Святая Грусть

Рука у Фалалея лошадиной силы. Тёмная, растресканная работой. Между большим и указательным пальцами белеет рваная полоска – вожжиной спалило. Под крутояром кони вразнос однажды кинулись. Рукою успел ухватиться за обрывок упряжи – полвёрсты на брюхе бороздил. Спас царя от неминучей гибели. Вошёл после этого в доверие к царю; тот полюбил отчаянного кучера; вот почему Фалалей иногда вел себя дерзко с придворными.

– Как спал да ночевал, Кудрявый?

– Хорошо, спасибочки, – Фалалей машинально сунул руку в карман, кинул щепотку овса на язык. – А ты какой-то, братец… Как не выспатый.

Оглядываясь, Охран Охранович перебил:

Где хранится дёготь?

Где положено, там и хранится, – кучер поддёрнул портки, подпоясанные подпругой. – А тебе-то что? – спросил, аппетитно хрустя сухими овсинами.

И всё-таки? – охранник надавил на басы, демонстративно поправляя пистоль.

Фалалей усмехнулся. Поцарапал шрам на руке. Неторопливо дожевал овёс и проглотил.

– Ох ты, колесо мое квадратное!.. Ну, пойдём-ка, покажу бочку с дёгтем, коль такая надобность.

Воробей слетел с дороги – помешали купаться. На жердину присел, отряхнулся, поднимая перья веером: капельки брызнули в лужу. В клювике у воробья какое-то зернышко. Проглотил и чирикнул, довольный.

Они прошли по деревянному настилу в тёмных печатях от подков. Свернули под крышу. Здесь тихо. Пахнет сухою пылью и мышами. Старые дуги виднеются, ржавые полозья. Дыры, заткнутые пучками соломенного солнца, – лучи ложатся наискосок, – пятнают пыль, разбитые колеса.

Из полумрака выплывают конские глаза. Большие, диковатые. Белая звезда распластана по чёрному лбу. Конь фыркает – дыхание вкусно пахнет жёваными травами.

Осторожно, это Ретивый! – предупредил Фалалей. – Только зазеваешься, он тут как туг. Или подковой поцелует между глаз, или это… Смотри, как бы усы не отжевал.

Ты лучше о кудрях своих волнуйся. Где бочка?

Там, – Фалалей опять отправил пригоршню овса в распахнутый рот.

Где – там? Да хватит жрать! Оставь немного жеребцам! Стоят голодные, потом лягаются.

А чего ты рассердился? – Фалалей потыкал пальцем в тёмный угол. – Вот бочка. Что дальше?

«Тигровый глаз» метнулся в темноту, пошарил справа, слева. Усы тревожно вздыбились.

Что-то не видать…

Смотри в оба, – съехидничал Фалалей. – Она прикрыта чёрной парусиной.

– Вот парусина твоя. А где бочка? Иди, Кудрявый, покажи. Быстрее.

– Ох ты, колесо моё квадратное! – раздался тихий изумлённый свист. Фалалей заволновался. Шрам на руке поцарапал. Выплюнул под ноги недоеденный овёс и побежал к другому тёмному углу. Зазвенел какими-то железками. Наступил на грабли – получил по лбу. Ухнул задом в пыль и ошалело замер, выпучив глаза.

Охран Охранович злорадно фыркнул, сдувая паутину с напружиненных усов. Он весь теперь был собран в тугой комок. Давно хотел «хомут надеть» на Кучерявого Кучера. Больно задаётся, лысый хрен. Ходит в любимчиках у царя и земли не чует под собой.

Ну? Где твой дёготь? Умыкнули?

На хлеб намазали! – сердито выпалил кучер, поднимаясь и отряхивая зад.

Кто? Когда намазал? Живо сознавайся.

Господь с тобою, Охра. Я сам только заметил, что бочки нету.

Значит, плохо следишь за хозяйством! – ухмыляясь, начальник охраны поправил пистоль за поясом.

Как – «плохо»? Вчера ещё бочка была. Что же мне? Спать в обнимку с нею, сторожить?

Выходит, надо было так и делать.

Ты царскую печатку вон как сторожил! И то украли!

От злости и удивления «тигровый глаз» чуть не выпрыгнул из-под брови. Лицо побледнело. Усы затряслись.

– А ты откуда знаешь?

Да про твою печать уже весь город…

Тихо, дурак! Даже царю пока что неизвестно!

Не дурачь, не дурнее тебя.

– Прости, Фалалейчик, прости, – Охран Охранович помог ему отряхнуться, поглаживая по спине и переходя на мягкий тон заискивания. – Мы найдём печатку. Обязательно. Ты не проболтайся только… Ладно? Я человек суровый, но справедливый… Я тебя Христом Богом прошу… Мы найдём!

– Дело ваше. Мне бы дёготь найти. Какая сатана его слизнула?! – Фалалей фуражку приподнял в недоумении. Лысина заполыхала странным серебристым лысиянием, точно месяц во мраке прорезался над головою кучера. Паутина сверху завиднелась кружевами. Воробьиные гнезда. Пушинка белела в запылённом паутинном кружеве.

«Тигровый глаз» прижмурился.

– Фу ты, чёрт, напугал. Я давно уж не видел твоего лысияния. – Охранник попятился, перекрестился, а потом как будто озарило этим сказочным огнём: самое главное вспомнил. – С дёгтем опосля разберемся. Царь тебя хочет с пакетом отправить. Скорее, он ждёт!

С пакетом? Куда?

Под конские уда! Не задавай дурацкие вопросы. Будет царь мне докладывать, что да куда.

А сразу почему не сказал?

– Забыл. С этим чёртовым дёгтем…

Фалалей поспешно скинул грязную одежду, пропахшую человеческим и лошадиным потом. Кряхтя, залез в парчовые штаны. Лапти древесной коры поменял на башмаки из доброго турецкого сафьяна.

Розовая новая рубаха, расшитая серебрецом и золотыми нитками по вороту, по краям рукавов, преобразила кучера. Лошади смотрели и сердито фыркали, не узнавая, принюхиваясь к «новенькому». Охран Охранович тоже как будто рассердился, покачивая головой: был приятно удивлен.

– Гренадёр! Гусар!.. Гусак!.. Ха-ха…

Пропустив мимо уха «тупую остроту», покидая конюшенный двор, Фалалей сполоснул лицо и руки в прохладной лошадиной бадье, где голубело опрокинутое небо с одиноким облачком. «Кучерявую» голову причесал по привычке. Спохватился, плюнул:

– Паразиты! Снова гребешок подсунули в карман!

«Тигровый глаз» лучился ехидненьким весельем.

– Твоя работа? – буркнул Фалалей.

Ага, ночь не спал, обдумывал, как тебе ловчее гребешок подсунуть.

На, забери, тебе нужнее. Усы причесывать.

Да мы уж как-нибудь, благодарствуем.

– Ну, как хочешь. Гривы конские буду расчёсывать.

Фалалей поправил кепку.

Вышли за ворота. Охран Охранович приотстал – на несколько секунд залюбовался Кучерявым Кучером. Глядел с нескрываемой завистью на щеголеватого беззаботного парня. (А что ему: знай себе, дёргай вожжи). Потом сказал, вздыхая и прищуривая «тигровый глаз»:

Кудрявый, тебя хоть жени!

Ну да, – задумчиво ответил Фалалей, глядя в сторону царских палат.