Свой выбор
Шрифт:
Девочка улыбнулась. Пусть она и осталась одна рождественским утром, но это ничего, ведь у нее замечательные друзья.
— Дорогая! Иди быстрее! — велел мистер Патил, призывая супругу из спальни. — Девочки ждут только тебя!
— Раджеш, — нахмурив идеальные смоляные брови, одернула мужа миссис Патил, появляясь в гостиной в сияющем праздничном сари. Падма и Парвати одновременно охнули, рассматривая маму, а малыш Кутти захлопал в ладоши.
У семейства Патил, пусть они и не отмечали Рождество, давно появилась традиция одаривать друг друга подарками в эти дни. И разворачивать подарки всей семьей стало традицией настолько прочной, что никто не смел отлынивать.
— Ну, дорогие
Следующие два часа Падма и Парвати по очереди выбирали из огромной горы подарок, читали вслух поздравления и с удовольствием рвали бумагу, чтобы скорее добраться до сладостей от родственников из Индии, от английских знакомых, от друзей родителей с континента. А маленький брат громко лопотал что-то бессвязное, подбрасывал обрывки бумаги и норовил стащить что-нибудь из коробок.
Подарки от школьных друзей девочки распаковывали с особым восторгом, ведь нельзя было и предположить, что придумали новые знакомые. Увидев подарок от Поттера, Падма удивленно охнула.
— Это от Гарри…
— От Поттера? — недоверчиво переспросила Парвати и фыркнула: — Уверена? Не думала, что он будет кому-либо дарить подарки.
— Почему? — удивилась миссис Патил, которой младшая дочь писала длинные подробные письма, а старшая — короткие сухие отчеты, редко упоминая друзей и знакомых.
— Он славный, — обиделась за сокурсника Падма. — Надо послать ему что-нибудь в ответ. Я и не думала…
— Хорошо, — покивал папа. — Обязательно. Будет не вежливо, если не подарить хотя бы коробочку конфет.
— Открывай! — повелительно сказал Кутти, и все рассмеялись.
В коробочке на мягкой подложке лежали аккуратные сережки в виде свернувшихся в колечко змеек, спины которых были выложены крохотными хрусталиками, как чешуйками, а вместо глаз сияли маленькие ониксы.
— Ух ты! — восхитилась Падма, которой нравились яркие, но небольшие украшения.
Парвати тут же недовольно заныла, но сестра, взяв записку, проигнорировала ее насупленное личико.
— Это артефакты, — уверенно предположил мистер Патил. — Что-то довольно простенькое. И неопасное.
Прочитав записку, Падма хихикнула, вытащила из ушей крупные серьги в виде длинные подвесок, и нацепила подаренные. Родители и сестра тут же охнули от восторга и удивления.
Рождественское утро для Северуса началось до рассвета. Накануне зельевар вытерпел праздничный пир, организованный для оставшихся в школе преподавателей и студентов. Альбус, как и всегда, устроил целое представление, а Хагрид умудрился напиться. И даже всегда сдержанная Минерва расслабилась настолько, что танцевала при хихикающих и перешептывающихся мальчишках Уизли и других оставшихся в Хогвартсе студентах. Северус взирал на это без удовольствия. Прежде он проводил вечера зимних каникул в компании Малфоев, но Дамблдор настоял, и пришлось задержаться.
Интуиция подсказывала, что дожидаться утра нельзя. Так что Снейп выскользнул из школы под покровом ночи, прекрасно понимая, что на завтраке его облагодетельствуют какими-нибудь очень важными и очень срочными делами. По этой же причине волшебник не отправился домой, где был шанс отыскать его через камин и призвать к совести.
Во всей стране было всего два места, где Снейп мог укрыться от Альбуса. Об одном тот знал. Как знали и некоторые другие. Дом Люциуса. Но соваться в Малфой-мэнор до рассвета Северус поостерегся. Его-то примут и даже слова не скажут, но Нарцисса опять будет взирать с прищуром. Урожденная Блэк не любила ранние подъемы. Нежная фея Нарцисса будет улыбаться ему, а в душе поносить такими словами, какие вогнали бы в краску и бешеную фурию Беллу.
Поэтому дождаться утра зельевар решил там, куда никому не было хода. Даже всеведущему главе Визенгамота.
Вихрь аппарации вынес Северуса на плоские истертые камни порога
перед высокой черной дверью с отполированной латунной ручкой. Несколько секунд Снейп взирал на эту ручку, а потом осторожно погладил заледеневший металл длинными пальцами и тяжело вздохнул.Дверь не открылась. Как и всегда. Дом рода Принц не желал впускать внутрь последнего… пусть и полукровного потомка.
Зельевар вздохнул, развернулся и уселся на ступеньки. Из внутреннего кармана извлек плоскую пачку тоненьких сигарилл, вытряхнул одну и с кривой усмешкой прикурил от палочки.
Он никогда не курил в Хогвартсе и в любом месте, где его могли увидеть другие маги. Но на порог Принц-хауса не было ходу никому: ни министерским служакам, ни знакомым, ни Малфоям, ни Великому Светлому волшебнику.
Сам Северус смог сюда попасть лишь потому, что однажды мать, от отчаяния, видимо, переступила через свою гордость и привела сына в дом родителей. Лорда Принца тогда уже не было в живых, а леди Принц не пустила дочь дальше прихожей.
Это был кошмарный момент в жизни маленького волшебника. Хуже были лишь вечера пьяных скандалов отца. Северус стоял рядом с матерью, закутанной в тонкий шерстяной платок, — свою последнюю теплую мантию она перешила в пальто для сына — и слушал, как высокая худая женщина, так похожая на него самого, шипит ругательства и проклятия. Северус мало что запомнил из обвинений. Только то, что неизвестная ему волшебница обвинила мать в смерти мужа и гибели рода.
Эйлин Снейп, схватив маленького Северуса, сбежала в слезах и никогда при сыне не упоминала этот визит. Да волшебник и сам не помнил этот дом, пока однажды он ему не приснился под конец очередного безумного кошмара.
Сразу после войны Северусу часто виделся во сне дом Поттеров, безвольное тело Лили, заплаканный малыш в кроватке… Зельевар всегда сбегал оттуда до появления Сириуса Блэка, хотя очень хотелось остаться и принять смерть от палочки проклятой шавки. Уж сынок Вальбурги Блэк, сколько бы ни открещивался от своей родни, был Блэком до кончиков своих темных кудрей. Ему ничего не стоило послать в бывшего однокурсника смертельное проклятие. В конце концов, за годы после окончания Хогвартса два волшебника успели изрядно попортить друг другу нервы и шкуры, просто пересекаясь в городе среди бела дня. Как-то раз просто отмутузили один одного как магглы, без магии.
Но нет, даже во сне Северус сбегал, хотя собственная жизнь перестала иметь для него смысл после гибели Лили. А теперь приходилось жалеть об упущенной возможности. Снейп лишился права расплатиться за собственные ошибки жизнью. И пусть бы Блэк запытал его не хуже, чем Белла — Лонгботтомов, а после убил. Какое было бы счастье. Зельевар отправился бы на тот свет с улыбкой на губах и с благодарностью.
Но Снейп оказался трусом. А после выяснилось, что на свободе нет ни одного волшебника, готового исподтишка или в лоб напасть на бывшего соратника или противника. Непримиримые сторонники «света» исчезли, а верные сторонники «тьмы» очутились в Азкабане. Самоубийство же у волшебников почиталось наихудшим грехом, после которого душа уходила за Грань без шанса на перерождение.
В середине одного из кошмаров Северуса вынесло не в разрушенный Косой Переулок как в жизни, а на порог Принц-хауса. Во сне дверь вновь была распахнута, а в прихожей, замерев, подобно статуе, возвышалась суровая Аурелия Принц. Черная тень за ее спиной струной вытягивалась до самого потолка, а постукивания трости о глянцевую плитку выбивали серебряные искры. Бабушка вновь кляла Эйлин, повторяя все те оскорбления, что Северус услышал когда-то, но не запомнил. Теперь же идеальная память прирожденного менталиста нашла и отряхнула пыль с тех ужасных мгновений. И Снейп, ощущая себя маленьким мальчиком, стоял перед этой женщиной, не в силах ответить. Какое там! Глядя на свои руки, покрытые кровью, Северус чувствовал, что каждое слово, каждое обвинение — правда.