Святилище
Шрифт:
Скрюченная фигура в метрах десяти от него зашевелилась и застонала опустошённым, но знакомым голосом.
— Анна! — я подбежала к ней и сдержала крик.
Её красивое лицо было совершенно обезображено. Рваные раны от укусов покрывали её шею. Её распухшие глаза заплыли отеками. Кровь сочилась из носа, рта, ушей. Я опустилась на колени рядом с ней, ища способ помочь.
— Мы его поймали? — прошептала Анна.
— Малачи сейчас сражается с ним. Похоже, Ибрам — единственный, кто выжил, — заверила я, желая погладить её, утешить, но каждая часть её тела была повреждённой. На
Анна с легкостью прочитала мои мысли и хихикнула, издав влажный булькающий звук.
— Всё в порядке, Лила. Я ничего не чувствую.
Я бы поняла, что она лжёт, даже если бы не смогла прочесть страдание на её лице. Как бы мне ни хотелось, чтобы это было правдой, яд не действовал так быстро. Но я не собиралась тратить время на споры с ней.
— Я даже не знаю, как отблагодарить тебя, — выдавила я. — С Надей всё в порядке. Я в порядке.
— Нет, это не так, — проскрежетала она. — Я слышу это в твоём голосе.
Я осторожно взяла её за руку. Это была наименее повреждённая часть её тела. Такая маленькая рука, обманчиво маленькая, чтобы быть такой смертоносной.
— Со мной всё будет в порядке. Я надрала кое-кому задницу, Анна. Ты бы гордилась.
— Хорошая девочка. А сейчас выслушай меня. Где Малачи?
Из её глаза покатилась слеза.
Ворчание, крики и металлический визг пронеслись по улице, эхом отражаясь от зданий, где сражались Малачи и Ибрам.
— Он придёт, как только сможет.
Анна вздохнула и закашлялась. Из её рта снова потекла кровь.
— Ты должна ему сказать. Скажи ему, что я любила его. Так было всегда. Скажи ему, что он был моим настоящим братом. Скажи ему тысячу раз спасибо за то, что спас меня, за то, что сохранил меня настоящую. Он был единственным, кто понимал.
Сквозь пелену слёз я едва могла разглядеть уничтоженную красоту Анны.
— Я скажу ему.
— Спасибо тебе. И… мне нужно чтобы ты ещё кое-что сделала для меня
— Что угодно.
— Проследи, чтобы он убрался из города. Он заслуживает выхода отсюда. Он нуждается в этом. Пожалуйста, чего бы это ни стоило, убедись.
— Обязательно, — пообещала я. — Я сделаю всё, что потребуется.
Рука Анны дёрнулась в моей, когда рёв Малачи расколол ночь. Ибрам вскрикнул и упал на землю. Удар металла о кость был слышен даже на расстоянии.
Анна улыбнулась, и потом её лицо расслабилось навсегда.
ГЛАВА 26
Я обернула обожжённую руку полотенцем. Я не хотела смотреть на неё. А ещё я не хотела, чтобы это увидел Малачи. Когда я пустила воду в ванну, комната наполнилась её странным запахом, я попыталась не обращать внимания на колющую боль в животе. Всё во мне болело. Эта часть меня кричала.
Когда тёплая вода наполнила ванную, я выключила её. Я устала и была настолько грязной, что принять ванную казалось заманчивым. Но ванную я набрала не для себя.
— Всё в порядке, Надя, ты почувствуешь себя лучше. Иди сюда.
Здоровой рукой, я усадила молчаливую и пассивную Надю в ванну. Я села на край и вылила ей на голову немного воды. Похоже, она не принимала ванну с тех пор, как пришла
в город. Она едва подняла руки, едва моргнула глазом, казалось, ей было всё равно, что толстый слой грязи слезает с неё, как вторая кожа. К тому времени, когда я помогла ей выбраться из воды, она была серой и мутной.— Может быть, мы потихоньку примем душ?
Надя покорно кивнула.
Я помогла ей одеться и расчесать её длинные светлые волосы.
— Ну вот. Теперь ты выглядишь так же, как раньше, — поощрила я.
Надя закрыла глаза и заплакала. Я никогда не чувствовала себя такой беспомощной, и это действительно о чём-то говорило. После всего: работы, боли, смерти и жертв, я всё ещё не знала, как помочь своей лучшей подруге. Я сделала глубокий вдох.
Всё станет лучше. Просто до неё ещё не дошло, что она в безопасности, что она может расслабиться.
Потом я обняла её, как тогда в гнезде, пытаясь наверстать упущенное за год безразличия. При жизни я никогда не обнимала её. Она всегда была излишне эмоциональной, и я сомневаюсь, что она когда-либо понимала, почему для меня это было так трудно. Мне всегда казалось, что я подвожу её. Но Малачи изменил меня, и теперь мне было немного легче. Я обхватила её руками и попыталась позволить этому объятию говорить за меня. "Мне так жаль, что я ушла. Я обещаю тебе, что всё исправлю. Я не подведу тебя снова".
Если это объятие говорило за меня, то её реакция говорила за неё. Она не оттолкнула меня, но и не обняла в ответ.
Я стиснула ее чуть сильнее, как будто могла каким-то образом её расшевелить. Она оставалась вялой и тихой. Потом я поняла, что, возможно, вела себя эгоистично, слишком сильно давя на неё, ведь от этого мне самой могло стать лучше. А что ей действительно нужно было, так это немного времени и отдыха. Поэтому я заставила себя отпустить её. Она отошла и встала в стороне от меня, как будто секунду назад её никто не обнимал, с остекленевшими глазами, выглядя такой же опустошённой, как и я.
Ещё более измученная, чем прежде, я взяла её за руку и повела в спальню. Я помогла ей сесть на койку.
— Я принесу тебе что-нибудь поесть.
Я пошла на кухню, с болью в груди отметив, что Малачи ещё не вернулся. Он остался, чтобы убедиться, что никто из Мазикинов не выжил, включая Сила. Я пересказала ему слова Сила о том, что он был близок к выходу, и Малачи ответил с предсказуемо мрачной решимостью. Он собирался перерезать глотки каждому Мазикину, который выжил в битве. Он собирался взорвать все здание и позволить ему рухнуть на то, что осталось от гнезда.
А потом, как я подозревала, он проведёт некоторое время с телом Анны, чтобы попрощаться со своей напарницей, с которой он провёл последние сорок лет. Я рассказала ему, что сказала Анна, о её благодарности, о её любви. Он молча кивнул и ушёл.
Интересно, простит ли он меня когда-нибудь за то, что я стала истоком ситуации, которая привела к смерти Анны. За то, что была барьером, который не позволял ему ринуться к ней на помощь, когда она так нуждалась в нём. За то, что стоила ему времени. За то, что лишила его стратегического преимущества. За то, что так дорого ему обошлась.