Сводные

Юля вздрогнула, а её голос сорвался. Она моргнула, словно пыталась выбросить какой-то образ из головы, а он все равно возвращался к ней.

— Была одна ночь, — неуверенно начала она. — Я до сих пор не понимаю, как смогла её пережить. Это было в майские праздники. Я, как обычно, ждала сотрудников скорой помощи для ежедневного вечернего укола, но никто в назначенное время не приехал. Я прождала час прежде чем поняла, что что-то не так. Когда я позвонила на пост, мне сказали, что машина сломалась где-то в дороге, но совсем скоро её должны были починить. Мне оставалось лишь ждать. Я думала, что ничего страшного не произойдет, ведь это всего лишь один укол. Но даже представить себе не могла, что меня ждало.

Юля снова повернулась на бок, чтобы посмотреть в глаза Сережи. Она никогда не рассказывала ему о том, что ей пришлось пережить в те дни, когда бабушка заболела. Она хотела оградить его от переживаний. Но если он хотел знать правду, она не собиралась скрывать её от него. Он имел право знать все.

— Врачи мне объяснили на следующий день, что за тот месяц, что бабушка была на морфии, у неё возникла зависимость, — как можно деликатнее пыталась объяснить девушка. — Но тогда я действительно думала, что ей больно, когда она начала кричать: «Укол! Где укол?». Я пыталась успокоить её, разговором отвлечь от боли, но у меня не получалось. Ночью стало совсем плохо. Она кричала от боли, металась по кровати. Когда я попыталась успокоить её, она начала кричать на меня. Она говорила мне такие вещи, Сережа… Она называла меня последними словами за то, что между нами было. Говорила, что правильно ты сделал, что бросил нас здесь, ведь мы обуза для тебя. Я пыталась не слушать, но её слова словно запечатывались в моей памяти, а слова проникали глубоко в сердце. Не знаю, как пережила ту ночь. Но утром, когда приехал Денис с лекарством, я чувствовала себя последней…

Юля покачала головой, пряча взгляд от мужчины, что не смел перебивать её. Но она видела, что он был в бешенстве. По тому, как у него блеснули глаза, по сжатым кулакам, по острым напряженным скулам, девушка понимала, что он сдерживается из последних сил, чтобы смолчать. Но ей сейчас не нужны были его слова поддержки. Она уже давно пережила ту историю.

— Тогда Денис предложил переехать ко мне на время летних каникул. Я так боялась и была так благодарна ему за то, что он не бросил меня разгребать все самой. С тех пор стало легче. Баба Катя никогда не говорила со мной о той ночи, словно она и не помнила о ней, но ей стало намного хуже. Она практически не говорила, только стонала. Она перестала чувствовать своё тело, перестала двигаться, и нам приходилось купать её и надевать ей подгузники. Я не буду посвящать тебя во все детали, но скажу только, что если бы не Денис, я бы сошла с ума. Я бы не справилась. И я понимала это. Мы оба это понимали. И тогда я поняла, что начала злиться на тебя. Злиться на то, что ты нас оставил, что не боролся. Злилась, что мне приходится делать все без тебя, хотя ты — старший. Я так тебя любила, но так была в тебе разочарована. И меня всюду преследовали слова бабы Кати о том, как неправильно то, что мы с тобой были вместе. А потом бабушка умерла.

Юля замолчала, пытаясь найти в себе силы на то, что было дальше.

