Святославичи

Коснячко выступил вперед.

–  В Чернигове Зерновит обретается, княже, - сказал он.
– От ран тяжких все никак отойти не может. В сече под Сновском поганые сильно его поранили.

–  То ему воздаяние за дерзость его!
– проговорил Изяслав.
– Я слышал, и ты, воевода, в той битве участвовал?

–  Было дело, - ответил Коснячко, - отпираться не стану.

–  Неужто и вправду больше трех тыщ степняков тогда посекли да полторы тыщи в полон взяли, как Святослав хвалится?

–  Истинно так, княже.

–  Чего же тогда у Святослава не остался, коль он такой удалец?

–  Дед мой и отец родились и жили в Киеве, - молвил Коснячко, - здесь могилы всех моих родственников. Не могу я от всего этого отречься, княже. А в Чернигове я не Святославу служил, а земле Русской, боронил ее от поганых.

–  Не серчай, князь. С повинной мы к тебе пришли.

–  Хоть и хорош град Чернигов, а Киев лучше!

–  Забудь обиды, Ярославич, - вразнобой заговорили бояре.

–  Ну так и быть, прощаю я вас, неразумных, - не скрывая гордого самодовольства, промолвил Изяслав, - ибо дружбу помню, а зло забываю. Отец еще завещал мне повинившихся прощать.

Смирился люд киевский, но затаил злобу против Изяслава, который хоть и клялся братьям, что не прольется кровь в отместку, сам же руками Мстислава преступил клятву свою.

А тут еще поляки Болеслава, размещенные Изяславом в Киеве, дали волю алчности и распутству, этим еще сильнее разозлив киевлян.

Митрополит Георгий, хоть и благословил возвратившегося Изяслава, однако на польских воинов поглядывал косо. В церквах киевских с ведома митрополита поминали на литургии Изяслава и сыновей его, но обходили молчанием князя Болеслава, будто того и не было в Киеве, будто он не приходился родственником великому князю.

Не понравилось это Болеславу. Исподволь он стал настраивать своих рыцарей против киевлян. С неизменным почтением поляки относились лишь к Изяславу и его сыновьям, рожденным Гертрудой, теткой Болеслава, благодаря стараниям которой король польский отменил свой поход на поморян и согласился помогать Изяславу. Гертруда сглаживала все недоразумения, возникавшие между ее недальновидным супругом и суровым племянником, но последовать за ними в Киев она не смогла из-за близящихся родов. Тайные свидания с Людеком привели Гертруду к беременности в сорок два года. Изяслав был рад и не рад этому. С одной стороны, он был доволен тем, что Гертруда осталась в Кракове и больше не докучала ему своими наставлениями. С другой - иметь четвертого сына Изяславу совсем не хотелось из-за неразберихи с княжескими столами, которая год от года делалась все острее. Вдобавок подрастали пятеро сирот-племянников…

Отсутствие Гертруды в конце концов довело Изяслава и Болеслава до открытого столкновения. Один, не имея сдерживающего начала, дал волю своему гневу. Другой, опьянев от ощущения обретенного господства, желал избавиться от былого союзника.

Началось все с исчезновением двух оруженосцев Болеслава. Их мертвые тела были найдены спустя день во рву за го-родскоц-стеной. Оба воина были задушены веревкой.

Болеслав подступил к Изяславу с требованием разыскать убийц.

Князь велел объявить розыск. Однако за первым злодейством последовало второе - польскому рыцарю проломили голову дубиной. А за ним третье - сразу четверо поляков были заколоты спящими в своих постелях. Убийство Койаты, военачальника королевских телохранителей, переполнило чашу терпения Болеслава.

Расталкивая стражу, ворвался Болеслав в покои Изяслава.

–  Видзен неласкен ты до меня, княже киевский! Воев моих ночами бьют, а тебе и дела нету! Меды попиваешь без кручины и забот.
– Болеслав окинул быстрым взором длинный стол, за которым трапезничал Изяслав с сыновьями.
– Иль с твоего ведома убивают людей моих?

Изяслав отложил недоеденный кусок пирога.

–  Сядь, брат Болеслав. В ногах правды нет.

По знаку великого князя двое слуг поставили стул польскому королю.

Болеслав сел, нахмурив брови. Стул жалобно скрипнул под его большим грузным телом.

–  Ищут гридни мои злодеев по всему Киеву, - молвил Изяслав.

–  Плохо ищут!
– отрезал Болеслав.

–  Спешка нужна при ловле блох, - невозмутимо проговорил Изяслав и глазами указал, чтобы гостю поднесли чашу с хмельным медом.

Молодой холоп в белых холстяных портах и рубахе навыпуск поднес Болеславу серебряный кубок на подносе.

–  Отведай, брат Болеслав, - с улыбкой сказал Изяслав, - такой мед только на Руси готовят.

–  Не меды я пришел к тебе пить, княже киевский, а за воев моих, подло загубленных, переведаться, - ответил Болеслав и резким движением руки смахнул тяжелый кубок с подноса на пол.
– Ибо из-за этого естем смутен. Разумеешь?

–  Разумею, брат Болеслав, - сдерживая негодование, произнес Изяслав и глянул на сынов, которые изумленно взирали на польского короля: - Ну, потрапезничали и ступайте отседова! Живо!

Первым из-за стола поднялся Мстислав, за ним Ярополк с Святополком. Выходя из трапезной, Святополк поскользнулся на разлитом по полу меде и неуклюже взмахнул руками.

«Потема!» - подумал Изяслав и мысленно выругался.

Когда дверь за княжичами закрылась, Болеслав заговорил с Изяславом с той бесцеремонной резкостью, с какой привык разговаривать со своими провинившимися магнатами, мешая польские слова с русскими:

–  Памятуешь ли ты, княже, сколь злата-серебра обещал отсыпать мне, прибежав в Краков? На кресте клялся. Под Белгородом иное мувить начал, а в Киеве и вовсе про злато молчок. Не ладно так есть, брат. Не по-христиански это!

Изяслав, уязвленный тоном собеседника, в ответ принялся дерзить:

–  Ты беде моей обрадовался, брат Болеслав. Это я сразу уразумел по глазам твоим. Захотел на чужом горбу в рай въехать! А епископ твой напрасно крест под нос мне совал, я веры православной и клятва моя лишь на православном кресте действенна.

–  То-то Всеслав в твоей темнице оказался, после того как ты православный крест облобызал, - усмехнулся Болеслав.
– Что, слаще на православном кресте позолота?

Изяслав побагровел от злости: не знал он, что слух об его клятвопреступлении до Польши докатится.

«Не иначе Гертруда разболтала?
– подумал он.
– Болтливая сорока!»

–  В том не моя вина, а Святослава, - попытался вывернуться Изяслав, - это он настоял на том, чтобы пленить Всеслава. И крест он целовал наравне со мной. Но ты, брат Болеслав, кажется, пришел сюда о воинах своих убиенных толковать. Скорблю и я о них и убийц все одно сыщу!

–  Ото бардзно пенкне!
– кивая головой, вымолвил Болеслав.
– Рад услышанному! Не есть худо, княже, коль вместо виноватого поплатится головой один-другой невинный для пущей острастки.