами, если… Она в действительности не нужна Тому?

Быстро проморгав слёзы, Ева тяжело выдохнула, всеми силами мысленно уговаривая себя успокоиться. Плакать в столь людном месте есть самая большая глупость за последние недели. По правде говоря, ничего, кроме унылых уроков, одиночества в библиотеке и прогулок по окрестностям Хогвартса, что давно очистились от снега и наполнились сочной зелёной травой с полевыми цветами, не было интересного.

Синие глаза она могла узнать серди сотен других. Он смотрел на неё. На неё. Впервые, пожалуй, за всё это время, что кажется вечностью. Ева искала в его взгляде любой намёк на какой-то раскаяние, теплоту или хотя бы снисхождение.

– Ева…

Опять Джеймс лезет с вопросами к ней, тем самым не дав ей возможности успеть понять, действительно ли Том смотрел на неё, как на пустоту. Натали уже ушла в гостиную, так что больше некому было спасать Франк. Радоваться ли тому, что Уизли больше не относился к ней скептически, а даже был неким… другом? В другой любой момент девушка была бы счастлива. А сейчас… приходится через силу разговаривать с той же Натали. Любое общество было мукой для когтевранки.

Если… всё-таки подойти к нему? Если попросить поговорить наедине, то Том ведь наверняка назовёт её глупой девчонкой, но покажет, что до сих пор она для него что-то значит. Она не могла верить, что то, что произошло в выручай-комнате, было для него не больше, чем вчерашний дождь. Нет. Нет.

Но это уверенное «нет» с каждой неделей теряло свою твёрдость. Франк чувствовала, как нервы сдают всё чаще, и желание просто уткнуться лицом в ладони и порыдать посещает её чаще. Но разве слезами поможешь проблеме? Жалость у Реддла не вызвать. Она знала это.

Жалость – простое человеческое чувство, которое присуще нормальному человеку. Но вдруг если Том не ощущал подобного, то и подобие любви не способно охватить его? Обман? Но почему?! Нет! Нет… Нет.

Ева резко захлопнула свою тетрадь и, игнорируя очередной вопрос Уизли, стремительно направилась к столу Слизерина. Если она не попробует сейчас, то потом уже шанса может не быть всё узнать. Пусть он прямо скажет ей, что не любит её.

Тогда ведь он не сказал. Просто… Подвёрг её утверждение сомнению.