Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие

Сагарда Николай Иванович

Шрифт:

Св. Григорий вывел Александра из собрания, тщательно расспросил его обо всем, касающемся его, поручил его прибывшим с ним, приказав исполнить, что было нужно, а сам возвратился в собрание для поучения народа, предложив беседу о священстве. Своей беседой он удерживал собрание до тех пор, пока служащие ему, исполнив его повеление, возвратились с Александром, уже омытым от сажи в бане и одетым в собственные одежды св. Григория, — это им приказано было сделать. Когда все обратили взоры на Александра, то дивились такому явлению. Сказавши укорительное наставление собравшимся, св. Григорий посвятил Александра, законным образом низведши на него благодать священства. Когда все просили новопоставленного святителя сказать какое-либо слово к церкви, то Александр тотчас же доказал справедливость суждения о нем св. Григория: его слово исполнено было ума, хотя и мало украшалось цветами красноречия. По этому поводу один юноша из Аттики посмеялся над недостатками его речи, что она не украшена аттическим искусством, но был вразумлен божественным видением голубей, сияющих неописанною красотою, причем ему было разъяснено, что это те самые голуби Александра, над которыми он посмеялся [164] . Так излагает дело Григорий Нисский.

164

Migne, PGr., t. 46, col. 933.; русск. перев., ч. 8, стр. 169–116.

В сирийском

житии это же событие передается так. В стране был небольшой город, подчиненный в церковном отношении епископу Неокесарии. В нем умер епископ. Клирики пошли в Неокесарию, чтобы там получить для себя пастыря. Они вручили св. Григорию список лиц, из числа которых можно было избрать епископа. В нем между прочим оказалось имя мужа, имевшего многие недостатки, но который внесен был в список ради богатства. Между клириками был один ревнитель; услышав это имя в списке, он сказал, что никого не следует избирать в епископа, кроме кузнеца Александра. Св. Григорий, услышавши это, понял., что история с кузнецом Александром возникла не случайно. Он отпустил клириков, а сам обратился с молитвою к Богу, прося избрать мужа, благоугодного Ему. Голос с неба сказал ему, что он не должен никого ставить во епископа. кроме кузнеца Александра. На вопрос св. Григория, кто покажет ему этого мужа, божественный голос сказал ему, что он может получить сведения об Александре от того мужа, у которого он работает. Св. Григорий послал за этим мужем, и последний сказал, что Александр притворяется человеком, ни к чему непригодным, а на самом деле работает хорошо; из своего заработка — более 150 грошей — он берет только 50 на пропитание, а остальное раздает бедным; он мяса не ест и вина не пьет, и никто еще не видел, чтобы он мылся в бане. Но от времени до времени у него в словах сказывается такая мудрость, какой не говорили и философы мира. Св. Григорий просил этого мужа под каким-либо предлогом привести к нему Александра, что и было исполнено. Александр, явившись к Григорию, начал притворяться несмысленным и говорить странные слова.

Однако св. Григорию он сразу же показался сияющей звездой. Он с заклинанием просил Александра не притворяться и показать себя в настоящем виде, сказать, откуда он. Александр, убоявшись заклинания, рассказал ему, что он сын Максимиана из Рима [165] , что по смерти отца он продал все доставшееся ему по наследству и раздал бедным, а рабов отпустил на свободу, решив, что для души, любящей Бога, предпочтительнее в этом мире находиться в бедности. Св. Григорий, выслушав признание Александра, воздал хвалу Богу, даровавшему такое сокровище в глиняном сосуде, и тотчас посвятил его. По просьбе народа св. Григорий предложил ему взойти на кафедру и наставить народ своими божественными изречениями. Своею речью Александр привел всех в удивление. После этого Александр удалился к своей пастве, а св. Григорий в пространной молитве благодарил Бога, пославшего ему мужа Александра.

165

По мнению В. Рисселя (S. 236), у Григория Нисского опущено имя отца Александра потому, что знатный „Максимиан из Рима“легко мог напомнить такое же имя императора, как будто это имя считалось исключительно императорским хотя бы и в самом Риме.

