Свинцовые башмачки

Осторожно перешагивая через вздыбленные плиты, Линн исследовала два зала, замирая на каждом шагу и ежеминутно ожидая, что на нее обрушится потолок. В полу зияли дыры. В углу дальнего зала обнаружилась полуразрушенная лестница, ведущая вниз. Из хода пахнуло затхлой сыростью. Линн закусила губу и остановилась. У нее не было с собой ни лампы, ни факела.

Пискнув, в подземелье стремительно юркнула мышь. Наклонившись и пристально вглядываясь в темноту, Линн разглядела мимолетный проблеск… роса на листе? Неужели… Боясь поверить глазам, она склонялась все ниже, пытаясь понять, не почудилось ли ей…

Раздался утробный рык, от которого тело ее заледенело. Судорожно сглотнув и медленно поднимая голову, Линн встретила безжалостный взгляд желтых глаз. Чудовище с головой льва и огромными когтистыми лапами стояло в нескольких шагах от нее и поводило из стороны в сторону мощным хвостом с скорпионьим жалом.

Мантикора.

Линн застыла, оцепенев. Как завороженная, она следила за размеренными движениями хвоста, который раскачивался все быстрее, быстрее, взметнулся – и Линн, обожженная вспышкой боли, вскрикнула и кубарем скатилась по лестнице.

Ядовитый шип рассек ей кожу. Падая, Линн получила несколько ушибов и сильно ударилась локтем, но это было ничто по сравнению болью от раны, нанесенной чудовищем. Она горела, как присыпанная солью, платье пропиталось кровью. Но ужас заставил Линн подняться на четвереньки. Под руку ей попался стебель с коробочкой наверху. Линн не глядя выдернула растение и засунула в карман, и в тот же миг в проем ринулась мантикора. Взвизгнув, Линн кинулась прочь так, как никогда еще не бегала и не знала, что может: ее гнал вперед всеобъемлющий страх смерти. Дико крича, она неслась, не разбирая дороги, слыша за спиной дыхание чудовища, его тяжелые шаги, по подземелью, поворот за поворотом, спотыкаясь о коряги и понимая, что рано или поздно мантикора настигнет ее. Туннели, переплетаясь между собою, вывели ее к лестнице. Все еще не веря, что спасение возможно, слыша рычание мантикоры прямо за спиной, Линн бросилась к дневному свету и выбралась на широкую площадку из мраморных плит. Под ее ногами захрустели кости. Линн кинулась бежать, мантикора прыжком настигла ее, затрещала под когтями ткань платья, Линн споткнулась о край покосившейся плиты, устояла, пробежала еще два шага, закачалась на краю колодца – и полетела в темноту.

Глава 4. Диаль

Мелкий злой снег сыпал крупой на черный песок, ленивые волны обдавали его кружевной пеной. Скалы тонули в низких тучах. С моря надвигался багровевший туман: эрн Шиал готовил атаку. В ясные дни с береговых укреплений хорошо видно было его владения: каменистый остров-вулкан, раскалявшийся, когда Шиал гневался, а сердился он часто. В такие дни черная гора дышала огнем, и небо на западе наливалось алым. Это означало, что в скором времени в сторону берега полетят воины-фои и огненные снаряды. Вторые назначены, чтобы повредить укрепления или рассыпаться тучей ранящих огненных брызг, первые будут пытаться прорваться через ущелье в долину, если береговая стража не помешает им.

Диаль бросила быстрый взгляд налево: двух других крепостей сейчас было не разглядеть, лишь очертания Второй смутно вырисовывались в тумане. Но она знала, что и там, и в Третьей, так же как и в Первой, где служила Диаль, часовой у рога бури ждет только сигнала от дозорного, а лучники на стенах готовы обрушить на врага град стрел.

Стоит протрубить в рог, и налетит шквальный ветер со снегом, гася пламень фоев, затрудняя их передвижение, превращая обжигающий град в бесполезные угли. Те из воинов, кто все же приблизится к берегу, будут сражены стрелами с наконечниками, пропитанными ядом ледяных червей. Ну а если и этого окажется недостаточно, настанет очередь воинов ата. Расправив огромные крылья, они устремятся вниз и не будут знать пощады.

Оборону крепости удалось прорвать лишь однажды – и то потому, что часть сил перебросили на границу с Кельдой. Это было давно, и хотя с тех пор фоям ни разу не удалось преодолеть бурю и успешно высадиться на берег, эрн Шиал не оставлял попыток. О том, что происходит в его владениях, никто толком ничего не знал: сообщение между Хенниленом и фоями прекратилось в незапамятные времена, тогда же, когда началась вражда, и терять бдительности не следовало. Шиал был гневлив и опрометчив, но ни в коем случае не глуп, ему служили сильные маги, и появление у фоев новых, более совершенных доспехов или других средств, благодаря которым они смогут одолеть защитников Хеннилена – всего лишь вопрос времени. Они могли летать, пусть низко и на небольшие расстояния, а среди лайхха на это были способны лишь воины ата. Сколько времени пройдет, прежде чем колдуны изобретут зелье, благодаря которому фои смогут летать выше и дольше, а не только рывком преодолевать расстояние, отделявшее огненную землю от Хеннилена? Что еще смогут придумать Шиаловы маги, чтобы эрн добился своего? Заслать призраков-шпионов, отвести глаза береговой страже, объединиться с кильдирим? А у лайхха было так мало. Любой корабль вспыхнет от огненного снаряда как щепка. Они могли только обороняться, не атаковать, но это не может продолжаться вечно – Шиала следовало либо склонить к миру, либо победить. Предложения о первом он неизменно отклонял, что же касается второго… Способ был, но связанный с чересчур высоким риском, и эрн с советниками пытались придумать что-то другое.

Пока ничего не нашлось.

Диаль со своим луком дежурила на башне, ее коса полыхала пламенем. Она была единственной фойлой по эту сторону моря – полукровка, единственное дитя, когда-либо родившееся от союза с «огненной демоницей». Хотя Диаль выросла в Несна-Хен и считала эти места своим домом, нет-нет да и находился кто-то, кому хватало ума спросить, каково это – сражаться против своих, на что Диаль со свойственной всем фойлам запальчивостью отвечала, что не принадлежит к их племени, ведь ее отец из Несна-Хен. Огнедышащая гора была ей столь же чужда, как и всем в Хеннилене, Диаль не знала языка фоев, не была знакома ни с кем из них и имела полное право возмущаться подобными вопросами. Никто не заподозрил бы в ней полукровку, когда бы не внешность: доставшиеся от матери золотистая кожа, черные глаза без белков и, конечно, пламенная коса явственно выдавали кровь фойлы.

Провожорки подняли гвалт. Поджав губы, Диаль повернулась в сторону бухты и всмотрелась, пытаясь выяснить причину шума, однако выступающая скала загораживала обзор, и понять, что встревожило зверушек, было невозможно.

– Чего они там зевают во Второй, – недовольно сказала Диаль, обращаясь к напарнику. – Слышишь, как надрываются?

Бренид лениво пожал плечами. Диаль изрядно раздражали его флегматичность и нерасторопность, и только безграничное его добродушие временами останавливало ее от того, чтобы в очередной раз на него наорать.

– А я почем знаю, – равнодушно ответил он. – Не поделили кусок.

– Они не должны себя так вести, – раздраженно сказала Диаль. Всем было известно, что провожорки – самые мирные зверушки на свете. У них был мягонький серый мех, бурые лапки с присосками, позволявшими ловко карабкаться по стенам пещер, маленькие славные ушки и приятнейшее обыкновение воздерживаться от каких-либо звуков. Провожорки были сообразительны, быстро приручались, поэтому их часто заводили в качестве питомцев для детей. Единственное время, когда провожорки становились крикливыми и агрессивными – это время выведения потомства. Только в этот период, стоило чужаку вторгнуться на их территорию, они с пронзительными воплями атаковали пришельца яростной серой тучкой, ощетинившейся сотнями острых зубов и цепких когтей, и могли в считаные секунды порвать неосторожного в клочья. Никто в здравом уме к ним сейчас не полез бы.

Из тех, кто знаком с повадками провожорок – а это все, абсолютно все в Хеннилене.

Диаль еще немного потопталась, затем резко бросила Брениду:

– Ты пока подежурь. Я пойду проверю, что там.

Куда смотрят эти из Второй? Пусть только пройдет атака, уж она выскажет начальнику гарнизона все, что думает. И эрну нажалуется, это уж непременно.

Ругаясь вполголоса, Диаль сбежала во двор и свистнула, подзывая мерка. Эти существа, похожие на огромных собак, в качестве сторожей или бойцов никуда не годились, поскольку были удручающе, до смешного для столь зловеще выглядящих зверей игривы, беззлобны и дружелюбны, а крылья их слишком слабы, чтобы далеко унести такую здоровенную тушу, да еще и с всадником. Но здесь, где все укрепления располагались на высоком крутом берегу, представлявшем из себя сплошные неприступные скалы, их часто использовали для коротких перемещений туда, куда долго или невозможно было быстро добраться пешком.

Повсюду в огромных чашах пылал огонь. Как ни странно, здесь, на побережье, несмотря на постоянные нападения фоев, предпочитали живое пламя – в отличие от Несна-Хен, где в основном пользовались «пещерными пряхами» йери, дающими мягкий белый свет без тепла. Никому бы в голову не пришло, разумеется, зажечь факел на стене или башне, чтобы облегчить фоям жизнь, но в тех местах, которые с моря было не видно, огонь пылал день и ночь. Тем более что горного масла из скальных трещин сочилось сколько угодно.