— Помнишь письмо, что я тебе написала? Ты говорил, что читал его, — спросила Юля и продолжила только после того, как Сережа утвердительно кивнул. — Это был словно выплеск всего, что я хранила в себе все время, что тебя не было. Вся обида, что была во мне, вышла на те листы. Вся злость на тебя. Ушло все и я вдруг поняла, что внутри меня пустота. Не было той любви к тебе, что всю жизнь горела во мне. Я так долго обижалась на тебя, но упорно пыталась это игнорировать, и еще твое молчание… Они лишили меня уверенности в себе, уверенности в нас. Я больше не верила в твои чувства, сомневалась во всем. А потом я попала в детский дом. Знаешь, моей первой мыслью было то, что мне оттуда не выбраться. Я знала, что ты не придешь меня спасать. В первую ночь, когда я там оказалась, к нам в комнату пробрался парень. Его звали Антон, как я потом узнала. Он зажал мне рот, чтобы я не закричала, и начал шарить рукой под одеялом, щупая меня. Видимо я сначала была сонной и не сразу поняла, что происходит, а когда поняла, начала пытаться освободиться. Я махала руками и задела лампу на столике, что заставило проснуться девочку, которая спала рядом со мной. Только это спасло меня тогда. Антон не убежал, он просто выругался и медленно вышел, даже не оглянувшись на нас. Утром я обо всем рассказала воспитательнице. Она не поверила мне и, когда я попросила девочку, которая все видела, подтвердить мои слова, она не стала. Сказала, что спала всю ночь и ничего не видела. Антон всю жизнь прожил в том детском доме, его все боялись, а воспитатели любили, поскольку вырастили с пеленок. Они многое ему прощали, на многое закрывали глаза, ведь с ними он вел себя иначе. Так, что придраться было не к чему. Выставил меня избалованой городской девчонкой, что задрала нос выше головы.

Юля прижала пальцы к губам, словно пыталась решиться на что-то, а Сережа закаменел нерушимой глыбой, боясь услышать то, о чем она боялась рассказывать.

— Он с друзьями выловил меня после обеда, — тихо продолжила она. — Они затащили меня в какую-то комнату и начали издеваться. Он разорвал на мне футболку. Я тогда так испугалась, но понимала, что нельзя впадать в панику, иначе они бы меня так просто не отпустили. И я попыталась дать отпор. Антон ударил меня по лицу, отчего я упала, перелетев почти через всю комнату. Но именно это помогло мне. Они подумали, что я потеряла сознание, а я выждала удобный момент, вскочила и побежала. Голова кружилась, в глазах все темнело, а я бежала, поскольку понимала, что останавливаться нельзя. Я смогла оторваться достаточно, чтобы они не заметили, как я свернула в один из коридоров. Я вбежала в первый же кабинет, что был открыт. Там было распахнуто окно и я подбежала к нему. Я знала, что меня найдут, слашала топот ног по коридору. В тот момент я выпрямилась, стоя на подоконнике, и посмотрела вниз с высоты четвертого этажа. Не буду скрывать, остановило от прыжка только то, что я сомневалась, что погибну от падения с четвертого этажа. А становится инвалидом на всю жизнь не хотелось. Потом я увидела пожарную лестницу и забралась на неё. Только полезла ни вниз, а вверх на крышу. Крыша была пологая, но недостаточно крутая, чтобы представлять опасность. Там я провела следующие тридцать пять часов, пока меня не нашли: голодную, сгоревшую, обезвоженную. А еще с синевато-коричневой скулой и в разорваной футболке. Ту ночь я провела в больничном кабинете, а утром приехал Денис. Ты не представляешь какой скандал он там устроил, когда увидел у меня синяк на лице. В тот момент я впервые с момента твоего отъезда почувствовала себя защищенной. Он тогда так аккуратно предлагал мне свой план, словно думал, что я сбегу с криком от него. Смущался, краснел, путался в словах. Он не понимал, что для того, чтобы выбраться с того места, я не то что замуж, я готова была из окна выброситься. Денис забрал меня в тот же день.

— Остальное ты знаешь, — после минутной паузы добавила она.

Сережа пристально смотрел на неё, боясь пропустить хоть одну эмоцию на её лице. Он знал, что ей пришлось перенести многое, но он даже представить себе не мог, что она чувствовала.

— Ты думала, что я бросил тебя? — едва сдерживая эмоции, поинтересовался он.

Юля неоднозначно пожала плечами, не глядя на него.

— Все выглядело именно так, — грустно хмыкнула она. — Как в мире современных технологий, ты не мог выделить минуту, чтобы позвонить? Или чтоб написать письмо? Для меня все было слишком очевидно. К тому же я всегда понимала, что не заслуживала тебя. Где я, а где ты.

— Глупая, — выдохнул Сережа и потянулся вперед, чтобы повернуть её к себе, заставляя смотреть в свои глаза. — Да я каждый день о тебе думал. Каждую ночь вспоминал, как это прекрасно было между нами. Но не мог позвонить, понимаешь? Там, где я был, была война, кроха. Мы были маленькой кучкой врагов на территории боевиков. Да мы лишний раз вздохнуть опасались, не говоря уже о том, чтобы выйти в сеть в месте, где прослушка под каждым камнем. Но я никогда! Слышишь? НИКОГДА не отрекался от моих чувств к тебе.

Юля закусила губу, глядя на него. Этот разговор у них должен был состояться еще тогда, когда он только вернулся. Это бы ничего не изменило, но они оба смогли бы лучше понять друг друга.

— Я любила тебя, Сережа, — честно призналась девушка, глядя в его синие глаза. — Любила, когда была еще сопливой девчонкой, когда подросла. Любила, даже когда впервые пришла к Денису. Обижалась, отчасти ненавидела, но все еще продолжала любить. А потом Денис показал мне, что такое любовь на самом деле. Что это не только страдания, сложный выбор, переживания. Он показал, что любовь может быть другой: нежной, ласковой, спокойной. Что можно доверять кому-то даже больше, чем доверяешь себе. И я пошла вслед за этими чувствами. Захотела жить так, как он предлагал. И это был чудесный мир. Я была такой счастливой. Он делал меня счастливой.

— А я не делал? — едко спросил Метельский.

Юля замялась, подбирая слова.

— С тобой всегда было слово «но», — призналась она. — Мы были вместе, но…; ты меня любил, но…; мы были счастливы, но… Всегда были какие-то «но», какие-то причины, которые мешали чувствовать себя счастливой на сто процентов, понимаешь?

Сережа понимал, что она хотела сказать, но был не согласен с ней. Ему было плевать на весь мир, когда она была рядом с ним. Для него никогда не было никаких «но».

— Мне жаль, что я не смог показать тебе, как на самом деле сильно и самозабвенно был в тебя влюблен, — решился на откровения мужчина. — Прости меня, что я не был рядом с тобой тогда, когда ты во мне нуждалась. Обещаю, что больше я этой ошибки не допущу.

Юля вытащила ладонь из под одеяла и ласково погладила мужчину по колючей от щетины щеке.

— Я больше не обижаюсь на тебя, Сереженька, — с грустной улыбкой проговорила она. — Давно простила.

Метельский нерешительно улыбнулся ей в ответ и поднял ладонь, чтобы в ответном жесте коснуться её лица, но она резко отстранилась. Встав с кровати, Юля плотнее прижала к себе одеяло и посмотрела на севшего на постеле мужчину.

— Но это ничего не меняет, — решительно заявила она.

В разговоре с Сережей она заметила то, во что не позволяла себе верить с момента его возвращения — он все еще любил её. Но девушка понимала, что никогда и никого вновь не сможет подпустить к себе. Она все еще чувствовала себя женой Дениса и никакие штампы в паспорте или свидетельства о смерти не могли это исправить. Но вместе с тем она очень хорошо знала характер Сережи, чтобы понимать, что он не отступит. Она должна была оттолкнуть его так сильно, чтобы у него даже мысли не возникло попытаться подойти к ней вновь. Юля понимала, что в своем развороченном, расколотом состоянии она не смогла бы ничего ему дать взамен. А портить ему жизнь она не собиралась. Он заслуживал большего. Заслуживал любящей женщины, которая смогла бы подарить ему тот покой и уют, что смог подарить ей Денис.

— Когда мы вернемся в столицу, я поеду к отцу, — заговорила Юля, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Я знаю о твоих подозрениях на его счет, но папа ни в чем не виноват. Он ни о чем не догадывался. И он любит меня. Он сам так сказал. Папа не обидит меня.

Сережа вскочил с кровати и, приблизившись к Юле вплотную, обхватил её руками за плечи. Он понимал, что она делала — отталкивала его. Не понимал зачем и за что, но знал, что если она что-то решила, её не переубедишь.

— Пожалуйста, не делай этого, — тихо попросил он и они оба понимали о чем именно он просил.