Свой ключ от чужой двери

Было начало двенадцатого, когда я, взлетев через три ступеньки на ее четвертый этаж, позвонил в дверь. Никто мне не открыл, и я, полный нетерпения, достал из кармана ключи. Тишина встретила меня, ни звука не доносилось ниоткуда. В гостиной Сонечки не было, на кухне тоже было пусто. Я бросился в спальню и застыл на пороге с букетом тюльпанов и коробочкой пирожных в руках…

Страшный беспорядок бросился мне в глаза, подушки и горы одежды на полу, комод, зияющий пустотами вывернутых ящиков, рассыпанные бигуди, заколки, щетки для волос. Задернутая синяя штора создавала неприятный глухой полумрак, который добавлял безнадежности всей картине. Тонкие лучи солнца проникали через неплотно прилегающую ткань, и спальня была перерезана их острыми блестящими остриями.

Все еще держа в руках цветы и пирожные, я подошел к кровати и стянул простыню, под которой угадывались очертания человеческого тела… Глаза Сонечки смотрели в потолок. Бледная тонкая рука свешивалась почти до пола. Я не был поражен или испуган. Внутри меня расплывалась, захватывая меня всего, звенящая, бессмысленная, мертвая пустота. Я нагнулся, взял ее руку, теплую еще, положил на край постели. Стоял и смотрел…

У меня мелькнула невнятная мысль, что моя эйфория по поводу начала новой жизни, мои надежды и планы на будущее подтолкнули события, спровоцировали Сонечкину смерть. Мысль, которую я все не мог додумать до конца. Людей вокруг меня убивали, как мух… Почему? Судьба воспротивилась моей попытке вернуться назад, исправить, переиграть события десятилетней давности. Я чувствовал себя униженным, проклятым, застрявшим в тисках неизвестных сил, избравших меня своим косвенным орудием. От меня ничего больше не зависело. Мысли эти кружились в голове, и мне казалось, что я схожу с ума…

Я добрел до кухни, открутил кран и стал жадно пить отдающую хлоркой и ржавчиной воду.

Не знаю, сколько я просидел на диване, чувствуя, как наливается тяжестью затылок, как с каждым ударом ухает в пропасть сердце. Кажется, я даже уснул ненадолго. Инстинкт самосохранения выключил сознание, спасая меня. Придя в себя, я вспомнил о Сонечке. Мысли ворочались вязко и нехотя. Я потянулся к телефону на журнальном столике. Услышав в трубке знакомые модуляции, я произнес: «Мария…», впервые назвав ее по имени. Больше звонить мне было некому.

– Вячеслав Михайлович! – закричала она. – Где вы? Куда вы пропали? Что случилось? Я чуть с ума не сошла! – Неподдельное чувство звучало в ее голосе.

– Я у Сонечки, – отвечал я.

– У Сонечки Ивкиной? – уточнила она, угасая.

– Да… Мария… – я не знал, как сказать ей о том, что случилось.

– Что случилось? Вячеслав Михайлович, что случилось? – Она почуяла недоброе.

– Сонечку убили, – произнес я с трудом.

Молчание в трубке длилось немыслимо долго. Я перестал даже слышать ее дыхание.

– Как это произошло? – спросила она наконец.

– Я поехал на стоянку за машиной, хотел отвезти Сонечку в аэропорт… Вернулся, а она…

– Зачем в аэропорт?

– Она должна была лететь в Грецию отдыхать… на две недели. Я хотел ее проводить…

Снова молчание, на сей раз продолжительнее первого.

– Во сколько рейс? – наконец спросила она. Странный вопрос…

– В два.

– Адрес! – потребовала Ведьма.

Я продиктовал Сонечкин адрес.

– Сидите там и ждите меня. Никому не открывайте! Вы уверены, что в квартире никого больше нет? Проверьте! Заприте дверь!

Команды падали на мой отказывающийся служить мозг как камни.

Мария положила трубку, задумалась ненадолго, глядя в пол, потом стала медленно набирать номер телефона, который знала наизусть.

