Свинцовый закат

— Тогда намекните королеве, что у вас произошла стычка с принцем во время исполнения служебного долга. Я думаю, она поймет, и утихомирит его.

— И не мечтайте. Ему и так все сходит с рук!

— Тише, сэр Джеймс, успокойтесь, — предостерег его полковник, но Грэй и не думал униматься.

— Я не могу. Я хочу выговориться. Все в Лондоне знают, что принц неравнодушен к замужним женщинам. К слову сказать, я не понимаю, как в эти ряды затесалась одинокая Семпрония.

— Своим сверхчеловеческим обаянием она покоряет даже окаменевшие сердца.

— Тем лучше. Значит, Лондон не пополнится ещё одним мужем-рогоносцем. Вы только подумайте, до чего же пали нравы, раз мужья не то что не возмущаются, а даже гордятся, если перед их домами ночует экипаж с королевским гербом.

Грэй и дальше рассыпался в негодовании, а полковнику подумалось, что это не просто речь борца за нравственность, а крик отчаяния обманутого супруга. Неужели и леди Грэй некогда пополнила список любовных побед принца? Тогда это действительно плохо для Общества. Оставалось надеяться, что уже немолодой Альберт Эдуард скончается раньше своей августейшей матери, и трон унаследует кто-то из её внуков.

* * *

Весь остаток ночи Семпрония не могла унять негодование и обиду. Внутри всё клокотало и требовало отмщения. Ей хотелось придумать страшную, дьявольски коварную месть, чтобы поквитаться со своими обидчиками и преследователями из Общества, особенно с трансильванским графом, что именовал себя полковником Кристианом. Перебирая в голове всевозможные варианты, Семпрония отвергла все кровожадные и жестокие планы, решив, что её месть должна быть изысканной и утонченной, чтобы никто не посмел сказать в её сторону и слова обвинения.

Так, наутро Семпрония отправилась в театр «Лицеум», чтобы встретиться с тамошним распорядителем и по-дружески ему сказать:

— Знаете, мистер Стокер, у меня есть интереснейшая история. Надеюсь, она подойдет для вашего ещё не оконченного романа.

39

После злополучной ночи, наутро полковник Кристиан решил посетить своих подопечных и начал он с дома Томаса. Рандольф Вильерс, не произнеся ни единого слова, всем своим видом выказал неудовольствие появлению полковника, но в дом его все же впустил.

Томас выглядел крайне удручающе. По словам миссис Вильерс, с точки зрения врачей её сын был абсолютно здоров. Диагноз ограничивался невразумительными словами вроде «меланхолия» и «эмоциональное истощение», а рекомендации сводились к прогулкам на свежем воздухе и хорошему питанию.

Когда полковник увидел перед собой осунувшегося молодого человека с весьма заметными кругами под глазами, ему невольно вспомнился ист-эндский художник по имени Энгус, что неосмотрительно согласился стать дарителем крови для Семпронии. Что мог дарить Томас своей Флоренс, полковник представлял весьма смутно, но аналогия была на лицо.

— Вчера она так вдохновенно рассказывала мне о театре, — уставшим голосом поведал полковнику Том, — как каждый раз она дарит себя публике, а взамен купается в овациях и волнах зрительского восторга. Оказывается, роль для неё всё равно, что перевоплощение в другого человека. Иная личность вселяется и управляет Флоренс весь спектакль, манипулирует её телом и речью, и вместе с этим — зрительскими эмоциями и вниманием. А взамен Флоренс получает силу зрительского зала.

— Вот как? — с сарказмом заметил полковник, — стало быть, забирать чужие силы для неё всего лишь профессиональная привычка?

Не заметив издевки в его словах, Том всерьез ответил:

— Нет, конечно. Флоренс говорит, что иногда публика принимает её слишком холодно, и тогда она чувствует, как толпа выпивает из неё все соки, ничего не отдавая взамен.

— Послушай меня, Вильерс, неужели ты не заметил, что с тобой сделала миссис Эмери? Даже после того что ты видел в её постели, тебе не противно снова приходить в её дом? Том, прошу тебя, оставь её в покое, пусть развлекается со своим демоном сколько угодно, но без тебя. Как твой начальник я этого требую.

Том молчаливо соглашался с каждым словом полковника, но видимо, не вспоминал о пережитом сверхъестественном ужасе, потому как постоянно твердил о чарующих речах, великолепном воспитании и всепрощающем сердце своей возлюбленной.

Полковник покинул дом Вильерсов с гадким чувством собственного бессилия перед ведьмой с ангельским ликом и волшебным голосом.

Когда полковник добрался до дома Стэнли, то узнал, что время его отсутствия во Франции, Хьюит тоже успел доставить своим родным немало хлопот. Как выяснилось, молодой историк задумал произвести собственное исследование дублинских подземелий.

— Зачем? — только и смог спросить обескураженный полковник у светящегося энтузиазмом Стэнли.

— Помните, на Рождество в доме мистера Рассела зашел разговор про легенды о спящих королях? Есть предание, что под Дублином спит герой Финн Мак Кумал и его дружина фениев. Само его прозвище Финн переводится как «белый». Некоторые считают, что оно связано с его преждевременной сединой. Так ведь и у подземных кровопийц волосы становятся белыми. Есть легенда, что Финн Мак Кумал возродился через двести лет после собственной смерти и правил Ольстером под именем короля Монгана. Видимо, потом он удалился из мира смертных в обитель белых, и так родилось предание, что Финн Мак Кумал со своим войском спит волшебным сном в подземельях Дублина. Говорят, что когда над его родиной нависнет опасность, он вернется, чтобы её защитить. Только представьте — бессмертный король, которого шотландцы прозвали «белым странником» обитает сейчас глубоко под землей, чтобы однажды подняться на поверхность. Почему это не может быть отголоском присутствия белых под Дублином?

Стоило полковнику услышать доводы Стэнли, как в памяти тут же всплыли спящие под Парижем альвары в ледяных гробах, и он резко сказал:

— Забудь. Даже не думай ни о какой экспедиции.

— Почему? — обескураженно вопросил Хьюит.

— Почему? Ты что, не слышал, что случилось с Эдвардом Харрисом в Гренландии? Кажется, он тоже хотел найти белых в вечных снегах, а теперь его брату даже нечего положить Харрису в могилу. Ты хочешь, чтобы твоей матери пришлось пережить то же самое?

— Дублин куда ближе Гренландии, — обиженным тоном произнёс Хьюит Стэнли. — И намного теплее.

— Если хочешь полазать по подземельям, их предостаточно и здесь, в Лондоне.

— Под Лондоном нет королей.

— Под Дублином тоже. Я был там и знаю, о чём говорю.

— Вы просто не искали.

— А кого я должен был искать? Мак Кумала? Или сразу короля Артура? Под-Дублин кишит белыми, это правда, но там нет королевской усыпальницы для тысячи фениев. Это лишь ирландские сказки.

— В любой сказке есть отражение минувшей реальности, — настаивал Стэнли, — даже если мы не понимаем её первоначального смысла, она всё равно есть. Я лишь хочу доказать, что мифологический образ короля под горой есть у всех народов, и он появился не на пустом месте. У бассарабов есть предания о возвращении их короля Штефана Великого, у венгров — короля Матьяша, у датчан — Хольгера Данске из-под замка Кронборг. У валийцев — Овайн Хлаугох с войском спят в пещере под замком Каррег Кеннен. Чингиз-хан похоронен в какой-то пещере. Под Татрами спит целое польское войско. Где то в тех краях схоронилось и гуситское воинство. А в горах Манстера король Конан лежит нетленным в гробнице, глубоко в подземелье, а в самой гробнице спрятан ключ, который может заставить подняться со дна океана остров Ги-Бразил — обитель бессмертных.