Свободная любовь

— Я просто немного устаю. Врач сказал, что это нормально, но я не хотела обсуждать это с Майком.

— А-а. — Пауза. — О'кей, я рад, что это не грипп или что-то другое.

Скажи что-нибудь о ребенке, подумала Дори. Скажи мне, что рад тому, что это не связано с ним. Скажи мне, что ты испугался...

— Ты приедешь на этой неделе?

Итак, они оба могут молчать о ребенке? И она может устраивать скандал доктору, а Скотт даже не реагирует?..

— Я... Скотт, мне действительно не помешает немного отдохнуть. Суматоха по поводу поместья Борген все еще сказывается. — Дори встревожило полное молчание, которое было ей ответом. Она смущенно добавила: — Это все еще критический период, Скотт. И вести машину...

Снова молчание.

«Пожалуйста, скажи что-нибудь», — молила она про себя.

— Я скучаю по тебе, Дори. — И вновь наступило продолжительное молчание, а затем он произнес: — Ты хочешь, чтобы я приехал?

Если бы только ты мог приехать и мы поговорили бы о ребенке, нашем ребенке. Ребенке, которого я ношу под сердцем, который живет во мне. Если бы можно было вместе строить планы на будущее, если бы я могла передать тебе слова доктора и быть уверенной, что ты так же бы рассердился, как и я...

— Я... Возможно, это неплохая идея... — сказала она.

Страх шевельнулся в душе Скотта, иной страх, отличный от того, который заставил его позвонить ей, но не менее настойчивый и, конечно, не менее пугающий. Он терял Дори и почувствовал, что вместо особой близости, которую они всегда испытывали, появилась некая неловкость. Беременна. И сейчас она не приедет, чтобы увидеться с ним, не хочет, чтобы и он приехал. Боже, как это было больно. Его разрывала физическая боль — это сожаление, желание, чтобы ничего не менялось; вопрос, почему это должно было случиться.

— Возможно, так будет лучше, — мягко сказала она. — Мне действительно нужно отдохнуть в ближайшие выходные. И, мне кажется, тебе нужно немного больше времени и пространства.

— Ты нужна мне, Дори.

Дори закрыла глаза. Скажи мне, что тебе нужен наш ребенок. Скажи, что он нужен тебе, потому что он часть нас с тобою.

— О Скотт! — сказала Дори, борясь со слезами, которые в последнее время часто навертывались на глаза. — Ты мне тоже нужен. Но...

— Подумай о нас, Дори. Ведь с нами никогда так не бывало.

— Именно поэтому... — Она проговорила это очень быстро, затем устало вздохнула. — Все дело в том, что мне хочется говорить о ребенке, а ты, мне кажется, не готов к этому, и у меня нет сил целый уикенд притворяться, что ничего не случилось.

— О Боже, Дори! Если бы ты знала, как я рад, что ты честно сказала об этом. Такое облегчение — словно камень с души свалился.

— Значит, ты не сердишься на меня? За этот уикенд?

— Разочарован. Но не сержусь.

И еще не готов к разговору, подумала Дори. По-своему Скотт был откровенен с ней, и она тоже испытала облегчение, но с примесью разочарования.

— Ты собираешься к своей матери на День Благодарения? — спросила она.

— Собираюсь. Это мой долг.

— Я надеялась... — Она перевела дыхание. — Я думала, что, когда все мои соберутся вместе, было бы самое время сказать им. Я подумала, что, может быть, ты захочешь быть там.

— Я не знаю, что сказать, Дори. Это ведь твоя семья.

И мой ребенок, подумала она с горечью. Мой, а не наш.

— Ты должна решить, в какой форме и когда сказать им, — продолжал Скотт. — Если ты подождешь до следующего раза, когда я буду в Таллахасси, тогда мы сможем сказать им вместе.

— Я подумаю.

— Дори...

— Скотт...

Они смущенно и невесело рассмеялись.

— Вот и опять, — сказала Дори. — Мы ведем себя как чужие.

— Глупо, правда?

— Да. О Скотт, как бы я хотела, чтобы мы могли быть вместе и просто держать друг друга в объятиях и нам совсем не надо было бы разговаривать.

— Мы могли бы?

— А почему нет?

— Возможно, ты права.

— Мы будем вместе через две недели.

— Эти две недели покажутся вечностью.

— Две недели всегда кажутся вечностью. Вот почему мы не говорим об этом. Правило номер один в отношениях между далеко живущими, помнишь?

— К черту правила, Дори!

В ответ на его раздражение она хихикнула:

— Майк сказал, ты чувствуешь себя одиноким.

Ты действительно становишься брюзгой, когда не видишься со мной?

— Раздражительность — вполне нормальная мужская реакция на сексуальные лишения.

— За это ты получишь что-то сверх обычного в следующий раз, когда мы останемся одни, — промурлыкала Дори.

— Эти две недели с каждым разом кажутся все длиннее.

— Ручаюсь, хотя мы и не должны говорить об этом, не только ты одинок.

— Тогда почему, Дори?

— Единственный ответ на «почему» — «потому». Сейчас это невозможно.

— Я ведь не должен соглашаться с тобой? Нет, пожалуйста.- Возрази мне, молча молила она. Скажи мне, что ты готов поговорить о ребенке. Но он уже признался, что не готов.

— Эти две недели будут очень долгими, — грустно повторил он.

Дори пожалела о своем решении отменить поездку в Гейнсвилл прежде, чем положила трубку. Уикенд даже еще не начался, а уже представлялся таким долгим; он маячил перед ней как приговор к одиночному заключению. Как она могла добровольно лишить себя общества Скотта, когда она так отчаянно нуждалась в нем? Наверняка избегать темы ребенка со Скоттом было бы не так ужасно, как обсуждать ее без него.

Она справилась: сосредоточась на себе и ребенке, она спала, расслаблялась, читала, вела монологи с существом внутри себя. Она скучала по Скотту, Жаждала его общества по маленьким, но важным причинам, когда женщина желает человека, которого любит, жаждет его прикосновений, его понимания, его остроумия, того, что объединяет двух любящих и уважающих друг друга людей.

Во время добровольного уединения в течение уикенда, который она должна была провести со Скоттом, уикенда, который она провела с младенцем, формирующимся в ее чреве, она столкнулась с жестокой реальностью изменения всей ее жизни. Скотт всегда играл эпизодическую роль в ее жизни. Он приходил словно сияющие лучи солнечного света, пробивающегося сквозь ветви деревьев. До сих пор их отношения строились на принципе свободы. Свободы действовать в пределах собственных жизней, независимо друг от друга; свободы соединять свои отдельные жизни через установленные ими промежутки времени, зная, что при необходимости они могут расстаться.