Сволочей тоже жалко (сборник)
Шрифт:
Азиза стояла на трибуне. Читала доклад.
Андрей вошел в зал. Сел в последний ряд. Перед ним сидели две наукообразные женщины, переговаривались между собой.
– А я повесила шубу на балкон проветривать, так у меня ласточки на гнездо всю спину выщипали.
– Вы мешаете, – тихо заметил им Андрей, наклонившись.
Женщины оглянулись, оглядели Андрея. Замолчали.
Андрей откинулся в кресле.
«Совершил посадку самолет Ташкент – Самарканд. Просьба не вставать со своих мест до полной остановки самолета».
Азиза сидела в кресле самолета с закрытыми глазами. В ней звучала песня Андрея, и эта песня сопровождала ее все время, пока она выходила из самолета. Шла по летному полю. Выходила в город. Садилась в такси.
Институт.
Азиза поднялась по широкой лестнице. В ее руках была дорожная сумка и цветы.
По небу плыли облака. Азиза подняла голову и обратила внимание на небо и на облака. Прикрыв глаза, подставляла лицо солнечному теплу.
Секретарша сидела на своем месте, печатала на машинке и плакала украдкой. Скрывала слезы.
Вошла Азиза. Увидела секретаршу, подумала и, отделив от букета половину, протянула ей.
Секретарша с глубоким недоумением посмотрела на Азизу.
Азиза вышла в коридор. Навстречу шел Шамшаров. Остановился, как споткнулся.
– Ты вернулась? – спросил он.
– Не совсем.
– Как это?
– Половина здесь, половина в Ташкенте.
– Непонятно.
Шамшаров вгляделся в Азизу. Ее лицо было молодым и нежным.
– Шамшаров, почему тебя все зовут по фамилии? – спросила Азиза. – У тебя же такое замечательное имя: Улугбек. И вообще ты такой хороший! У тебя есть талант верности, талант терпения, самые редкие таланты.
– У тебя хорошее настроение, я вижу… – насторожился Шамшаров.
– Да, извини…
– Не я тому причиной…
– Да, извини.
Повисла пауза.
– И сколько ты его знала? – спросил Шамшаров.
– Несколько часов.
– Ну, это уже срок.
Снова замолчали.
– Можно я задам тебе один-единственный вопрос? – спросил Шамшаров.
– Задавай.
– Почему не я? Кто угодно, только не я.
– Ну почему же кто угодно…
Шамшаров
стоял как врос. Не мог двинуться с места. Азиза обошла его. Дошла почти до конца коридора. Потом обернулась. Шамшаров все стоял. Азиза вернулась. Обняла.– Спасибо тебе, Бек.
– За что?
– Не знаю.
Собака Бой мотала хвостом, как маятником. Азиза, присев на корточки, снимала с нее шлем, освобождала от датчиков. Бой лизал ей руки. Норовил лизнуть в лицо.
Заглянул Мансуров.
– Вы меня звали? – спросил он.
– Саша… У меня к вам большая просьба.
– Я слушаю, – с готовностью отозвался Мансуров.
– Возьмите себе Боя. Это умный и преданный друг. Я бы взяла его себе, но у нас некому с ним гулять.
– Так и у меня некому, – растерялся Мансуров.
– Тогда пристройте к кому-нибудь, только в надежные руки… А если не получится, выпустите на волю. Пусть будет уличным псом. Подружку встретит. Будет по полдня за костью гоняться, найдет – станет по-настоящему счастлив. Зачем ему наша искусственная радость? Пусть живет себе своей собачьей жизнью.
– А вы? – спросил Мансуров.
– Я тоже буду жить свою жизнь.
Вошел Рустам.
– Там пришли с коврового комбината, просят выступить.
– Пусть Мансуров выступит. На ковровом комбинате в основном женщины. На Мансурова им будет интереснее смотреть.
Азиза поднялась и вышла из кабинета. Бой провыл ей вслед.
Дверь открыл Тимур. Он стоял в домашней одежде, обросший, как каторжник. Смотрел на Азизу. А она, естественно, смотрела на него. Так прошла минута, а может быть, и две.
– Ты где была? – наконец спросил Тимур.
– В командировке, – ответила Азиза. – А ты?
– И я в командировке. Что стоишь? Проходи.
Азиза ступила через порог. Квартира была вымыта до блеска. В вазах стояли цветы.
– Есть хочешь? – спросил Тимур.
– Кофе.
Тимур пошел на кухню, стал варить кофе.
– Ну и как там… в командировке? – спросила Азиза.
– Дома лучше, – ответил Тимур.
Разлил кофе в чашки.
Они сидели друг против друга и молчали. И далеко в ночи был виден светящийся квадрат их окна.