Таким образом, сирийское житие говорит о смерти епископа Александра и о клириках, которые пришли к св. Григорию просить себе нового епископа. У Григория Нисского, более согласно с историей распространения христианства в Понте, указано, что св. Григорий основал церковь в г. Команах и поставил туда епископа, причем выборы производятся обществом верующих при содействии митрополита. Далее у Григория Нисского имя угольщика Александра названо одним из участников собрания в насмешку, но св. Григорий увидел в этом указание свыше. В сирийском житии имя кузнеца Александра называет один из ревностных клириков, и св. Григорий, после молитвы, получает повеление этого Александра посвятить во епископа и получить сведения о нем у хозяина его. Св. Григорий Нисский совершенно просто сообщает, что Александра обмыли, одели в одежды самого святителя, после чего он вызвал в собравшихся уже не насмешки, а удивление. Он произносит хорошую, но простую речь, чем вызывает насмешки юноши, вразумленного потом в видении. По сирийскому житию, Александр рассказывает о своем происхождении, об отречении от богатства, и после посвящения произносит речь, вызвавшую общее удивление. Из сопоставления обоих повествований вытекает, что Григорий Нисский просто и естественно изображает историческое событие, тогда как сирийское житие разукрасило его, дополнив молитвами и речами и усилив элемент сверхъестественного. По Григорию Нисскому, св. Григорий является опытным руководителем церковного собрания, умеющим соблюсти церковные интересы при явном обнаружении недостойной страстности у собравшихся. По всему этому нельзя сомневаться, что Григорий Нисский историческое событие в существенном изобразил верно, в то время как сирийское житие чудесно разукрасило его и представило во многом измененным. В отношении к вопросу об источниках обоих повествований, в виду значительных уклонений их друг от друга, не представляется возможным и здесь допустить письменную первооснову.

П. Кёчау (S. 236) видит несомненные признаки позднейшего расширения сирийцем первоначального повествования, данного у Григория Нисского, в следующих чертах истории: а) присоединение лица хозяина, у которого Александр был работником: божественный голос повелевает Григорию привлечь этого мужа, как свидетеля в пользу преимуществ Александра. Кузнец теперь свидетельствует, что его работник живет как совершенный аскет, мяса не ест, вина не пьет, не моется и свой скудный заработок разделяет с бедными. Потом кузнец хитростью приводит своего работника к Григорию, который посвящает его, не смотря на его противодействие. Личность кузнеца, как поручителя за достоинство Александра, очевидно, введена была в то время, которое только совершенных аскетов считало достойными епископской кафедры. Этим введением лучше, чем у Григория Нисского мотивировано быстрое решение Григория, который только упоминает, что Григорий достаточно осведомился о личности Александра; б) расширено сказание и заклинанием Григория, который принуждает этим Александра открыть о себе истину и сообщить о своем происхождении и своей прежней жизни, равно как и в) пространным разговором и длинной молитвой Григория к концу истории. Может быть, происхождения этих прибавок нужно искать в Команах.

Пo мнению В. Рисселя (S. 230), прямое указание на Александра одним ревнителем Божьего дела гораздо лучше подходит к характеру целого рассказа, чем искусственное изложение у Григория Нисского, по которому один из присутствующих, удивленный требованием св. Григория обратить внимание и на людей низшего происхождения, пророчески воскликнул, что–тогда можно взять угольщика Александра, в чем Григорий потом увидел божественное указание. Первоначальнее и с общим ходом повествования сообразнее, по мнению Рисселя, также известие сирийского жития, что от покрытого угольной пылью, при его вступлении в епископские покои исходило сияние, вопреки рассказу Григория Нисского, по которому Александр должен был сперва вымыться и только потом, когда он, одетый в пышные (?) одежды Григория, вновь появился в собрании, привлек к себе удивление всех. Точно также обоснование особенного образа жизни Александра в

сирийском житии гораздо проще и яснее, чем у Григория Нисского. Но не следует ли и в этом видеть стремление составителя сирийского жития усилить элемент необычайного и чудесного?

е) Обман иудеев и наказание их. Всем было известно, что св. Григорий преимущественно заботился о том, чтобы всегда подавать утешение нуждающимся. Два еврея, имея в виду прибыль, или вознамерившись посмеяться над св. Григорием, подстерегали его на возвратном пути. Один из них, притворившись мертвым, лежал на краю дороги, а другой как бы оплакивал умершего и просил мимо идущего Григория подать, сколько возможно, на прикрытие тела умершего. Св. Григорий тотчас же снял верхнюю одежду, возложил ее на умершего и отправился в дальнейший путь. Когда св. Григорий отошел на значительное расстояние, плакавший стал смеяться и заставлял лежавшего встать, но последний не слыхал голоса и не чувствовал толчков, а лежал в одинаковом положении: он оказался действительно мертвым [166] .

166

Migne, PGr., t. 46, col. 940 sq.; русск. перев.. ч. 8, стр. 176–179.

В сирийском житии эта история воспроизведена согласно с повествованием Григория Нисского, с тою только разницей, что введен разговор иудеев между собою и обращение плачущего иудея к св. Григорию; кроме того, по сирийскому житию св. Григорий отрезал половину плаща для покрытия тела умершего. Но у Григория Нисского повествование оканчивается сообщением, что притворявшийся иудей оказался мертвым, и в оправдание такой кажущейся жестокости он напоминает пример ап. Петра, наказавшего смертию Ананию. Сирийское житие продолжает рассказ таким образом: когда иудей увидел, что товарищ его действительно мертв, он догнал св. Григория, признался в обмане, объяснив, что это сделано по бедности, и умолял, по примеру Господа, оказывавшего милосердие к негодному еврейскому народу, явить свою благость и к ним, так как умерший имеет жену и детей, которые ожидают его. Св. Григорий возвратился, помолился над умершим, взял его за руку, и тот встал. Все бывшие при этом прославили Бога, а иудеи приняли крещение и сделались верными монахами [167] .