– Добрый день, Николай Алексеевич, – произнесла она, когда там отозвались, – это Мария… художница! Вы просили позвонить в случае чего…

Через двадцать минут раздался звонок в дверь. Даже не спросив, кто, я отпер и застыл, ошеломленный. Из-за плеча Ведьмы выглядывал следопыт-старлей Коля Астахов. Сверля меня подозрительным взглядом, он вошел, не ожидая приглашения. Я посторонился и взглянул на Ведьму. Она положила руку мне на плечо, успокаивая взглядом. Коля заглянул в гостиную, на кухню, открыл по очереди двери кладовок и исчез в спальне. Мы молча стояли в темной прихожей – я не догадался включить свет. Коля вышел из спальни, буркнул:

– Я позвоню!

– Поехали! – скомандовал он через минуту.

«Хоть наручники не надел, и на том спасибо!» – подумал я.

– Куда мы?

– В аэропорт! – ответила она.

Я не понял, но переспрашивать не стал. Мне было все равно…

Мы влетели в здание аэропорта без двадцати два. Старлей, бросив нам: «Стойте тут, я сейчас!», исчез за дверью с табличкой «Посторонним вход запрещен». Затем он появился в сопровождении человека в штатском и здоровенного детины в камуфляжной форме с автоматом на груди.

– Посадка заканчивается, быстрее! – бросил он, и мы помчались на второй этаж, расталкивая пассажиров. На втором этаже было немноголюдно. Горело табло: «Рейс 242, Афины», под ним очередь человек из сорока, державших в руках паспорта и билеты, чинно двигалась к выходу в коридор-кишку.

– Вон она! – вдруг вырвалось у меня. – В шляпке!

Я побежал к началу очереди, туда, где девушка в форме проверяла документы у высокой женщины в Сонечкиной шляпке. Старлей бесстрашно опередил меня, отпихнув по дороге. Пограничник громыхал ботинками следом. Люди стали расступаться, пропуская их. Я видел, как женщина в шляпке, отшатнувшись, пыталась выдернуть локоть из цепких рук Коли.

Я подошел и остолбенел. Из-под свисающих полей белой шляпки, расшитой разноцветными бусинами, на меня смотрели испуганные глаза моего бывшего студента и коллеги по фонду, Леши Дергунца.

– Леша? – пробормотал я. – Леша? Как же это… Леша?

– Я всегда говорила: суетится много, – ни к селу ни к городу заметила Ведьма.

Мы попрощались с Колей перед стеклянной стеной аэровокзала. Я пребывал в обалдении, не умея переварить случившееся. Ведьма томно улыбалась, заглядывая в глаза старлею, который очень спешил отрапортовать о задержании особо опасного преступника и только силой воли заставлял себя стоять спокойно.

– Ко-о-ля! – пропела она, придерживая его за рукав. – Приходите сегодня ужинать! Адрес помните?

– Спасибо! – обрадовался старлей. – Приду. Ничего, если попозже? Работы невпроворот, сижу каждый день чуть не за полночь.

И был таков.

Глава 28 Разбор полетов

Он действительно пришел. В одиннадцать, когда я решил, что он уже не явится. Но Ведьма сказала, придет. Мы заключили пари, и я, разумеется, проиграл. Ставкой было мытье посуды.

Разговор вертелся вокруг известных событий. Старший лейтенант Коля Астахов, важный, как павлин на пресс-конференции, отвечал на наши вопросы – бесконечные «почему?» и «зачем?». В его изложении то, что произошло, выглядело вкратце следующим образом. Вкратце – по причине военной тайны, то есть тайны следствия.

Леша Дергунец около года назад сообразил, что фонд занимается уголовно наказуемыми финансовыми махинациями. В этом месте Коля покосился на меня – мой открытый рот и изумленный взгляд, должно быть, убедили его, что совесть у меня чиста и я ни сном ни духом… Он удовлетворенно кивнул и поехал дальше.