Святослав Хоробре: Иду на Вы!
Шрифт:
Предвидя мощное и ожесточенное сопротивление славян, способное, самое малое, уравновесить подавляющее численное превосходство его интернациональной орды, Цимисхий и прибег к хитрым мерам вроде заявлений об "освободительной" цели своего похода или приказов отпустить пленных болгар. Кроме того, лукавый император отправил к Святославу послов с новыми требованиями немедленно признать себя побежденным, сложить оружие и покинуть Болгарию.
Численные соотношения войск определить трудно. Порядок количества воинов в византийской армии мы уже определили. Численность войска русов ромейские источники определяют по разному. Лев Диакон, который, как предполагают, не то сам сопровождал, в качестве летописца и духовника императорское войско, не то беседовал с каким-то участником похода, как-то пытается остаться в пределах приличия. Он не скрывает огромного численного превосходства своих соотечественников, а войско русов определяет в шестьдесят тысяч воинов. Цифра, в общем-то, выглядит вполне достоверно, но… она уже встречалась у Льва Диакона, когда он говорит о первом появлении русов в Болгарии. Особенно хорошо то, что Диакон, по-видимому, в отличие от Скилицы, ничего не знал о временном возвращении Святослава на Русь, и получается, что под Доростолом армии Второго Рима противостояло ровно столько же русских воинов, сколько Святослав привел в Болгарию два года назад. Словно не было страшных битв с ромеями, аркадиопольской мясорубки и ловушки в Преславе. Однако,
Можно уяснить лишь одно — перед осадой Доростола произошла еще одна битва войска Святослава с армией Цимисхия. Битва длилась целый день, до самого вечера. Перевес клонился то на одну сторону, то на другую, и Скилица даже насчитывает двенадцать переломных моментов, изменявших ход битвы. Конечно, красивое число названо, скорее всего, для красного словца, но одно несомненно — сражение, в котором схлестнулись лучшие воины Севера с самой многочисленной и хорошо оснащенной армией Юга, было, конечно, ожесточенным. К вечеру русы, однако, отступили в Доростол, и поле битвы осталось за их противниками.
Утром Иоанн Цимисхий первым делом отдал приказ возводить против ворот Доростола укрепленный лагерь. Войско расположилось на холме, который обнесли рвом. Земля изо рва образовывала насыпь, служившую лагерю дополнительной защитой. Гребень насыпи укрепили "рогатками" из щитов и кольев.
После этого произошла как бы проба сил противников. Ромеи сходили на штурм, но русы без труда отбили приступ. После этого осажденные предприняли попытку вылазки. Здесь мы опять сталкиваемся с загадкой — и Диакон, и Скилица сообщают, что в этой вылазке русы в первый раз сражались верхом. Никак нельзя с этим согласиться. Русы действительно не выдерживали сравнения в конном бою с арабскими легкими конниками и их противниками и учениками — византийскими акритами. Но Масуди, когда писал о набеге русов в 912 году на берега Каспия, говорил, что пришедшие на судах северяне "рассылают всадников" по подвергшейся набегу земле. И действительно, на лодьях варягов-вендов, в отличие от норманнских драккаров, всегда было место для нескольких коней. В 920 году отец Святослава нанес сокрушительное поражение ордам печенегов и превратил их в вассалов Руси. Это было бы невозможно сделать, не имея конницы. Военный историк Дмитрий Зенин заметил, что после изобретения стремян, позволивших рубить с седла, стрелять верхом из лука и наносить таранные удары копьем, пехоте атакованной конниками, "оставалось только с честью погибнуть". Ибн Мискавейх, описавший захват русами Бердаа, тоже говорит, что они не умеют сражаться на коне. Однако он не объясняет, как русам при том удалось раз за разом одерживать верх в столкновениях в чистом поле с войсками мусульманского правителя Шемахи. В этих войсках, конечно, было немало отличных всадников, и биться с ними, не имея своей конницы, было бы невозможно. В промежутке между Бердаа и Доростолом русы разгромили Хазарский каганат, что тоже было бы немыслимо без умения хоть какой-то части войска биться верхом. На сама форма русских каролингов с удлиненной рукоятью и скругленным перекрестьем, говорит об их приспособленности именно для верхового боя. Найдены многочисленные погребения русских воинов тех лет с боевым конем. Наконец, сами Лев Диакон с Иоанном Скилицей в описании первого балканского похода Святослава постоянно говорят о стычках их соплеменников с русскими всадниками. Говоря кратко, трудно объяснить это заявление византийских летописцев. В любом случае, оба автора сходятся на том, что вылазка русов была мгновенно пресечена атакой кавалерии Второго Рима. Русы без больших потерь отступили за стены Доростола, к которым византийские конники не решились последовать за ними, по недавнему штурму помня меткость стрельбы русских лучников.