167

Русск. перев., § 4, стр. 4–5.

Это дополнение рассказа по сравнению с повествованием Григория Нисского показывает, с одной стороны, что сирийское житие представляет собою позднейшую версию его, отвечающую на естественное желание видеть конец этой истории более согласным с общим характером личности милостивого святителя и более назидательным, а с другой, ясно подтверждает высказанную уже мысль о том, что сходство зависит не от письменного первоисточника, так как едва ли можно предположить, чтобы Григорий Нисский опустил окончание рассказа, если бы оно было в первоисточнике. Заключение не могло быть опущено Григорием Нисским и ради уменьшения элемента чудесного, так как и умерщвление посредством плаща нельзя назвать естественным явлением. Наконец, непонятно, почему у Григория Нисского эта история помещена в конце, а в сирийском житии в начале, и как это согласить с предположением общего источника. Не следует ли скорее допустить, что этот рассказ в устном предании не был фиксирован и поэтому ставился в различной последовательности [168] .

168

Hilgenfeld Неіпr., в „Zeitschr. f. wiss. Theol“. 1898, S. 452–453, приводит несколько фактов, которые делают вероятным, что сообщенные о Григории Чудотворце рассказы во всяком случае были широко распространены и устно: они перенесены были также и на других мужей; но это было более возможно, если источником было не письменное, а устное предание. Один из них имеет прямое отношение к рассматриваемому повествованию. В сирийском жизнеописании Иакова Низибийского († 338 г.), которое Bedjan издал в т. Acta martyrum et sanctorum, p. 262–273, находится рассказ, который точно согласуется с повествованием об обмане Григория иудеями и наказании их. Здесь сказано (р. 267): „Но далее некоторые люди пытались обмануть святого и сказали одному из своих товарищей: ты ложись, как мертвый, — может быть, мы получим что-нибудь от него. Тогда один из них лег на плащ, и его товарищи понесли его. Они стали просить Иакова, чтобы он уплатил за погребение. Святый принял их просьбу и молился Богу как за мертвого, чтобы его грехи были прощены, и он был принят в лик святых, и дал им, что они просили у него. И когда он молился, отлетела душа того, который притворялся мертвым. Когда святый удалился от них на небольшое расстояние, его товарищи приступили к нему и стали говорить ему, чтобы он встал. Нo тот не отвечал. Они подошли к нему и увидели, что он давно был мертв. Тогда они побежали, догнали святого Иакова и молили его и целовали его руки и ноги и откровенно изложили причину своей дерзости: именно вследствие нашей нужды мы так поступили. Они молили его, чтобы он простил им грех и возвратил душу этого мужа в его тело. Он внял их просьбе в надежде на милосердие Божие и совершил чудо, и по молитве его возвратилась душа в свое жилище. — Здесь важно отметить, что конец сказания передается согласно с сирийскою повестью о св. Григории Чудотворце. Созомен в Церковной истории (VII, 27) передает подобное же чудо св. Епифания, в котором, вместо иудеев, действующими лицами являются нищие. Созомен знает, что такое же чудо совершено было и Григорием Чудотворцем.

ж) Исцеление одержимого юноши. Во время одного coбрания под открытым небом в какой-то местности той страны все удивлялись поучениям св. Григория. В это время мальчик закричал к собравшимся, что учитель не от себя говорит, но другой, стоящий близ него, произносит слова. Когда, по окончании собрания, к св. Григорию привели мальчика, то он сказал присутствующим, что отрок не свободен от демона, и, снявши с плеч своих омофор, приложив его к дыханию своих уст, возложил на юношу. Юноша начал биться и кричать, бросаться на землю, метаться, словом, испытывать все, чем страдают одержимые демонами. Когда св. Григорий возложил руку и прекратил его припадки, то демон оставил юношу, и он, пришедши в прежнее состояние, уже не говорил более, что видит кого-то близ св. Григория [169] .

169

2) Migne, PGr., t. 46, col. 941; русск. перев., ч. 8, стр. 179–180.

В сирийском житии суть рассказа передана согласно с повествованием Григория Нисского; но в подробностях есть особенности, характерные для сирийского жития. У Григория Нисского изгнание демона последовало по окончании собрания, в сирийском житии непосредственно за словами юноши. По Григорию Нисскому св. Григорий возлагает на юношу свой омофор , а по сирийскому житию — кусок верхней одежды самого юноши. Наконец, сирийское житие дополняет повествование сообщением слов, произнесенных демоном после повеления св. Григория, и угрозы его, раздавшейся в воздухе, что языческий царь отомстит за него Григорию [170] . Это сообщение служит переходом к следующему рассказу о гонении на христиан.

170

Русск. перев., § 12, стр. 15.

Поделиться с друзьями: