Святослав, князь-ратоборец
Шрифт:
Едва корабли враждебных флотов сблизились, как с палуб ромейских судов стали извергаться потоки «греческого огня». Погода стояла идеальная, поверхность моря была ровной и спокойной, а потому успех сопутствовал кораблям базилевса. Яркими кострами занялись в темноте ладьи русов, и эта ночь стала самой кошмарной в жизни князя Игоря. Он видел, как его гридни и варяги бросались с охваченных пламенем судов в море и тут же шли на дно под тяжестью доспехов, а те, кто всё же выплыл, продолжали гореть в воде, по которой растекался огонь. Как кормчие правили прямо на ромейские корабли, надеясь захватить их с бою, но византийцы не давали им даже приблизиться – медные трубы извергали всё новые и новые струи огня, а ладьи одна за другой исчезали в пламени. Ночь превратилась в день, само море вокруг горело, и суеверный страх стал охватывать русов и варягов, которые в жизни не видели чего-либо подобного. Вскоре паника охватила всех – от князя до простого ратника, каждый думал теперь только о себе, о том, как бы скорее выбраться из этого огненного ада. Но спасения не было никому. Хеландия патрикия Феофана врезалась в самую гущу вражеского флота, поливая с кормы и носа огнём вражеские ладьи, которые пытались её окружить. На палубе
Действие «греческого огня» при осаждении Константинополя Игорем. Худ. Ф. Бруни.
Что же касается тех русов, которые отступили на мелководье, то их судьба сложилась трагически: когда взошло солнце, они увидели, что со стороны моря их поджидает огненосный флот, а на суше – армия базилевса. Большая часть их погибла в схватках с византийцами, остальные же попали в плен, и их казнили в Константинополе вместе с теми из русов, которые были захвачены во время ночного боя на море. Эту казнь и наблюдал отчим Лиутпранда Кремонского, «человек, преисполненный достоинства и мудрости», который в это время находился в столице Империи в качестве посла итальянского короля Гуго.
Подведём итоги – поход, на который Игорь возлагал столько надежд, закончился полным провалом, и вина за неудачу в большей мере лежала именно на князе. Если бы он вовремя остановился, погрузил рать на суда и отплыл домой, пока базилевс «проводил в размышлениях немало бессонных ночей», то исход предприятия был бы иным и Игорь мог бы почивать на лаврах, осенённый заслуженной славой. А так – флот сожжён, войско практически полностью уничтожено, средства, вложенные в этот поход, пошли прахом. Лев Диакон конкретно обозначил размеры постигшей русов катастрофы, а также прямо указал маршрут бегства князя, который «к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды». Об этом же свидетельствуют и другие византийские источники, например, в «Житии Василия Нового» сказано, что русы «… едва спаслись в свою землю, чтобы рассказать о том, что с ними случилось». Причём в свете этих двух известий можно сделать вывод о том, что Боспор Киммерийский принадлежал Игорю, и не случайно именно туда убежал князь после разгрома. О практически полном уничтожении рати русов свидетельствует и Супрасльская летопись, в которой есть указание на то, что после этого похода Игорь в Киев «отбежа в мале дружине», что было вполне естественно после ожесточённого сражения на суше с армией Империи и катастрофы на море. Но это ещё не повод безоговорочно записывать князя в неудачники. Игорь не был идеальным правителем и человеком, как и все люди, он совершал ошибки и пытался в меру сил их исправить. А потому это поражение нисколько не умаляет его заслуг перед потомками. Не ошибается тот, кто ничего не делает, а жизнь у Игоря, жившего на переломе эпох, была очень насыщенной. Что как раз и подтвердилось, когда он вернулся на Русь из злополучного похода.
Прибыв на берега Днепра, князь развил бурную деятельность: создаётся впечатление, что, пока он добирался до дома, все его мысли были только об одном – отомстить! Вероятно, что во время долгого пути Игорь всё тщательно обдумал, взвесил свои возможности, поразмышлял над допущенными ошибками, сделал соответствующие выводы – и сразу по приезде начал готовить новый поход на Византию. Ромеи сожгли флот – немедленно строить новый! Дружина понесла тяжёлые потери – вперёд, к варягам и викингам, вербовать новых бойцов, денег не жалеть! Нечего противопоставить коннице базилевса – наймём печенегов! Греки захотят перехватить нас на море – а мы и по суше пойдём, да ещё и по Болгарии ударим! Игорь целиком ушёл в подготовку к этому походу, передоверив дела по внутреннему управлению страны своей жене. С одной стороны, ему хотелось как можно скорее встретиться вновь со своим врагом на поле боя, с другой – он понимал, что любая оплошность и недогляд, допущенные в спешке, могут привести к очень тяжёлым последствиям. Он уже не имел права на ошибку, князь просто обязан был смыть с себя позор поражения и поставить Империю на место. И если поход в 941 году был его личным делом, то в 943-м он превратил его в общегосударственное мероприятие, подняв на войну с Империей все подвластные и зависимые земли – «русь, и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев».
По сообщениям Повести временных лет второй поход Игоря начался в 944 году, хотя Н. М. Карамзин, Б. А. Рыбаков и ряд других историков указывали на 943-й, опираясь на обрывочные сведения Новгородской I летописи. Я тоже склоняюсь к этому мнению, а потому при описании дальнейших событий буду исходить из того, что Игорь выступил в поход на Византию в начале мая 943 года. Но самое интересное, что некоторые исследователи, начиная от Н. И. Костомарова и заканчивая А. Королёвым, утверждают, что этого похода просто не было, на основании того, что в византийских источниках он не упоминается. «Если греки недавно разбили русских, то не могли до такой степени перепугаться их нового нашествия, особенно когда были предупреждены заранее и, следовательно, могли предпринять все средства и способы к отражению наступавшего неприятеля. Согласиться на унизительные условия, не бившись с врагами, которые недавно потерпели поражение, было бы уж чересчур нелепо, и Византия не была еще в то время бессильною» (Н. И. Костомаров). Для начала замечу, что если в иностранных источниках ничего не говорится о событиях из русской истории, то это ещё не повод полностью их отвергать – вон некоторые умники договорились до того, что и Невской битвы в 1240 году не было: дескать, у буржуев про неё ничего не написано.
