Свободное падение

От назиданий доктора Берроуза Уилл на время лишился дара речи. Он захлопал ртом и запыхтел, как будто отплевывался от перьев.

— ОСКОРБИЛ? — яростно прохрипел мальчик, когда к нему вернулся голос. — ОСКОРБИЛ? ИХ? — Он глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. — Пап, да ты совсем с ума сошел. Ты что, не слушал, что я тебе рассказывал?

— Не горячись, Уилл, — проговорил доктор Берроуз. — Ты сейчас ведешь себя точно так же, как в те разы, когда ссорился с сестрой и взрывался ни с того ни с сего.

— Она мне не сестра, — сердито возразил Уилл.

Но доктор Берроуз стоял на своем:

— Вы с ней вечно пререкались, чуть ли не до драки. И сейчас ничего не изменилось, так ведь?

Уилл понял, что спорить с отцом бесполезно, и решил, что единственный способ его убедить — это рассказать все до конца, и поведал ему о своих приключениях в Глубоких Пещерах. Доктор Берроуз внимательно слушал.

— Смертоносный вирус, перестрелка и родная мать, которую ты не знал. Этого на целый фильм хватит, — сказал доктор, полагая, что сын закончил рассказывать. Но Уилл хотел еще кое-что уточнить.

— Знаешь, пап, меня давно, с тех пор как ты пропал, тревожил один вопрос.

— Какой? — поинтересовался доктор Берроуз.

— Тем вечером в Хайфилде, когда ты выбежал из гостиной… о чем вы с мамой спорили? — спросил он.

— Я пытался рассказать ей, что хочу сделать, но она не стала слушать… Приклеилась к телевизору и только отмахивалась. Твоя мать и в лучшие-то времена не подарок, а тут я, вынужден признаться, потерял терпение.

— Так что в итоге? Ты ей рассказал, куда собрался?

— Да, насколько помню, рассказал. Правда, чтобы она обратила на меня внимание и выслушала, мне пришлось выключить телевизор. А потом она на меня сорвалась.

— Ты выключил телик, — сказал Уилл и выразительно присвистнул. Такого с миссис Берроуз делать было нельзя. Первая заповедь в доме Берроузов была «не помешай мне смотреть телевизор».

— Я просто хотел объяснить твоей матери, что намерен сделать, — вяло, будто оправдываясь, сказал доктор Берроуз.

— Вот еще что, пап… Ты все называешь ее моей матерью. Но ведь она мне не мать и ты мне не отец. Почему вы мне не рассказали, что усыновили меня?

Доктор Берроуз промолчал, и повисла напряженная пауза. Некоторое время они молча шагали рядом. Уилл гадал, дождется ли ответа отца.

— Когда я был маленьким, к моим родителям в гости часто приходил их друг, — наконец сказал доктор. — Его звали Джефф Стоукс, но я называл его дядей Стоуксом. У него была жена, владелица конюшни под Лондоном, и двое детей, но он никогда их не привозил с собой, — улыбнулся доктор Берроуз. — Удивительный был человек. Отец с матерью очень любили, когда он бывал у нас. Дядя Стоукс приезжал с таким шиком, то на спортивной машине последней модели, то на большом мотоцикле. А для меня это всегда был настоящий праздник, как день рождения или Новый год — он никогда не приходил с пустыми руками, всегда оказывалось, что у него в запасе для меня замечательный подарок: то набор для фокусов, то машинки… Это он подарил мне мой первый микроскоп, в деревянном ящичке, с целым набором препаратов — срезы кристаллов, крылья бабочек… Не могу передать, как много значили для меня эти подарки, тем более что родители не могли себе позволить такие вещи.

— Здорово, — рассеянно сказал Уилл, не понимая, к чему ведет отец.

