Сводные. Любовь вопреки
Шрифт:
— Я никуда с тобой не поеду! — взвизгнула я. — Я взрослая, я совершеннолетняя, я сама решаю, куда мне идти! И вообще меня мама отпустила, понял?! А ты во…
Договорить я не успела, потому что Ник резко перехватил мои руки, ладонью зажал мне рот и ловко потащил меня к припаркованной в паре метров от нас машине такси.
Для того чтобы открыть дверь, Нику нужна была как минимум одна свободная рука, так что пришлось ее убрать с моего лица.
— Помогите! — заорала я изо всех сил. — Спаси…
Дверца машины открылась, и жесткая ладонь снова крепко запечатала мой рот,
Я еще немного потрепыхалась, но безуспешно — отпускать меня явно не собирались.
— Можем ехать на следующий адрес, — бросил Ник сидевшему впереди водителю. Его голос звучал так спокойно и безмятежно, как будто никакой борьбы с похищением сейчас не происходило. — Оплачу по двойному тарифу, как и обещал.
Я яростно замычала.
— И не обращайте внимания на эту сумасшедшую, — доверительно сказал он таксисту. — Это моя сестра. Понимаете, забыла сегодня свои таблетки принять, а без них она опасная и на людей бросается. Вот приходится ее домой везти. Жаль, смирительную рубашку с собой не захватил.
Вот скотина!
— Да мне то что, — пробубнил таксист. — Главное, чтобы сиденье не испортила.
— Испортит — оплачу, — пообещал Ник.
Увлекшись разговором, он чуть расслабил руку, который закрывал мне рот, и я тут же этим воспользовалась. Впилась зубами в ребро его ладони и сжала челюсти с такой силой, что, кажется, прокусила ему кожу.
— Ауч! Больно! — взвыл Ник и отдернул руку.
— Так тебе и надо, — проговорила я и мстительно добавила: — Никитка!
— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — мрачно проговорил он, глядя на прокушенную ладонь. — Так, мелкая, выбирай: или я тебе сейчас организую кляп из подручных материалов, или будешь молчать, пока домой не приедем.
Идея с кляпом мне очень не понравилась. К тому же, судя по виду Ника, он вполне мог воплотить эту угрозу в жизнь.
— Молчу, — буркнула я.
И на самом деле не проронила ни слова, пока мы ехали.
Обратный путь, как подсказывала мне логика, должен был длиться плюс-минус столько же, сколько я добиралась сюда. То есть примерно полчаса. Но по ощущениям мы ехали вечность.
Я будто провалилась в кроличью нору, в которой было темно, тихо и странно. Странно потому, что рядом был Ник. Как только утихла моя злость, и я осознала, что тесно прижата к горячему сильному телу своего сводного брата, со мной начало твориться что-то непонятное. Мне стало жарко, но не снаружи, а как-то внутри, вся кровь словно стекла вниз — к животу, а между ног стало горячо, тяжело и даже как будто влажно.
Ник пах сигаретами, холодным осенним воздухом и собой, и этот запах тоже делал со мной что-то непонятное. Отключал мозг до такой степени, что мне уже не хотелось вырваться из рук
Ника. Хотелось наоборот еще сильнее вжаться в него, хотелось… хотелось, чтобы он меня потрогал. Не спрашивая разрешения, просто взял бы и положил руку не на талию, а выше — там, где грудь. Или прижался бы губами к шее…Я вспыхнула. От таких мыслей было жарко и стыдно, щеки горели, между ног все налилось тяжестью. Я непроизвольно поерзала, пытаясь избавиться от непонятных ощущений, и, кажется, прижалась к Нику еще теснее, потому что вдруг почувствовала…
— Что ты крутишься, блин? — рявкнул он, резко спихивая меня с колен.
— У меня ноги затекли! А почему ты меня отпустил? Не боишься, что я сбегу?
— Не боюсь, — буркнул он. — Потому что мы уже приехали.
Я глянула в окно. И правда: машина как раз свернула с трассы на асфальтированную, хорошо освещенную дорогу, которая вела прямо к дому Яворских.
— Здесь нас высадите, у ворот, — сказал Ник водителю. Сунул ему деньги и бросил: — Без сдачи. Спасибо.
А потом схватил меня за руку и вытащил из машины.
— Ты же не дурочка, чтобы сбегать от меня прямо сейчас, правда? — ласково прошептал он мне на ухо, вот только с этим нежным тоном совершенно не вязались его пальцы, грубо стиснувшие мое запястье до синяков.
— Да не сбегу я, не сбегу, — огрызнулась я, чувствуя себя пойманным воришкой. — Доволен? Отпусти уже. Больно!
— Потерпишь, — отрезал он и потащил меня за собой. — Дома отпущу.
Когда мы проходили мимо кивнувшего нам охранника, Ник задержался около него и небрежно проговорил:
— Олег, эту девушку за ворота не выпускать. До завтрашнего утра.
— Утро со скольки считаем, Никита Вячеславович? — услужливо отозвался охранник, ничуть не удивившись этой просьбе. Или, во всяком случае, не подавая виду, что удивился.
— Во сколько ты на учебу уезжаешь? — спросил Ник, не глядя на меня.
— В семь пятнадцать, — буркнула я.
— Значит, с семи пятнадцати ей можно выходить за территорию. До этого времени — нет.
— Понял. Будет выполнено, Никита Вячеславович.
— И тебе хорошего дежурства, Олег, — доброжелательно ответил Ник охраннику, отпустил наконец мою руку и зашагал к дому.
Я выругалась себе под нос, злобно покосилась на флегматичного охранника и пошла за Ником. А что мне еще оставалось делать?
Дом был молчаливым и темным, свет в окнах не горел. Ни мамы, ни Вячеслава Сергеевича снова не было: они опять куда-то укатили. На этот раз в какой-то СПА-отель. Кажется, им и правда весело вместе. Рада за маму.
А вот за себя — нет!
Я покосилась на Ника, который раздраженно курил, усевшись прямо на ступеньках крыльца, и села в метре от него. Некоторое время мы оба молчали.
— Я все расскажу маме, — наконец не выдержала я. — И твоему папе тоже нажалуюсь! Это ограничение свободы личности! Ты не имел права!
— Послушай меня, а? — взорвался Ник. — Хотя бы разок выслушай! А потом жалуйся хоть маме, хоть папе, хоть в Европейский суд по правам человека, похер.
— Ну?
Ник затянулся еще раз, выдохнул дым и сказал, не глядя на меня: