Свод

Мельник, оказался целой группой поселений с небольшим замком и усадьбой, принадлежащими роду Война, но отмеченных также и королевским польским гербом, впрочем, как и усадьба местного старосты. Вот потому так и случилось накануне: пока добрались в центр староства, разгрузились, перекусили и улеглись, небо на востоке уже розовело…

Вышедшего в гостиную и проспавшего до полудня иностранного гостя приветствовал поклоном светлоголовый, молодой слуга. Зал, в который вышел Ричи сразу после пробуждения, был пустым. Во всём здании царила тишина и умиротворение. Свод не без удовольствия прогулялся по сверкающим дубовым полам, поочерёдно выглядывая сквозь широкие окна замка во двор, где в лучах осеннего солнца сиял золотом опавшей листвы дивный парк.

Одинокий представитель домашней прислуги, стоя посреди зала, смотрел на любующегося утром иностранца с не скрываемым восхищением что, несомненно, забавляло английского господина. Ричи окинул взглядом высокие, расписные потолки, после чего, заходя на второй круг, снова подошёл к одному из окон, прислонился к стеклу, прикинул на глаз толщину замковых стен и про себя заключил: «За такими стенами запросто можно держать осаду. Это не может не радовать, особенно в свете услышанного вчера от Якуба».

Важный иностранный пан не мог больше молчать и потому высказался вслух о роскоши замка товарища и, особенно о крепости здешних стен. Он с видом большого знатока военной архитектуры указал в окно на широкую каменную кладку замка. На лице озадаченного слуги замер немой вопрос. Последнее, что он услышал от панского гостя, было: «very safe …wall»[ii].

— Вол? — Неуверенно переспросил слуга.

— Вол, вол, — ответил пан, жестами показывая толщину стены.

Слуга осторожно подошёл к окну и выглянул во двор. Под окном, подставляя спину тёплому солнышку, сидел и высматривал что-то в кустах, огромный рыжий котище.

— Вол, вол, — настойчиво повторял иностранец, отмечая всевозрастающее недоумение в глазах слуги и для убедительности, сильно ударяя по мощной каменной стене кулаком.

Лицо слуги медленно вытянулось.

— Хай сабе вол[iii], — наконец, вымолвил он, внутренне сжимаясь от подобного проявления панской настойчивости.

Свод, глядя в преданные глаза слуги, сообразил, что произошла какая-то накладка и все его попытки перекинуться парой-тройкой слов с домашней прислугой, по крайней мере сейчас обречены на неудачу. Можно быть уверенным в том, что если бы в доме Войны хоть кто-то из слуг владел английским языком, Якуб прислал бы того, а не этого болвана.

Меж тем, уже в скором времени англичанин убедился в том, что, даже не имея возможности общаться с кем-либо помощью родного языка, со слугами можно было вполне сносно изъясняться и с помощью жестов. Например, стоило ему только спросить: мистер «Якуб»? Ему тут же указали куда-то вдаль и даже показали, как пан Война ускакал в ту самую даль. Стоило показать, что неплохо было бы умыться, и его тот час же отвели в умывальню с прекрасной фарфоровой посудой и шикарными льняными полотенцами. Поесть? Пожалуйста! Показываешь на рот и говоришь: «Ам-ам».

К слову сказать, завтракал Свод в полном одиночестве. Впрочем, это его не сильно расстроило, ведь откушал он с таким удовольствием и аппетитом, что после того готов был пойти и лично расцеловать повара за прекрасную работу. Определённо, литовская кухня пришлась Своду по вкусу.

После завтрака заграничный гость, чтобы не уснуть где-нибудь разомлев от принятого во время трапезы вина, вышел прогуляться в парк. День был солнечным и тёплым. Подсушиваемая лёгким ветерком, шелестела опавшая листва. Свод, щурясь на солнце, свернул налево и побрёл по загибающейся полукругом и теряющейся где-то далеко в парке липовой аллее. Все деревья во встречающем его парадном строю были уже голыми. Листвы на земле было так много, что большую её часть, дабы она не мешала ходьбе, убрали и сгрузили в кучи между деревьями.