Но тут произошло событие, превратившее бои у Доростола в затяжную осаду этого города. На Дунае завиднелись многочисленные паруса византийского флота. Шли огромные триеры с таранами-рострами под форштевнем. Шли галеры для переброски солдат. Однако страшнее их для русов были небольшие, верткие, словно поджарые охотничьи псы, хеландии. Над их бортами поблескивали трубы огнеметов. Прибыл чудовищный "греческий огонь", кошмар врагов Восточного Рима. Русы отлично помнили его по рассказам стариков о злосчастном походе отца Святослава в 941 году, где русские лодьи были сожжены этим огнем. Корабли встали на якорь у противоположного берега Дуная, пресекая возможные попытки русов покинуть крепость по воде. Цимисхий хорошо запомнил прием, использованный воеводой Волком!
Кольцо вокруг города было замкнуто. Началось долгое, трехмесячное Доростольское сидение.
У каждого народа была своя роковая битва. Роковая в полном смысле слова. Нет, не та, что спасла государство от чужеземного ига, как Грюнвальд для поляков и литовцев, Куликово поле для русских. И не то, с которого
началось многовековое иго иноземцев — вроде нашей Калки или сербского Косова поля. Я говорю о битве, начиная с которой народ начинает жить какой-то сугубо человеческой жизнью, покидает мир Богов и Волшебных Народов. О, Их помнят, Их иногда видят, но такие встречи уже воспринимаются как нечто из ряда вон выходящее. Для Тесея или, скажем, Геракла, встреча с Аполлоном или Артемидой почти обыденность, для Перикла или Аристомена — уже чудо. Эти битвы знаменуют конец века Героев— полубогов, Медного века древнегреческих аэдов, Трета-Юги арийских мудрецов-брахманов. Для культуры Индии, Великой Бхараты, то была битва на поле Куру, где погибли величайшие герои и мудрецы, и наступил Черный Век — Кали Юга. Для эллинов это Троянская война, в которой пали Герои, в чьих жилах, пополам с кровью смертных, тек божественный ихор Олимпийцев, ознаменовавшая начало Железного века. Для кельтов — битва при Камланне, где полегли почти все рыцари Круглого Стола во главе с самим королем Артуром. Кончается Эпос, начинается история. Мы, историки, всегда приходим слишком поздно, когда все достойное изучения уже свершилось и сгинуло во тьме бесписьменных или, во всяком случае, безлетописных столетий. Когда Боги, оставляя землю, уже свели на очередном поле Куру Своих лучших потомков, нужных Им для неведомых смертным дел в иных мирах.Нам, потомкам русов, несколько повезло. Эта битва, пусть и не отразившаяся в нашем эпосе, сохранилась в подробнейших описаниях иноземцев, врагов. Британские историки дорого бы дали за летописи Мордреда времен битвы при Камланне. У нас есть нечто подобное — сочинения Диакона и Скилицы, запечатлевшие Курукшетру, Трою, Камланн языческой Руси.
Описание это, особенно у Диакона, действительно очень подробно. Возвращаясь к затронутой нами в первой части книги теме, надо отметить, что одних данных Диакона достаточно было бы, чтобы раз и навсегда предать, наконец, земле Магометов гроб норманнизма. Однако тот же А. Л. Никитин, чьими предположениями мы пользовались, говоря об апостоле Андрее, Асмунде и Бояне, вдруг заявляет, что воины Святослава, описанные Львом Диаконом, более всего походят на норманнов, а исследователь боевых искусств А. Панченко называет их… шведами. В полную слепоту погружает ученых тень Магометова гроба! Я буду останавливаться на том или ином событии Доростольской эпопеи, служащим лишним подтверждением славянского происхождения Святослава и его воинов.
В первый же дань осады русы вышли в поле, построились в "фалангу" или "стену". Сам этот строй, так часто и подробно описываемый Диаконом, сохранился в русских деревнях до начала ХХ века именно под именем стены, стенки! Ухватки русского кулачного боя были выработаны именно в таком строю. Отсутствие блоков и уверток, сосредоточение на удерживании строя, работа по корпусу и голове сильными прямыми ударами, почти полное отсутствие работы ног (ограниченной подсечками и затаптыванием) — вот наследство, оставленное "стеной" стенке. Все это — память о ровном ряде воинов в тяжелом кольчужном доспехе, защищенных прикрывающими ноги огромными щитами. Зачем блоки, если тело защищено кольчугой и огромным щитом? А для уверток просто нет места в плотно сомкнутом строю кольчужников. Естественно, в таком бою мало возможности развить навыки поединщика, и, возможно, византийцы не так уж врали, описывая проигранные русами одиночные схватки. Подобная ситуация сохранялась спустя века: никто иной, как А. В. Суворов говаривал, что один турок одного русского побьет, десять русских десятерым туркам не уступят, а тысяча русских тысячу турок всегда погонят. Между прочим, воины непобедимых легионов настоящего, первого Рима в поединках тоже не были сильны, и им приходилось брать уроки у гладиаторов. Вообще, многие черты варягорусского воинского искусства очень напоминают древнеримское. Наследие ругов — федератов-верингов Великого Рима?
