Сволочей тоже жалко (сборник)

– Ну…

– Ему на эту квартиру надо будет работать всю жизнь. Лет двадцать.

Люська молчала.

– Почему так получается, – продолжала я, – деньги идут к деньгам, а нищета липнет к нищете? Вот и Люська твоя будет плодить нищету.

– Не пророчествуй, – строго сказала Люська.

Я поразилась: какое точное слово она нашла. Видимо, общение со мной шло ей на пользу.

Мне стало неловко. Действительно, ситуацию уже не переиграть. Надо поддержать человека, а не каркать. Кому нужна моя дурная правда? Видимо, я заразилась от Люськи. Мы взаимно влияли друг на друга.

– Ребенок красивый будет, – успокоила я. – Смешанные браки полезны для потомства.

Люська не поддержала эту тему. Видимо, ей самой этот таджик не нравился.

– Какие у тебя планы? – спросила я.

– Заменить в доме окна. Старые выбросить, поставить пластиковые, а то дует…

– Сколько окон?

– Восемь.

– Дорого, – посочувствовала я.

– Так это ж мечта. Я могу мечтать на любую сумму.

– Ну да… – согласилась я.

– А у тебя какая мечта? – спросила Люська.

– Хочу дом на Кипре.

– А сколько он стоит?

– Пять нулей.

– В рублях?

– В долларах.

– А если в рублях?

– Тогда шесть нулей.

– Ну, это я не понимаю… Спасибо тебе за тыщу. Все-таки три нуля.

Люська собралась уходить. Я проводила ее за калитку, смотрела, как она удаляется по дороге. Модная юбка полоскалась вокруг ее ног, кто-то подарил из богатых клиентов.

Чем отличаются люди друг от друга? Количеством нулей и качеством мечты. И еще: соотношением добра и зла в душе.

Моя мечта – написать новую книгу. Мечта Хиллари Клинтон – стать президентом США. А у Люськи – вставить пластиковые окна. Она вставит окна, и у нее не будет сквозняков.

Три нуля… Пять нулей… Девять нулей…

А в остальном… Как писал поэт, «знатная леди и Джуди О’Грэди во всем остальном равны». Все люди – люди. Каждый человек – человек.

Начался дождь. Хлынул как из ведра. Я пошла в дом, не ускоряя шаг. Я люблю ходить под дождем.

Лишняя правда

Февраль – последний месяц зимы. Месяц короткий. Природа как бы выпроваживает зиму, как задержавшегося гостя. Но зима – стоит. Белый снег под серым небом. Хочется на Мальдивы, где всегда солнце и пальмы.

Я выхожу на крыльцо своего дома. Сосны, березы, снега.

В центре белизны, на середине моего участка, на моем личном пространстве – вывернутая из пакетов помойка. Я подхожу ближе, вглядываюсь. Пустые пластиковые бутылки, картофельные очистки, селедочная требуха, использованные презервативы. Продукты жизнедеятельности таджиков.

Я легко догадываюсь: это безобразие принес мой пес Фома с соседней стройки. Таджики оставляют свой мусор в пакетах, а Фома приносит их на мой участок. Вываливает на землю и спокойно выбирает: что можно съесть. Не исключено, что он угощает и меня, дескать: бери, не стесняйся.

От злобы у меня вскипают мозги. Мне хочется заорать на Фому и даже пнуть его ногой. Я кручу глазами, выискивая Фому. Фома залез в будку и выглядывает оттуда со сконфуженным видом. Он не понимает: чем я недовольна?

Я на секунду задумываюсь. Надо орать сразу, как он явился. Вот Фома занес мусор – тут же заорать, чтобы он связал эти два события: мусор и ор. А так… по прошествии времени он не сможет понять: чего это хозяйка разоряется в середине дня. Он принес пакеты накануне вечером, с тех пор прошла ночь, и раннее утро, и позднее утро.

К тому же Фома, с его точки зрения, ничего плохого не сделал. Это добыча. Он сам кое-что скушал и хозяйке оставил. Чем тут можно быть недовольной?

Я поймала взгляд Фомы и показала ему кулак. Орать не стала. Чего кричать без толку. Надо надеть резиновые перчатки, все собрать в мешок для мусора и вызвать машину – мусорку. Я так и сделала. Напоследок показала Фоме кулак. Он не понял. Предположил, что в кулаке кусочек колбаски, замахал хвостом.

Я вернулась в дом. Домработница Нинка готовила грибной суп для моей семьи. Грибы я купила накануне в дорогом магазине. Белые грибы, замороженные целиком: шляпки на ножках. Темно-коричневые замшевые шляпки на бежевых ножках. Совершенство формы и содержания. Красота, хоть рисуй.

Грибы разморозили, потом кинули в кипящую воду, чтобы сварились. Затем Нинка достала грибы из кипятка, выложила на деревянную доску.

Следовало их порезать соломкой и пережарить с лучком.

Далее я увидела следующее: Нинка отсекла у всех грибов шляпки и с ловкостью жонглера кинула их себе в рот. А порезала и пережарила с лучком только ножки. Решила: хозяева не заметят. Решила: хозяева обойдутся, им и так хорошо. А еще решила: от многого немножко – не кража, а дележка.

Я оторопела от Нинкиной наглости. Наглость – это такое поведение, когда человек предпочитает свои интересы интересам окружающих.

Я хотела тут же поставить Нинку на место, но притормозила. Последует неприятный диалог, настроение испортится. Нинка пустит слезу. Я окажусь виновницей ее слез. Начнется выяснение отношений. Дальше надо будет расставаться, искать другую домработницу, а какая будет другая – поди знай. К этой я уже привыкла. Черт с ним, с супом, поедят без шляпок. Все равно грибной дух останется.

Я ничего не сказала. Ушла на прогулку. За мной последовал Фома с одной целью: раскрутить всех соседских собак. Он подбегал к воротам и что-то говорил по-собачьи, они в ответ взрывались скандалом. Видимо, Фома им говорил: моя хозяйка самая лучшая, а ваш хозяин – говно.

Фома перебегал от одних ворот к другим. Я шла в гимне собачьего лая и думала: «Как в гетто»…

Пришел март. Первая неделя. Я вышла на крыльцо по обыкновению. Небо синее, как в Сочи. Солнце – молодое, как девушка в начале жизни. Фома счастлив, ему не о чем беспокоиться. Я ведь на него не орала и не пинала в бок.

Нинка чистит дорожку от снега. Физическая нагрузка на свежем воздухе. Щеки у нее раскраснелись, глаза – голубые, как небо. Скоро у нее отпуск, и она поедет домой, повезет подарки и деньги. А потом вернется ко мне. Я – это ее разросшаяся семья. Часть ее жизни. А почему? Потому что мы не выясняли отношения, не говорили друг другу лишнюю правду. Слово не воробей. Вылетит – не поймаешь. А если слово не сказано, его – нет. Воздух чист. Весна.

Выстрел