Свидетельство
Шрифт:
До площади Новотный и его шеф шли вместе.
— Шольцу бутыль самогонки прислали из Помаза! — поделился новостью Немет, и глаза его заблестели. — Пригласил отведать. Пойдешь?
— Не успеем обернуться до комендантского часа.
— Да кто его теперь соблюдает? Наконец, мы и там можем переночевать. Ну, идешь?
— Нет, спасибо, пожалуй, не пойду.
Новотный торопливо шагал по улице Аттилы, по «проселку», проложенному через груды хлама танками и грузовиками. Он осторожно, привычным движением протиснулся в щель между створками. В этот момент до него из темноты двора долетел тихий шорох и чье-то посапывание.
«Крысы, что ли?» — подумал
— Господин советник, это я…
Понемногу свыкшиеся с полумраком подворотни глаза Новотного различили приземистую фигуру в дверях дворницкой. Кумич!
— Заходите, господин советник. Не бойтесь, здесь никого нет.
Ошарашенный неожиданностью встречи, Новотный, сам не зная почему, последовал за Кумичем. Только уже очутившись в кладовке дворницкого жилища, он пришел в себя. На полке в баночке из-под сапожного крема мигала коптилка. Крохотное оконце, выходившее в «световой колодец», было заставлено кухонной доской для раскатывания теста.
— Как вы осмелились вернуться сюда?! — грубо рявкнул Новотный.
Дворник испуганно заморгал. Он был оборван, невообразимо грязен и распространял вокруг себя вонь человеческих нечистот и еще чего-то кислого и затхлого. Лицо поросло многонедельной щетиной, волосы — как у дикаря, глаза — бессонные, налитые кровью.
— А куда же мне еще, господин советник? Должен я домой. Добро мое, жена… ну и с вами, господин советник, опять же потолковать хотелось…
Кумич говорил быстрым, торопливым шепотом, словно повторял заученный наизусть текст.
— У меня шурин один живет в Будафоке. Член нашей с вами партии. Сторожем работает в винных погребах Тёрлеи. Там я и скрываюсь, за бочками. Место надежное. Он меня каждый день навещает, есть приносит. Ничего, продержусь я там, пока воротятся…
— Кто вернется?
Лицо Кумича сделалось непонимающим.
— Стрельбу-то я слышу…
— Стрельбу?
— Весь день трясется земля. Там, в подвалах, хорошо слышно…
— Фронт недалеко. Под Эстергомом.
— Воротятся. Нескольких дней дело, говорят.
— Не вернутся сюда больше немцы.
На лице Кумича отразилось отчаяние. Казалось, он вот-вот расплачется.
— Воротятся, господин советник, ей-богу, воротятся. Знаете, сколько танков у них, оружие опять же секретное. Только теперь его и применяют. Вы же знаете: весны они дожидались. Затем я и пришел, затем ждал вас столько часов, чтобы с собой позвать, брат Новотный, господин советник… По зорьке пойдем, — торопливо зашептал он. — Дорога надежная. Места там на нас обоих хватит. Шурину я уже сказал, что брата своего партейного приведу с собой…
Лицо Новотного посуровело.
— Вы пьяны, Кумич, или совсем ополоумели?! С каких это пор я — ваш «брат»? Это я — то — заместитель председателя районного управления, один из руководителей демократических органов власти столицы! Да как вы смеете говорить мне такое? Как вы вообще осмелились показаться мне на глаза? Если завтра утром я еще застану вас здесь, в доме, я пришлю за вами полицию. Пьяный болван!
Новотный круто повернулся и ушел.
А Кумич хотел еще что-то сказать ему и даже зашевелил губами… Теперь он стоял испуганный, уставившись в одну точку, как пьяный или помешанный. Ему хотелось одного: исчезнуть, сгинуть. Или выбежать во двор и орать, ругаться, да так, чтобы завалился вконец этот хлипкий домишко… Но он просто стоял и смотрел прямо перед собой, вытаращив глаза.
Ласло
одержал победу в Национальном комитете, но была ли это действительно победа, должно было решиться сейчас.Днем они встретились, чтобы обсудить задачу. Подошли и другие коммунисты. Распределили между собой кварталы, дома, договорились, что и как делать. Разошлись около пяти. Ласло хотел поскорее добраться до дома, по дороге заглянув только к советскому коменданту. На углу улицы Аттилы он все же остановился. Два угловых дома были разрушены, но зато третий, со стороны улицы Алагут, четырехэтажный, почти не пострадал. Ворота его были открыты.
С каким чувством неловкости и волнения вступал Ласло прежде в чужой дом! И всегда приходил в замешательство от обычного вопроса: «Вы к кому?»
Отныне все это было в прошлом! Каждый дом в районе стал ему теперь словно родным. Он стучал в первую же дверь на первом этаже.
— Скажите, кто здесь управдом, где он живет? Я — секретарь Национального комитета. Соберите, пожалуйста, жильцов дома.
Собрались в привычном всем месте, в убежище, для многих все еще служившем жильем. Ласло говорил с людьми просто, словно в узком семейном кругу, и только позднее сам удивился, что собравшиеся слушали его, затаив дыхание, как какого-нибудь великого оратора.
…По подсчетам главного санитарного врача района, на улицах и дворах — огромное количество разлагающихся трупов: около ста вагонов. Я знаю: нас мало, и слабы мы, и нет у нас инструмента… Но ведь речь идет о наших жизнях!..
Первым после него выступил высокий темно-русый мужчина. Лицо его показалось знакомым Ласло — чистое лицо, с открытым по-детски взглядом. Может, это тот, кто предложил использовать вальцы от гладильной машины, когда они мучились с бетонной глыбой?
— У себя на железной дороге мы уже сделали это. Большую часть в Чертовом рву закопали. Теперь еще бы негашеной известью залить… Нас там человек восемьсот. Конечно, мы вам помочь придем. Я вот о чем думаю, — если бы только специалисты нашлись. Взрывчатки-то вон на улицах сколько валяется! Не копать надо рвы, а взрывами их сделать. А то пока это мы лопатами да кирками в мерзлоте выроем…
Управляющий домом был здесь молодой паренек, хилый, с худощавым, ввалившимся лицом. Ходил он, опираясь на две клюшки: перебило ноги во время осады. Этот самую настоящую лекцию прочел — высоким, проникновенным голосом:
…Природы трупного яда мы еще не знаем, но известно, что, если он попадет в живой организм, наступает неизбежная смерть. Врач при вскрытии оцарапает руку — и уже нет ему спасения! Сколько таких случаев было!.. Товарищи жильцы, вы, конечно, слышали об открытии доктора Земмельвейса… А теперь представьте себе, что огромное количество этого яда начнет беспрепятственно распространять свое тлетворное действие. Вспыхнут такие заболевания, каких, может быть, еще и медицина не знает или которые уже не встречаются со дней средневековья: чума, мор… И я очень рад слышать, что Национальный комитет занимается этим вопросом!
— Сколько человек выйдут?
Воцарилась немая тишина, пока ее не нарушил женский голос:
— Все, конечно.
Управляющий торжествующе посмотрел на Ласло.
— В нашем доме порядочные люди живут!
Ласло спросил управляющего, как его зовут.
— Доктор Золтан Тегзе, помощник адвоката.
Он был странно горд за свой дом и даже зарделся слегка, видя, что Ласло записывает его фамилию.
Ласло вышел из этого дома веселым: «Хоть об этом расскажу капитану».