Так что, как поединщики, русские дружинники, и, особенно, ополченцы действительно могли уступать наемникам Восточного Рима. Зато в строю… вспомните прорыв Свенельда с Калокиром из горящего царского дворца Преславы. Вспомнить как раз ко времени — в первом бою трехмесячного Доростольского сидения и был не то убит, не то тяжело ранен Сфангел-Сфенкел… Свенельд? Право, не знаю, что лучше… если то были разные люди, то Сфенкел-Сфангел погиб, как подобало воину-русу. Но если — один, если бы он выжил, то, увы, лучше бы он все же погиб. Ибо на его имя, как мы увидим, упадет черная тень подозрения в предательстве государя и соратников. Но всему свое время.
А пока — обещанное примечание. Как раз скандинавский боевой строй — клин или ромб — предполагал изрядную открытость воинов, идущих первыми. Скандинавские щиты, как о том говорят абсолютно все источники, от изображений на рунных камнях до языка скальдов, называющего оковку щита "кольцом", это небольшие легкие щиты для боя вне строя. И сами норманны очень плохо, судя по сагам, умели держать строй, но зато были отличными поединщиками. Например, заглавный герой саги о Греттире в прыжке так ударил по нижнему краю щита сидящего в седле противника, что щит разбил тому челюсть и разорвал рот. Картина, прямо противоположная созданному Диаконом образу русов! О кольчугах викингов не сохранилось восторженных отзывов, зато сохранился рассказ о знатном вожде, ярле Торире Собаке, что носил вместо доспеха оленьи шкуры. Дело было на исходе Х века. А в следующем столетии Харальд Гардрада, тот самый, что учинил в Константинополе резню верингов, во время набега на Англию умудрился оставить кольчугу в ладье. Его дружина, в обороне еще державшая строй, в разгар боя не выдержала и кинулась врассыпную преследовать отступающих англов. И именно в этот момент на поле боя возникли конные рыцари-кольчужники английского короля. Этот бой стал для истребителя верингов последним, как, впрочем, и для его дружины. А вот у славян еще Маврикий Стратег упоминает "прочные, но труднопереносимые" щиты, немыслимые вне строя и сильно сковывающие маневренность владельца. Тот же Панченко подчеркивал принципиальное различие в тактике скандогерманцев, рассыпающей любой бой на поединки, и строевой тактике славян. И как он мог не узнать в описании Диакона ярчайшее проявление этой самой строевой тактики, им же отлично описанной русской "стенки" — ума не приложу! Страшная вещь этот Магометов гроб.
После гибели — или ранения — вождя русы отступили в крепость. Скилица, конечно, пишет, что их поголовно истребили удалые ромеи, но я ему не очень верю. Диакон как-то точнее и честнее своего собрата по перу. А он свидетельствует, что русы не были отрезаны от ворот и истреблены, а благополучно укрылись в Доростоле. Иоанн Цимисхий после каждого боя выплачивал солдатам жалование и устраивал пиры, накачивая наемников вином "для храбрости".
Святослав же укрепил город вырытым ночью глубоким рвом под его стенами. А через несколько дней лично возглавил "операцию по снабжению". Безлунной дождливой ночью русы во главе со Святославом (Скилица утверждает, что их было две тысячи, в чем я, скажем так, сомневаюсь), и под носом у византийского флота отбыл. Русы "где кто мог" (и наверняка не без помощи сочувствующего местного населения) собрали мешки зернового хлеба, пшена и прочего припаса, и отплыли в крепость. На обратном пути они высадились на берег и атаковали один из обозов армии Второго Рима, разогнав обозников по кустам и присоединив обозное добро к своей добыче. Эту ночь трудно было назвать приятной и для императора, и для остальных ромеев. Утро было еще менее приятным, особенно для друнгария Льва. Взбешенный Цимисхий наорал на адмирала, пригрозив вздернуть его на мачте одного из кораблей его флотилии, если подобная ночная прогулка еще раз повторится.