Сводный экипаж

Нужно признать, на спуске пьянчужки приноровились к вертикальному состоянию, обнялись и выпав на пляж завели странную:

Shumel kamysh, derevya gnulis,

A nochka temnaya byla.

Odna vozlyoblennaya pat a

Vsya noch gulyala doutta.

A poult a oni vstavaii

Ktagotn pomyataya trava…

— Бодры. Может, и барку спустим, — обнадежился Гру.

С баркой не вышло. «Заглотыш» порядком увяз в песке. Еще кое-как стоящий на ногах экипаж поднатужился — не получалось, вдова вдруг легкомысленно махнула рукой и двинулась к катеру по воде.

Энди потрясенно смотрел, как она легко шагает по гребням волн — под разодранной юбкой лишь мелькали исцарапанные бледные точеные икры.

— Постой, ты куда, думоскасукее?! — встревожено завопил Сан. — В одну харю будешь, да?

Вдова отмахнулась:

— Подожду. А барку пихать не буду, и не надейтесь. Они, козлблы, по гладким шмондам станут ходить, свежатенкой баловаться, а я их в лодки грузи? Так плешивому и скажи, егона.

Гребец встревоженно протрусил вдоль прибоя, вернулся к лодке и вдруг решительно бухнулся в воду.

— Куда, идиот?! — заорал Гру. — Потонешь как грузило.

Над волнами качнулись надувшиеся пузырем портки, потом вынырнул сам бесхвостый и на редкость ровными гребками устремился к катеру.

— Кажется, бортовому джину конец, — признал очевидное Энди. — Нам-то что делать?

— Придется протрезвлять на месте, — мальчишка запрыгнул в барку, достал еще одну бутыль. — Тащим джентльменов в воду, они пробуждаются, пьют, просветляются.

— Что ты там намешал? — рулевой мрачно глянул на внушительную бутыль.

— Не знаю. У доктора на пузырьке было написано «Рвотное». Я честно поделил между всеми.

— По-моему мне досталось больше, — сказал Энди.

— Вы, сэр, самый физически крепкий, — оправдался паршивец.

Заволоченные в полосу освежающего прибоя, джентльмены дружно забулькали и принялись пускать пузыри. Пришлось поддерживать головы страдающих над уровнем моря. Впрочем, прохладная вода сделала свое дело, пьянчуги зашевелились.

— Водички? — предложил малолетний сострадательный провокатор.

Шкипера начало выворачивать почти сразу, доктор выдул снадобье до дна, почмокал губами и с профессиональным интересом глянул на бутылку

— Kalil регтапдапаз[1 ?

Отвечать не понадобилось — Док присоединился к очистительной процедуре. Вот теперь гуляки выглядели истинно страдающими.

Энди и мальчишка сели на песок под носом «Заглотыша».

— Испытываю неуместное злорадство, — признался рулевой, наблюдая за ползающими вдоль прибоя товарищами. — Но что толку? Двигать что-то тяжелее собственных задниц они будут способны только к вечеру. В лучшем случае. Бросить их и плыть к катеру мы не можем.

— Ну, — согласился Гру.

— Уже светает. Сейчас проснутся хозяйки.

— Отобьемся. У них только мягкая сила, а у нас сталь.

Энди посмотрел на валяющийся на песке багор.

— Выпустить им кишки? Это будет дурно. Какие ни есть, но леди.

— Отчего непременно кишки? Веслом по горбу угостить, сами разбегутся. Главное, чтобы не заколдовали еще чем-нибудь.

— Боишься ихней магии?

— Ну. У меня невеста, я же говорил.

— Невеста? Что, правда? В твои-то годы…

— Так уж сложилось, сэр. Мы не нарочно.

— Возвышенные чувства, целибат и иные самоограничения?

— Чего «целе»? Не, этого я не знаю. Просто сказала: «если подопрет, так милуйся, что с тобой делать. Но только не с шмондами!». Я ей примерно тоже намекнул. По-моему, правильно. Разлука долгая, проверим «свои сопливы чувства», как говаривает маменька.

— Умна у тебя мамаша.

— Ну. Аж жуть как, — мальчишка прислушался. — Идут эти ваши… поклонницы.

Очистившихся и окончательно обессиливших членов экипажа спешно заволокли за барку. С тропинки на берег сбежала стайка «служанок», следом спешила царица. Узнать Ки было легко — она единственная была в одежде.

— Слушай, если ты решишь остаться, так намекни, — пробормотал мальчишка. — Я особо уговаривать не стану, но хочу успеть доплыть до катера.

— Не останусь. Не люблю, когда мне лгут.

Свиноликие девицы в нерешительности остановились посреди пляжа. Царица тоже замедлила шаг.

— Опасаются трезвомыслящего сильного мужчину, — с некоторой грустью объяснил мальчишка.

— Пожалуй, мне стоит попрощаться как джентльмену, — признал Энди, поднимая багор.

Он шел навстречу островитянкам — те попятились, но моряк успокаивающе поднял руку, остановился и оперся о свое оружие. Служанки боязливо захрюкали. Энди силился вспомнить: слышал ли он вообще голоса прелестниц? Вблизи при свете дня они выглядели еще безобразнее — стройные фигурки уже никак не могли отвлечь внимание от вопиюще отталкивающих скотских морд.

— Леди, — Энди откашлялся. — Как вы догадываетесь, мы отбываем. Погостили, пора и честь знать.

— Останьтесь. Вам будет так хорошо, — тихо сказала царица.

Вотнанее смотреть было еще труднее.

— Увы, нам пора, — решительно объявил Энди. — Мы подыхаем от голода и иных высоких чувств. Нас зовет море, боги и семейные обязанности.

Служанки как-то враз, негромко, но очень горько зарыдали. Видеть слезы, текущие по свиным мордочкам было выше человеческих сил. Даже болотно-человеческих.

— Уйми плакальщиц, царица, или я их поколочу! — взмолился Энди.

— Мы не хотели вам ничего плохого, — царица утерла слезу в углу огромного глаза с воистину волшебными длинными ресницами. — Ты бы остался жив.

— Да? А мои друзья?

— Мы не в силах изменить неизбежное.

— В силах. Мы дождемся прилива и отчалим. А ты… — рулевой умолк, поковырял песок древком багра. — Зачем? Я был бы счастлив разделить с тобой самую жесткую и простую постель. Да и любой бы из мужчин сошел с ума от восторга. Зачем колдовать?

— Не любой. Мужчины взыскательны. А я хотела тебя задержать. До полнолуния. Потом бы отпустила.

— Неужели?

— Слово дочери богини тому порукой! Мне нужно всего три полнолуния. Или четыре. Мы бы тебя кормили, — царица умоляюще сложила ладошки, на веревочных браслетах топорщились побелевшие растрепанные нити.

— Четыре полнолуния с разницей в год? — Энди вздохнул.

— Что в этом плохого? Разве тебе не нравилось? Я мечтаю о детях, — прошептала красавица.

— Да вы сами с голоду подыхаете. Какие уж тут дети?