Свитки Серафима
Шрифт:
Кабинет участкового в маленьком провинциальном городке явно не предназначался для такого количества посетителей. С момента появления человека, которого Алексей видел в кафе-баре, он почувствовал некую определённость, отчего стало спокойнее.
Особая заинтересованность полковника Васильева, как тот представился, была очевидна. Стал бы он присутствовать на допросе! Неприязнь к чужаку читалась во взгляде.
«Чёрт с вами! Послушаем, что скажете», — мысленно согласился Алексей.
Объяснять причины настойчивого «приглашения», никто не спешил. Долго выпытывали, кто он такой, что делает в городе, изучали
Алексей быстро уловил, как осторожно они ходят вокруг важной для себя темы, не задавая прямых вопросов, выпытывая исподволь, полунамёками. А значит, ничего не было на руках у местной милиции, никаких серьёзных фактов.
Чего же они хотят от приезжего?
Удивило Алексея, который внимательно следил за грубыми пальцами полковника, что записку так и не нашли. Васильев крутил блокнот так и этак, изучал каждую страничку, даже встряхнул за корешок, но ничего не произошло. От сердца отлегло. Вероятно, письмо Сашки каким-то образом затерялось во время суматохи или ещё раньше в дома Варвары.
Наконец, кашлянув, полковник кивнул следователю. Тот бросил усталый взгляд на опера.
— Где снимки?
Из тонкой папки, где перед допросом рылся Семёнов, были извлечены фото и веером выложены перед Алексеем. Тут же, припечатав его новым вопросом.
— У Борисыча… гражданина Ионова Павла Борисовича был вчера?
Весь допрос следователь упорно не желал обращаться к Алексею на «вы», как и все остальные участники этого фарса.
— Был. — Историку пришлось прочистить горло, чтобы ушла предательская хрипота и дрожь.
Не моргая, он смотрел на чёрно-белые снимки. Среди нескольких фото стола с опрокинутыми бутылками спирта Royal, остатками засохшей закуски на тарелках, особым акцентом выделялись страшные кадры.
Нет, ничего кровавого или мерзкого на снимках Алексей не увидел. Только взгляд мёртвых глаз Борисыча оказался таким пронзительным, почти осуждающим, что невольно охватывало морозом позвоночник.
Бывший мент, нелюбимый остальными горожанами, застыл, низко наклонив голову к столешнице, будто сильно устал и прилёг на время, а руки безвольно повисли вдоль тела. На приоткрытых губах и частично на невероятных, шикарных усах Борисыча застыла пена. Неужели после ухода гостя и случилась эта странная смерть?
— Вместе пили? — резкий голос опера вышиб Алексея из пустоты, куда историк начал проваливаться.
— Чай, — собравшись с мыслями, Алексей предпочёл отвечать коротко. — Я вскоре ушёл. Непоздно было.
Вспомнил он и другое. Живым образом перед глазами возник Борисыч, громыхал чайником, ругая городской водопровод. Эхом вторил голос:
— Может выпить тебе надо, но звиняй, водки не держу.
Покосившись на снимок стола с пустыми бутылками и закуской, историк выпрямился на стуле.
«Ах, вот как… Понятно»
Сцепив зубы, спросил:
— Что с ним?
— Тебя надо спросить? — усмехнувшись, Семёнов склонился к историку, пробивая наотмашь нахальным взглядом. — Ты же с ним пил.
— Я не пью технический спирт, — Алексеем овладел
нездоровый азарт. — Даже не предлагайте.Захотелось потягаться в противостоянии с опером, а то и самим полковником. Почему бы нет?
Он не виновен в смерти Борисыча. Чего ему опасаться?
А кто-то в городе задумал нехорошую игру, втянув в неё и чужака. Игра имела смысл, которого сразу и не увидишь. Не ради забавы, но для пользы создателя.
Алексей пожалел строгого Борисыча, не захотевшего сказать гостю главного. Он сохранил ценные сведения, но всё равно погубил себя разговором с историком. Обо всём этом нетрудно было догадаться.
Как сейчас увидел Алексей тревожные взгляды Борисыча в окно, обречённость в каждом движении. Их проводили до дома бывшего мента, продолжили следить у подъезда. Опытным взглядом горожанин заметил слежку, догадался, к чему идёт дело.
Выходит так. Потому и прогнал гостя?
— Шутки он шутит! В сказку попал?! — Короткий, но болезненный толчок в плечо, и Алексей зашатался вместе со стулом.
— В историю, — буркнул Алексей.
Опер раздражал и вызывал гадливость. Чувствовалось, что нет в нём внутренней границы, черты, за которую люди предпочитают не переходить. Тот же Генка, намеренно отвернувшийся в момент этого минимального насилия, был другим. Пусть молодой и легковесный, но и в нём ощущался внутренний барьер, дальше которого он не пойдёт.
Нависнув над историком, оперативник с силой сдавил Алексею плечо, усугубив растекающуюся от удара боль.
19
Нехорошо сжало горло. Алексей удержался от резкости в сторону опера. Опять же, разум подсказал, что явное сопротивление сделает хуже. Оставалось ждать и действовать по ситуации.
— Не наседай, Семёнов, — рявкнул полковник. — Без приказа…
Это краткое, но существенное дополнение показало Алексею, что ходит он по краю, и судьба его находится полностью в руках милицейского чина.
Васильев смотрел недобро, но и не зло. Так же, как это было в кафе, когда он пытался понять, что за новые лица объявились в городке. Скорее его утомляла необходимость заниматься мелкой мошкой залетевший в дом. Безвредной, но достаточно назойливой. Хотя Алексей и сделать ничего не успел.
«Где же я зацепил их? Чем раззадорил осиное гнездо? И кто та осиная матка, которая отдаёт приказы? Она же точно существует», — мрачно думал историк.
Оперативник отступил к стене, встал, сложив руки на груди, всем видом показывал, что в любой момент снова готов к жёсткому разговору.
— Где вы встретились с Бори… — Васильев поморщился. — С гражданином Ионовым?
— Возле библиотеки, — не стал скрывать Алексей. — Беседы с горожанами часть моего исследования. Я упоминал о городских легендах.
— О чём говорили?
Полковник задавал вопросы, а тихий следователь строчил закорючки на порядком помятых листах. Иногда он досадливо кривился, не поспевая за речью.
— История города, — Алексей пожал плечами.
Как он ещё мог охарактеризовать в двух словах тему разговора.
— Конкретнее.
— Архитектура. Библиотека и фонды из коллекции моего предка. — Историк с любопытством следил за лицом Васильева. — Вы не поможете с допуском?
Опер и Генка, про которого все давно позабыли, фыркнули.