Святослав (Железная заря)

В Белую Вежу не удалось ворваться на плечах отступавших, но брать приступом пока не стали — печенеги обещали найти среди наймитов, защищавших крепость, своих соплеменников. Пока же Саркел деловито обносили частоколом, насыпали при-мёт, готовились к долгой осаде.

В первые же дни появились переветники, сообщившие, что много кто в крепости не хочет больше служить разгромленной стране, но было много и тех, кто предпочитал сражаться. Приступ начался через седмицу после поражения шада. Русские рати ворвались в заранее открытые ворота и быстро подавили вялое сопротивление. Шарили по клетям, кладовым и погребам, доставая на белый свет главное сокровище Саркела — оружие. Пленных и местных жителей, захваченных в окрестностях, отпускали с одним условием: до основания разрушить крепостные стены.

Поход был закончен. Рати, поделив добычу, расходились кто куда: кто хотел «походить ещё», кто домой, а Святослав с ближней дружиной уходил в Тмутаракань.

Часть вторая

Глава 1

Снежок шёл весёлый, пушистый и мягкий. Душа радовалась, было в снеге такое, что напоминало о близости дома, радостях встреч с родными. Не будет смертельных схваток с врагами, теперь точно доедем живыми! Лишь воеводы озабоченно переговаривались и подгоняли обозы — запорошит, не проехать будет, дойти бы успеть до русских земель, а там телеги выменять на сани. Впрочем, степь уже понемногу уступала лесу, тёмные клинья деревьев разрезали белые от свежевыпавшего снега пространства.

Доброгина сотня, потеряв полдня, смастерила полозья, поставила на них возы и резво нагнала своих. Попадались первые славянские мужики из уличан, шарахавшиеся от воинства, и было от чего: в цветных восточных платьях, с чёрными от солнца рожами. Ратные задорно орали и улюлюкали во след какому-нибудь случайному смерду, ведущему на поводу рабочую лошадку, запряженную в волокушу, и спешившего на всякий случай унести ноги. Воеводы уже не строжили, сами чувствовали близость дома.

Вот достигли первой слободы, разошлись по избам, набиваясь по десять-пятнадцать человек. Десяток Звенца, занявшего место ушедшего Блуда, не попал на постой, как и многие, и заночевал в поле, зато на следующий день набрёл на затерянное в оврагах сельцо. Здесь было просторнее и натоплена баня. Кмети долго мылись, стирая с себя пыль похода и выпаривая вшей. Вечером пили с хозяином, рассказывали о битвах, поминали товарищей. Хозяин, немолодой мужик, жадно и с уважением слушал повидавшую многого за последний год молодёжь.

— А откуда сами-то будете? — вопрошал уличанин.

— С киевских земель все почти.

— A-а, ну тута были ваши в соседнем селе, месяца полтора, может, назад. Один ещё с бабой такой чернявой был. Баба хоть и ростом не вышла, но красна, красна! Наши-то парни всё пощупать её норовили, что за диво, мы близко таких смуглянок не видывали, а кметь за меч давай хвататься, чуть до драки не дошло. Вот.

— Блуд наш был, не иначе!

— Он самый и баба его с ним, не надоела ещё, хе-хе.

Глубокой ночью повалились в сон, в тепле, в тесноте и в уюте. Уснул спокойно даже ратник Радько, отловивший-таки у Белой Вежи верблюда и настырно тащивший его за собой. Радько намучился дорогой со своим чудовищем, кроме постоянных насмешек от друзей он получал ещё и верблюжьи плевки, а кто-то ещё то ли смеха ради, то ли по иной причине, ко всем мучениям шепнул на ухо Радьке, что на его зверя глаз положили и хотят свести, и Радько теперь спал вполглаза.

Утром выезжали пободревшие и повеселевшие. Рать по своим землям теперь шла вообще вразброд, кто как придётся, и ни Звенец, ни его ратные не знали, где идёт теперь Доброга и где вообще воеводский обоз с Pатшей Волком. По дороге постоянно кого-то нагоняли, обгоняли, обгоняли и их.

Не получилось въехать торжественно в Киев, как мечталось, до них уже пришёл Свенельд с войском, подтягивались и ратные с Белой Вежи. В город попали, прибившись к чужой сотне того же Всеславова полка. Но их запомнили, потому как Радько, взгромоздившись на своего верблюда в расстёгнутом старом драном кожухе и пёстром халате под ним, поехал на торг продавать его. Верблюд заметно отощал и отчаянно мёрз, и что-то подсказывало Радьке, что зверь долго не протянет и от него нужно срочно избавляться. От диковинного чудища шарахались лошади, визжали бабы, матерились мужики, а дети пулялись в него снежками.