— Когда мне было лет девять, дядя Стоукс привез мне двух белых мышей в клетке. Родители не разрешали мне держать животных, так что я был вне себя от радости. Я в тот день не ложился допоздна, наблюдал за мышами, пока отец не прогнал меня спать. Поутру я первым делом побежал туда, где поставил клетку, но ее там не оказалось. Я был в недоумении. Перерыл весь дом, но не нашел ее. Под конец я расплакался, и отец спустился на шум. Он сказал, что мне все приснилось: у нас никогда не было белых мышей в клетке. Мать сказала то же самое.

— Значит, они тебя обманули, — вставил Уилл.

— Да, они меня обманули. Мать хронически боялась мышей, так что их никак нельзя было оставить в доме. Но тогда я поверил им и только спустя много лет сопоставил факты и понял, что они сделали. Но я не в обиде на них за это. С их стороны было гуманнее сказать мне, что это был сон, чем силой отбирать у меня мышей, к которым я успел привязаться. — Доктор Берроуз откашлялся. — Уилл, мы с мамой собирались тебе рассказать. Но мы дожидались, пока ты повзрослеешь, потому что боялись, что ты не поймешь, не справишься с этим. Клянусь! — Он посмотрел в глаза сыну. — А теперь, когда ты все знаешь, разве это что-то меняет?

Уилл помедлил с ответом.

— Да, думаю, что меняет, — в конце концов сказал он. — В глубине души я всегда чувствовал, что чем-то отличаюсь от вас с мамой, и уж тем более от Ребекки… то есть от Ребекк. Я старался стать таким, как вы… чувствовать себя частью семьи… пожалуй, я даже заставил себя не замечать эту разницу… но ведь это неправильно? Даже если бы я не встретил свою родную семью в Колонии, не узнал о стигийцах, моя жизнь все равно бы строилась на лжи, верно? Пусть даже на моей собственной лжи. — Уилл передохнул, стараясь унять дрожь в голосе. — А это было бы неправильно, так?

— Ты прав, Уилл. Надо было рассказать тебе раньше, — согласился доктор Берроуз. Тут он резко сменил тему: — По-моему, мы уже довольно долго поднимаемся.

* * *

— Ну что, выход завалило, — сообщила Марта, вернувшись из туннеля к Честеру и Эллиот. Она посмотрела на девушку, которая сидела на носилках, поджав ноги, и жевала кусок сушеного паучьего мяса, запивая его водой из фляги.

— Простите, — сказала Эллиот, виновато вскинув брови. — Мне ничего другого не пришло в голову.

— Нет, ты все правильно сделала, — успокоила ее Марта. — Раз вопрос был в том, кто раньше до нас доберется, Пресветлые или Граничник, то я бы поставила на Граничника. Он бы точно не дал нам уйти.

— А эта поганая Ребекка, которую мы таскали с собой, — проворчал Честер и сердито фыркнул. — Я ведь видел, что она врет и не краснеет, но Уилл и слышать об этом не хотел. Все стигийцы — лживые твари, все без исключения!

Марта откашлялась, и Честер медленно повернулся к Эллиот, вспомнив, что она рассказала о себе в пещере. Мальчик нервно поерзал на месте.

— Э-э… извини, не хотел тебя обидеть, — пробормотал он.

Эллиот перестала жевать и посмотрела на него.

— Верхоземская мразь, — прошипела она. Честер выпучил глаза от удивления, и девушка расхохоталась. — Да шучу я, Честер! Пусть мой отец и был стигийцем, но они противны мне так же, как и вам.

Честер сглотнул и через силу улыбнулся, но видно было, что он еще не опомнился от испуга.

— Моя мать служила в Гарнизоне в стигийском квартале. Там они и познакомились, — объяснила Эллиот. — Когда она обнаружила, что беременна, то переехала в Западную Пещеру, как можно дальше оттуда. Ситуация была, мягко говоря, затруднительная: если бы их тайну раскрыли, мать бы изгнали, а отца казнили. Так что он особенно не участвовал в моем воспитании, правда, старался при любой возможности нас навещать. А потом, когда мне было девять, он перестал приходить. Говорят, он пропал без вести во время какой-то операции в Верхоземье.