Свободное падение

Дата рождения: 13 апреля 1995 г.

Пол: женский

Дата смерти: 21 марта 2014 г.

Я поняла, чту именно остановило мое внимание. Дата рождения. Она совпадала с маминым днем рождения. Каждый год мы с отцом праздновали этот день. Мы отправлялись в Беллтаун, в закусочную, куда мои родители ходили в день их первого свидания, заказывали торт и мороженое и вспоминали маму.

От второй даты у меня волосы стали дыбом. Этот день мы тоже отмечали. Мой день рождения.

Я слышала, как бешено колотится мое сердце. Я запросила расширенные данные и, когда они появились, перешла в самый конец страницы. Последняя запись была датирована 21 марта 2014 года. Я кликнула по ней и едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Я увидела логотип Медицинского центра Университета штата Вашингтон. Это была клиника, в которой я родилась. Я листала строчки, читала слова, но мозг отказывался понимать их смысл.

Пациентка поступила в клинику, испытывая тяжелейшие родовые схватки. До этого она пыталась рожать дома. Родовые схватки продолжались двадцать два часа. Ультразвуковая диагностика подтвердила наличие синдрома перезрелости плода и резкой стадии маловодья [17] . Пациентке было проведено кесарево сечение, после чего она родила девочку весом 3,2 кг. Сразу после родов у пациентки началось расстройство дыхания (респираторный дистресс), и она потеряла сознание. Компьютерная томография выявила обширную тромбоэмболию в правом легком. В 16:05 пациентка скончалась. Причина смерти: пульмонарная тромбоэмболия.

17

Маловодье – уменьшение объема околоплодных вод ниже нормы для данного срока беременности.

Я снова и снова отупело перечитывала диагноз. Пульмонарная тромбоэмболия. Закупорка сосуда, питающего легкое кровью. Это были данные моей мамы. Слишком уж много совпадений, чтобы посчитать их данными какой-нибудь другой женщины. Те же даты рождения и смерти. Роды с помощью кесарева сечения, проведенные в клинике Университета штата Вашингтон. Та же причина смерти. Все совпадало. Но эта пациентка… страдала симптомом акратической паракузии.

Мой мозг, обычно такой прагматичный, отказывался принимать очевидные факты. Он хотел верить в то, чего не было. Придумывал объяснения. Допустим, в тот злополучный день в университетскую клинику привезли еще одну роженицу, мамину ровесницу. Ей тоже сделали кесарево сечение, и она тоже умерла от пульмонарной тромбоэмболии. Я понимала, что такое объяснение шито белыми нитками, и отказывалась его признавать. Тогда мозг придумал новое: в базе данных произошел какой-то сбой и маму ошибочно включили в число страдающих САП. Разве компьютеры не ошибаются?

А иначе… иначе мне придется признать, что моя мама была психически больна.

У меня мгновенно вылезли все страхи по части собственного психического здоровья. Из прочитанных материалов по САП я знала: если моя мама страдала этим синдромом, мои шансы заболеть были втрое выше. Моя неуверенность по поводу Сомнения неожиданно предстала в новом свете. Это не было проявлением здорового скептицизма. Это был невроз. Страдающие САП никогда не признавали себя больными.

Кровь стучала у меня в висках. Я вернулась в начало маминой истории болезни и кликнула по первой ссылке. Я заставляла себя читать медленно и методично, начиная с записи о ее рождении в 1995 году. Я просматривала результаты ежегодных врачебных осмотров и записи о перенесенных заболеваниях и травмах. Их было немного. В семь лет мама сломала лодыжку. В девять – распорола себе локоть, и ей накладывали швы. В четырнадцать у мамы был аппендицит. Ничего примечательного, а главное – это были физические, а не психические нарушения. Мое напряжение понемногу спадало. Наверное, моя догадка была правильной, и в число больных САП мама попала по чьей-то ошибке.

Я прочла половину записи, датированной апрелем 2013 года, когда вдруг увидела слова: «Клиника Тэдемской академии». В последующих абзацах описывалось крайне депрессивное и постоянно ухудшающееся состояние девочки-подростка, которое грозило ей исключением из школы. Данные психиатрического освидетельствования были подписаны неким доктором К. Хильдебрандом. Возможно, это была женщина. Внизу я увидела предположительный диагноз: «Поведение указывает на наличие симптомов резко выраженной акратической паракузии и изменения личности». Через две недели тот же доктор, суммировав результаты многочисленных неврологических и психических проверок, написал, что все они подтверждают ранее сделанное предположение. Внизу я прочла вынесенный маме приговор: «Неизлечима. Рекомендуется помещение в лечебное учреждение закрытого типа».

Следующая запись была ссылкой на «Уведомление об исключении», датированное 1 мая 2013 года. «Студентка более не соответствует психологическим требованиям, предъявляемым к учащимся Тэдемской академии». Документ подписали доктор К. Хильдебранд и декан Этуотер.

Значит, моя мама не ушла из Тэдема по собственному желанию. Ее оттуда выгнали.