Звенец отдал сотнику грамотку с числом прибывших с ним ратников и поехал со своими в сторону Предградья. Там делили трое доверху нагруженных санных возов, перекладывая по несколько раз поклажу. Как раз подоспел Радько, успешно продавший верблюда. Двое кметей были из самого Киева и просили остальных в гости. Здесь десяток разделился. Воины прощались, обнимались, чаяли увидеться ещё. Колот едва не уехал сразу, начав увязывать добычу в перемётную суму. Друзья-соратники и слышать не хотели о его отъезде, а киевлянин Квакша настойчиво уговаривал его заглянуть к нему в избу на мал час.

К Квакше во двор ввалились всею гурьбою, остоялись, наблюдая, как родичи привечают вернувшегося воина. Мать висла на шее, пустив слезу. Квакша, насупившись, неловко было перед соратниками, легонько отстранил её.

— Вот, мамо, друзья мои, накормить бы...— сказал нарочно грубовато, чтобы подавить подкативший к горлу ком. Мать Квакши всплеснула руками:

— Простите, гости дорогие, проходите!

Пристроили коней, насыпали им овса и по одному полезли в жило. За полчаса нашло ещё гостей так, что изба чуть не треснула — все хотели послушать рассказов. Колот, наевшись густой каши с пирогами и напившись мёду, разомлел и всё откладывал час отъезда. Истома наполняла тело да и хорошо как-то здесь было, со своими друзьями-балагурами, что уже подначивали друг дружку на пение песен. Наконец решился и попытался вылезти из-за стола, его одёрнули:

— Стой! Куда?

— Домой в Осинки.

— Где это?

— Да вёрст двадцать, — ответил за Колота один из гостей.

— Так не успеешь до темноты, на Днепре лёд ещё тонок, дороги замело, а зимник ещё не наезжен, волки опять же, — уговаривал отец Квакши. — Ночуй, завтра поедешь.

— Не, сегодня, — упрямо мотнул головой Колот, — мне до Вышгорода хотя бы добраться.

— Брось, друг, посиди с нами, — сказал раскрасневшийся от хмеля Радько, — завтра из утра на торг сходим. Не то глянь на себя: будто из полона выкуплен.

Ехать и впрямь не хотелось. Вроде и домой охота, тем более рукой подать, а не пускало его, то ли внезапно наступившая после месяцев напряжения сил ослаба, то ли то, что приедет оборвышем всей веси на смех.

Приходили и уходили соседи, ели, пили, плясали. Ближе к полуночи падали с ног, расползаясь по лавкам, валясь на пол. Колот не смог уснуть сразу, лезли многоразличные мысли, не давая успокоиться хмельной голове, поворочался, ругаясь откинул рядно, встал и пихнул дверь на крыльцо. Свежий прохладный воздух маленько отрезвил. Чёрное небо угрюмо висело над головой, но это было своё родное небо. И этот холодный снег, и успокаивающий редкий ночной собачий брех, раздававшийся по дворам — всё до боли родное. В сотый раз представлял, как въедет к себе в весь, как встретят его родные, бросится на шею Услада. Это будет завтра, осталось только ночь пережить. Но что значит «пережить»? Не будет врага, крадущегося к стану, не будет старшого, поднимающего на дозор, осталось только лечь, уснуть — и от дороги до дому останется одно мгновение. От этих мыслей стало легко и радостно. Колот зажмурился, глубоко вздохнул, развернулся и решительно зашёл в избу, окунувшись в храпящее, чмокающие и воняющее потными телами царство.

Глава 2

Наскоро перекусив, втроём утром отправились на торг. С шутками и смехом рассматривали товары, торговались. На серебряный достакан Колот выменял новый кожух с лисьим воротом, бобровую шапку, холщовые штаны и сапоги из мягкой кожи. Там же, зайдя за какой-то тын, переоделся, сбросив тут же своё рваньё, подбоченился и картинно топнул перед друзьями высоким каблуком:

— Ну как?

— Прям жених!

— Не встыд теперь показаться!

Пройдя по торгу, купили ендову [57] с пивом и тут же опохмелились. Здесь же пока и расстались, чтобы встретиться в доме у Квакши, Колоту нужно было нанять возчика до Осинок, у остальных тоже в городе были ещё дела.

57

Ендова — большая медная открытая посуда для вина и хлеба.