Свод
Шрифт:
Свод бросил тяжёлый взгляд в сторону леса.
— Знаете, Якуб, — сдержанно произнёс он, — раз уж вы так великодушно нас дождались, всё же было бы лучше сначала уехать отсюда подальше. Нет, правда, — продолжил англичанин, заметив появившуюся странную ухмылку Войны. — Я почти уверен в том, что всё сделал чисто, однако же, лучше перестраховаться. Думаю, вы согласитесь с тем, что, удаляясь от этих мест в экипаже, будет гораздо приятнее слушать мой рассказ, нежели дождаться того момента, когда кто-нибудь своим вторжением помешает вам сделать это …
Литовец медлил недолго. Он вдруг ясно ощутил в словах Ричи дыхание опасности. Возможно, в данный момент на самом деле где-то на окраине леса, гонимые единственным желанием свершить правосудие, разрубая
Заметив быстрое приближение пана Войны и Свода, слуги моментально засуетились у лошадей. Запыхавшийся Якуб впихнул растерянно смотревшую на них девушку в распахнутую дверцу поезда, а следом за ней англичанина. Став на ступеньку экипажа, он бросил короткий взгляд на пустынную лесную дорогу:
— Вперёд, Збышек! — Крикнул Война слуге. — Думаю, миль пять-десять придётся ехать несколько быстрее обычного!
Слуги дружно заработали хлыстами. Рессоры поезда застонали от напряжения, принимая на себя все неровности сырой обочины. Мягкая земля неохотно отпускала увязшие колёса тяжёлого экипажа. Вскоре хлысты стали свистеть реже. Того запаса боли, что они отмеряли лошадям ранее, хватало для того, что бы пассажиры чувствовали себя неуютно на дорожных ухабах. Трясло порядочно. Михалина, сидевшая напротив вельможных панов, старающихся не сопеть, в тщетных попытках восстановить разбитое бегом дыхание, какое-то время вслушивалась в их прерывистый разговор, из которого она ровным счётом ничего не понимала.
Убедившись в том, что её снова стерегут, несчастная девушка тут же пожалела, что не сообразила сбежать в тот момент, когда оставалась одна у панской кареты. Снова её судьба оставалась невыясненной. Спрашивать что-либо у панов — нечего и думать. Вельможные господа в это время что-то живо обсуждали на чужом языке, а потому несчастной девушке ничего не оставалось, как просто смотреть в окно на заставленные стогами и опоясанные лесами поля, посреди которых изредка возвышались одинокие деревья.
Чаще всего это были дубы. Старики называли их «Пярунова дрэва»[iii]. Летние грозы, особенно страшные здесь на Полесье в августе, не щадили эти величественные, сильные деревья, отчего многие из них имели чёрные стволы. В народе даже поговорка есть: «каждая вторая молния — дубу, каждая четвёртая — тополю».
Одному богу известно, где после грозовых попаданий эти изуродованные огнём исполины находили в себе силы содержать в порядке свои пышные кроны. Да, как видно, только богу и известно, и имя этого Бога Перун — повелитель грозы и молнии. Он поставлен Всемогущим Родом, истреблять земных бесов, прячущихся от его огненных стрел в одиноких деревьях или там, куда только те успеют укрыться. Вскочит чёрт в стог — молния бьёт в стог, вскочит в человека — бьёт в человека, в дерево — в дерево…
Дорога стала ровнее, тряска прекратилась и девушка уснула.
— Ну разве она того не стоит? — Глядя на неё, тихо спросил Свод.
Война не ответил, бросая полный безразличия взгляд на дорогую и, по его разумению, бесполезную покупку. Ему было сложно понять англичанина, ведь ещё ни одна панна не брала в руки сердце молодого Войны. Его голову сейчас занимали мысли совсем иного толка.
— Хорошо, — произнёс Якуб, возвращаясь к предыдущему разговору, — допустим, Свод, что вы на самом деле продумали всё и вкусили в награду за это мёд безмерного везенья. Допустим, что как вы говорите и во что я, кстати, слабо верю, несчастный, избивавший девушку, был настолько неосторожен, что стал развешивать верёвку, ранее связывающую её на стене сарая, но! Он же не мог не заметить того, что кто-то срубил у него кисть руки?! М-м, Ричи? Молчите? Ох, — тяжело вздохнул Война, — всё это от верху донизу враньё. Вы бесстыдно лжёте, более того, видите, что я вам не верю, и продолжаете упорствовать в этой безмерной лжи. Признайтесь, ведь всё
было не так?Свод надул щёки:
— Пф-ф-ф. — Выдохнул он, сдавленный в напряжении воздух. — Если хотите, я расскажу вам ещё пару историй, …более правдоподобных? Но, вы правы, Якуб, всё это ложь. Просто голая правда не столь легка и безупречна, как мне бы этого хотелось и я, как вы заметили, не имею никакого желания её рассказывать. — Англичанин простецки пожал плечами. — Не знаю, будет ли вам достаточно моих гарантий или даже клятвы в том, что всё было сделано чисто. Уверяю, вы можете быть совершенно спокойны…
— Спокоен? — Возразил Война. — Рядом с вами, Свод?! Вы и спокойствие вещи совершенно несовместимые. Знаете, Ричи, из того, что касается лично вас, мне интересно ещё одна вещь. Вспоминая всю свою недолгую жизнь, я не припомню и трёх случаев того, чтобы я в чём-то клялся. Вы же только за сегодняшний день сделали это уже дважды. Конечно, не дай бог случиться тем временам, когда слово мужчины, а уж тем более клятва перестанут быть гарантом честности или уверенности в человеке, однако, я не без доли юмора стал задумываться, а не являетесь ли вы, Свод, предвестником тех самых смутных времён? Лёгкость, с которой вы даёте клятвы, просто пугает, впрочем, и не только это. Должен вам признаться, что после знакомства с вами я и сам себя стал пугать. В былые времена я старался обходить стороной всё, что касалось каких-либо скользких дел, считал себя спокойным и уравновешенным человеком, но с тех пор, когда в моей жизни появились вы, я живу под постоянным гнётом ощущения некого риска, но! Самое странное, …что мне всё это нравится…
Свод округлил глаза.
— Нет, правда, — продолжал Якуб. — Я уже много думал об этом. Поверьте, пока вы шли где-то в лесу, …да и до этого у меня было достаточно времени для размышлений. Возможно то, что происходит со мной, объясняется тем, что раньше у меня просто не было такого старшего товарища. Родных братьев и сестёр бог мне не дал, ведь я был первенец, а мать умерла сразу после того, как я появился на свет.
Несмотря на высокий чин моей родни, я вырос в окружении простолюдинов. Меня выкормила грудью крестьянка, у которой в то время у самой был грудной ребёнок. Анетта и по сей день считает меня своим, но…, — Война отмахнулся, — разговор сейчас не об этом. Помню, — продолжил он, — я страшно уважал Василя, её сына за то, что он, за пол шапки панских рождественских баранков мог, не морщась, вогнать себе в бедро иголку…, — Война вскинул брови в ответ на появившуюся в это время на лице пирата снисходительную улыбку, — да, Ричи, я его уважал. Это сейчас, с возрастом понимаешь, что этот фокус прост и любой может его проделать, достаточно только преодолеть свой собственный страх. А вот в детстве...?
В разное время множество людей вызывали во мне подобного рода уважение, но всё также, дойдя до определённого возраста, я понимал, что незаурядные вещи, которые были доступны им, я уже легко могу делать сам.
Сейчас со мной происходит что-то другое. Встретив вас, Свод, я почувствовал …некую Силу, Силу, которую я нигде ранее не встречал. По привычке я потянулся за этим, но вскоре понял, что на сей раз мне никогда не достать того, что я вижу. Но, вот в чём загвоздка, если раньше меня восхищало ваше самообладание, смелость и дерзость, то последние события…! Я вдруг понял, что вы и сами не всегда можете держать себя в руках.
Я ещё не достаточно зрелый человек для того, чтобы делать какие-то выводы, но в то время, когда я в одиночестве ехал к окраине леса, меня вдруг осенило. Эта девушка, вернее ваши чувства к ней? Оказалась ли она сильнее того страшного, что так легко управляет вами? Вернувшись в Рудники, вы сделали страшное, но сделали-то это вы не для себя, а из-за неё? Признайтесь, ведь вы пасуете перед этими чувствами?
Свод лишь потупил взгляд.
— Во-от, — многозначительно протянул Якуб, — правы люди, говорящие, что любовь способна перевернуть горы. Тут хочешь, не хочешь, а верить им приходится. Именно так я и рассуждал, останавливая поезд на краю леса.