Кусая от злости губы, я вернулась к самой последней записи, сделанной в день маминой смерти. Я заставила себя прочитать ее медленно. Мне встречалось множество медицинских терминов, которых я не понимала. Но я могла сопоставить эту запись с рассказами отца. По его словам, схватки у мамы начались на три недели раньше срока. Возникли осложнения. Врачи были вынуждены сделать маме кесарево сечение. Сразу после родов у нее в ноге оторвался тромб, достиг легких, и она умерла.

Я сделала снимок с экрана и сохранила его в папке изображений. Чтобы проверить, я открыла файл. Я сидела и смотрела на экран планшетника. Я не моргала. Строчки размылись, но я не пыталась сфокусировать взгляд. Просто смотрела. Когда база данных снова напомнила мне об «отсутствии активности», я не шевельнулась и позволила системе меня отключить.

Глава 13

– Тогда давай завтра, – предложил Лиам, поворачиваясь ко мне.

Я сидела, уткнувшись в экран планшетника. Завтра – второй день промежуточных экзаменов, устраиваемых в середине осеннего семестра. Неудивительно, что главный читальный зал библиотеки был полон. Я специально выбрала угловой стол, чтобы сидеть одной. Но, как назло, соседний стол облюбовали парни из команды по водному поло. В их числе был и Лиам. Он сидел ко мне спиной. Правда, сейчас он не сидел, а раскачивался на стуле, зажав между пальцами стилус. За прошедший месяц он раз двадцать звал меня куда-нибудь сходить, однако я вежливо отказывалась. Другого парня я бы просто и доходчиво попросила отвалить. Но Лиам был членом тайного общества, и я не знала, насколько его мнение влияет на принятие решений. Возможно, я стала более циничной и расчетливой, но тем не менее не хотела, чтобы Лиам помешал мне быть принятой. За это время я получила еще восемь загадок и все их решила. Последняя пришла не далее как вчера.

– Рори, мне что, на колени встать?

– Завтра я не могу, – ответила я.

– А как насчет субботы?

– Давай сначала переживем экзамены, – дипломатично предложила я.

Было бы куда проще, если бы Лиам понял намек и оставил меня в покое. Но по непонятным причинам он не оставлял попыток вытащить меня на свидание.

В книгохранилище тоже были столы. Можно бы пойти туда, но я не захватила куртку. Там и раньше было прохладно, а теперь, наверное, сущий ледник. Помимо работающего отопления, в главном зале уютно потрескивали настоящие полешки в настоящем камине. Уют меня успокаивал. Я очень нуждалась в спокойствии, поскольку при мысли о завтрашнем дне меня охватывала паника. Экзамены первого дня были по предметам, за которые отвечало левое полушарие мозга: математике, информатике и китайскому языку. Завтрашний день пугал меня гораздо сильнее: литература, история, когнитивная психология. Но самым страшным будет экзаменационный практикум у Чудовища по имени доктор Тарсус. Подготовиться к практикуму было невозможно. Я не знала, чего ожидать. И никто не знал. Каждый год тематика существенно менялась, и старшеклассники при всем желании не смогли бы ничем нам помочь.

Ватерполист за соседним столом, похоже, рассказал друзьям какой-то анекдот. Те, забыв о правилах читального зала, загоготали во все горло. Совсем недавно они угостились крепким кофе с избыточной дозой сахара, но вместо стимулирования умственной деятельности это стимулировало у них желание тусоваться. Похоже, они совсем не боялись завтрашних экзаменов. Зато я нервничала все сильнее. Последние две недели я каждый вечер проводила в читальном зале, засиживаясь до полуночи и игнорируя настойчивые призывы Люкса спать не менее восьми часов.

Краешком глаза я увидела вошедшую Иззи. Она оглядывала зал в поисках свободного места. Заметив меня, она решительно направилась к моему столу. Я тут же принялась собирать вещи. У меня уже был печальный опыт совместной подготовки с Иззи. Всякий раз, когда она садилась рядом, занятия превращались в болтовню.

– Ой, ты уже уходишь?

Я слегка дернулась, словно ее появление оказалось для меня полной неожиданностью. Терпеть не могу такие штучки, но экзамены в середине семестра считались очень серьезными. Они влияли на итоговые оценки, и я рассчитывала если не блеснуть, то хотя бы получить приличные результаты. А общество Иззи грозило втянуть меня в очередной разговор о фильмах, косметике и ее извечной теме – в какой еде сколько калорий.

– Ты знаешь, здесь сегодня шумно. Мы с Херши решили позаниматься в комнате.

Вранье было очень грубым. Я содрогалась внутри. Мы с Херши вообще никогда не занимались вместе, и на сегодняшний вечер таких планов тоже не было.

– Она жутко не любит библиотеку, – добавила я, подмалевывая свое вранье.

– Что я слышу? Херши готовится к экзаменам? – встрял Лиам.

Ватерполисты захихикали.

– Пока, ребята, – сказала я и вышла.

На улице заметно холодало. Накрапывал дождь, заставивший меня не идти, а бежать. Когда я с мокрым лицом, задыхающаяся после вынужденного спринта, добралась до жилого корпуса и вошла в нашу комнату, моим глазам предстала идиллическая картина. Херши сидела за столом, склонившись над планшетником. Неужели готовится к экзаменам? Я чуть ли не на цыпочках прошла к своему столу и тут вдруг услышала ее всхлипывания.