Опять же всегда необходимо помнить о том, что Империя часто вела войну на два фронта – в Европе и Азии, а потому переброска войск с одного театра боевых действий на другой представляла определённые затруднения. То, что базилевс получил предупреждение из Херсонеса о движении флотилии Игоря, удивления не вызывает, после событий 941 года он просто обязан был усилить разведку в этом регионе. Что же касается того, что болгары предупредили ромеев о нашествии русов, то они и в 941 году тоже предупреждали, только толку от этого не было никакого. Зато теперь «братушки» донесли о том, кто же идёт на этот раз под стягом Игоря, и дали императору Роману ту информацию, которой не располагала администрация в Херсонесе. Весть о том, что вместе с русами идут печенеги, обеспокоила правящие круги Византии. Знаменитая византийская дипломатия дала сбой, а князь Игорь начисто переиграл базилевса и его окружение, поскольку принцип «Разделяй и властвуй» в этот раз не сработал. Ермолинская летопись донесла до нас те слова, с которыми имперские стратеги обратились к базилевсу: «Русь идёт на тя и Печенег наняли суть».
Вот потому и запаниковали в Царьграде, вот потому и решили попытаться решить дело миром, поскольку поняли, с какой силой им придётся столкнуться: «Они же, слышавши безьконечну его силу, послаша ко Игору: “Не ходи на них, a возми дань, яко жь Олег”» (Супрасльская летопись). К этому времени армия и флот Игоря подошли к Дунаю, и князь начал готовить переправу своих сухопутных сил на другой берег реки. Вот тут-то и нагрянуло византийское посольство.
Цель послов была вполне конкретной – не допустить вторжения громадного вражеского войска на земли Империи, предложить откуп и заключить мир на взаимовыгодных условиях. Что творят русы на захваченных территориях, ромеи знали не понаслышке, Вифиния и Пафлагония до сих пор пребывали в запустении, ну а уж если с Игорем явились с печенеги… В случае продолжения войны перспектива перед базилевсом вырисовывалась не очень радужная, потому что даже в случае победы византийского оружия тот урон, которые его землям могли нанести русы вместе с кочевниками, мог оказаться невосполнимым. С другой стороны, для бояр и воевод Игоря сладким звоном прозвучали слова императора, которые тот передал через послов: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани» (Повесть временных лет). Очевидно, что многие из них помнили поход 941 года, страшные атаки византийских катафрактов под палящим солнцем Анатолии и всепожирающий «греческий огонь». Слишком свежи были в памяти эти воспоминания…
Вот если бы базилевс посольство не прислал, то и ситуация тогда складывалась другая, русам снова приходилось биться и с кованой ратью ромеев, и вести ладьи на огненосные дромоны. Но сейчас появлялся шанс получить всё без боя и заключить почётный мир. Княжеская дружина явно не горела желанием идти в бой с непредсказуемым исходом, и недаром летописец отметил, что мирная инициатива исходила от них, а не от князя. «Сказала же дружина Игорева: “Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, – не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть”» (Повесть временных лет). Что же касается Игоря, то, наверное, он всё же хотел встретиться с ромеями на поле битвы и кровью греков смыть позор прошлой неудачи, но, столкнувшись с противодействием большинства, уступил. «И створи с нимь мир и по миру Олгову» (Супрасльская летопись) – так напишет летописец, подводя итог не только походу 943 года, но всем русско-византийским войнам, пришедшимся на период правления князя Игоря. Этот мир окажется достаточно прочным и будет нарушен только в 970 году, когда грянет решающая схватка между молодой Русью и древней Византией. В эти дни Империя содрогнётся от грозной поступи дружин Святослава, который приведёт в её земли свои победоносные войска.
Ну а крайними в этой ситуации оказались болгары, и пословица «Не рой другому яму, сам в неё попадёшь» оказалась явно про них – князь Игорь спустил на «братушек» всю свою печенежскую свору. Печенеги – это народ-воин, война и грабёж были смыслом их жизни. И хоть были задарены они ромеями сверх всякой меры, но от предложения, которое сделал им князь, отказаться не смогли – это было выше их сил. Здесь интересы Игоря и его степных союзников совпали полностью, поскольку князь карал болгар за их пакости по отношению к Руси, а печенеги получали пленных, добычу и небольшую войну. Грандиозный поход Игоря закончился на полпути к вражеской столице, но итоги его удовлетворили всех участников – мир заключён, откуп получен, дружеские отношения между двумя странами восстановлены. Оставалось закрепить всё это официально, а потому предстоял длительный обмен посольствами между Киевом и Константинополем. Но по большому счёту, это уже значения не имело – война закончилась, а «Игорь же начал княжить в Киеве, мир имея ко всем странам» (Повесть временных лет).
Смерть князя Игоря
Древляне с князем своим Малом: «аще ся волк в овця ввадит, то выносит все стадо, аще не убиют его; тако и сеи, аще его не убием, то все ны погубит».
События 945 года, которые привели к гибели Игоря, на мой взгляд, достаточно подробно освещены в источниках, а потому нет никакого смысла искать в них какую-либо загадочную подоплёку или действия неких тайных сил. Всё довольно легко объяснимо и понятно, а сам ход событий в целом сомнений не вызывает. Итак.