Ричмонд, грустно улыбнулся, глядя на великолепие золотой осени. Он тихо радовался тому, что никто не видит его слабости в эти минуты. Сладкая нега подступала к сердцу, и оно начинало ныть от нестерпимой грусти. Перед глазами Ричмонда всплывало лицо литовской девушки.

Возможно, Якуб был прав. Она действительно имела власть над ним. И тут Ричи снова улыбнулся, теперь уже этой мысли. Он многое повидал на своём веку, в том числе и красивых женщин, и прекрасных мест. Случалось, попадал в такие затерянные уголки, которые в равной степени можно было назвать и адом, и раем. Но вот странное дело, в данный момент, даже самый обыкновенный парк казался ему неописуемо красивым. О чём тут говорить? Разве мог он когда-либо подумать о том, что вот так, как последний идиот будет бродить среди деревьев и страдать?

Вчерашнее бегство литовки не будило в нём гнева. Он простил ей это, несмотря на то, что был почти уверен в том, что они уже больше никогда не встретятся…

Тишину засыпающего парка нарушил топот копыт. Жирная, сырая земля гулко отдавалась мощным ударам лошадиных ног и вскоре позади Ричмонда, пригибаясь на скаку под нависающими ветками лип, появился Якуб.

— Мистер Свод! — Улыбаясь, выкрикнул он, подъезжая и спрыгивая с лошади. — Доброе утро. Как вам моя тисовая аллея?

— Тисовая? — Не веря собственным глазам, возмутился Ричи. — Помилуйте…

— Да я шучу, Свод, — рассмеялся ожидаемой реакции Война, тоже пребывающий в прекрасном расположении духа. — Что с вами, Ричмонд, уж не переспали ли вы сегодня пару лишних часов?

— Да, — отмахнулся англичанин, стараясь сбросить с себя маску грусти и выдать её за налёт послеобеденной лени, — я вам так скажу, Якуб, если я буду постоянно столько же съедать и так много спать как сегодня, в скором времени непременно потеряю форму и стану похож на чёрного эллинского борова.

— Ну что вы, — рассмеялся Война. — Во-первых, уверяю вас, литовские боровы ничуть не хуже эллинских, а во-вторых, — пошутил он, — хоть у меня в хозяйстве их и достаточно, а появление столь значимого конкурента они могут пережить весьма болезненно. Но шутки в сторону, Ричи. Мне показалось, что я уловил в вашем голосе недовольство стряпнёй моего повара? Вас заставляли есть что-то из того, что вам не понравилось?

— Глупости, — возразил англичанин. — Вы, Якуб, прекрасно понимаете, что я имел ввиду. Напротив, такого кока ещё поискать нужно. А я гляжу у вас сегодня прекрасное настроение, мой друг? Прогуляемся?

Свод указал рукой куда-то вглубь аллеи и Война, как только было можно, укоротив узду своего скакуна, с удовольствием зашагал рядом.

— В завершение начатого разговора, — продолжил Ричи, отмахнувшись от принюхивающегося к его уху коня Войны, — хочу только уточнить, что в мире вообще крайне мало людей, способных заставить меня что-либо делать против моего желания.

Война бросил хитрый взгляд в его сторону:

— Да ладно вам, — полным раскаяния голосом произнёс молодой пан. — Я совсем не хотел вас задеть или вынудить становиться в позу. Впрочем, мне кажется, я всё же знаю одного такого человека…

Пришла очередь англичанина одарить своего оппонента колким взглядом.

— Да, — с нескрываемой грустью, признал Ричи правоту товарища, — знаете.

— Вы всё ещё расстроены по поводу её бегства? Мы же всё это уже обсудили…

— Не вспоминайте о ней, Якуб, я хочу отвлечься. Поверьте, мне становится страшно оттого, что у меня появляется желание бродить по вашему парку, заламывая руки в любовных страданиях. Мне не нравится такой Ричи, думаю и вам такой совершенно ни к чему, так что впредь прошу, не оставляйте меня одного. Итак, — встрепенулся Ричи, — рассказывайте, где вы были, что интересного видели?